– Никогда не могла выучить, какая железка для чего предназначена, – что еще более укрепило меня в подозрениях. Ох, неспроста это, и для чегото я ей крепко нужен.
Ужин, как вы понимаете, прошел в непринужденной и дружественной обстановке. А как еще он мог пройти? Чай, не «Медвежий угол», и хватать пониже спины мою спутницу никто не собирался. Когда подали кофе, мы начали осторожно переходить к делам.
– Я собираюсь отправиться в путешествие. – Она неторопливо смаковала напиток и внимательно смотрела на меня.
– Флаг в ру… – начал было я и поперхнулся, вспомнив, с кем говорю и чтото смутное, про приличия, – очень интересно, и чем могу помочь?
Должно быть, она была домашней девочкой или совсем не знакома с фольклором, что, по моему мнению, одно и то же. Во всяком случае, начало фразы пропустила мимо ушей. На роль просветителя я вряд ли годился, и мы продолжили.
– Обстоятельства вынуждают меня совершить поездку в Москву.
Я предполагал, что это за обстоятельства и в какую сторону они изменились. Кивнув в ответ, вопросительно посмотрел на нее.
– Я хотела спросить, не согласитесь ли вы сопровождать меня, на тех же условиях? – Она старалась не выдавать волнения, но все равно было заметно.
– Двухдневная поездка в Марсель – это одно, а путешествие в Москву… – Продолжить мне не дали.
– Займет всего четыре дня. В оба конца.
В определенных ею сроках я очень сомневался, но аргументов против не находилось. Да и еще три тысячи были не лишними. Не сумев сдержать вздоха, я кивнул.
– Билеты на дирижабль заказаны на послезавтра. Дорожные расходы я беру на себя, и вот, возьмите, – она протянула мне кошелек, – здесь две тысячи.
Я поразился ее самоуверенности в отношении моего согласия, но тут же себя одернул. Не достигни мы договоренности – наверняка нашелся бы спутник. Чай, не в лесу живет.
Что ж, послезавтра. И я помчался к Анне. Наверняка уже бесится, а к моему приходу начнет перед кемнибудь крутить хвостом, пытаясь заставить ревновать.
21
В условленное время я стоял перед воротами загородного особняка, имея при себе только револьвер с пригоршней патронов. В пределах Империи никаких ограничений в передвижении не существовало, и о паспорте я не беспокоился. Я вообще ни о чем не беспокоился, если начистоту, свято исповедуя принцип: «Пусть лошадь думает – у нее голова больше». Да и перехитрить судьбу, заранее строя планы, еще ни кому не удавалось. Интересно, кто у них сформулировал знаменитое «делай, что должен, – случится, чему суждено»? Должно быть, из дома наблюдали и, приняв мой малахольный вид за колебания, поспешили навстречу.
– Вас чтото смущает? – Девушка смотрела в упор.
– Извините, задумался, и доброе утро. – Я тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться.
– Здравствуйте.
– Экипаж еще не готов, и мы можем выпить чаю. – Она повернулась, приглашая за собой.
Мы вошли в дом, и Елена напрямую спросила:
– Я могу рассчитывать на ваше полное содействие?
– Разумеется, располагайте мной и моими скромными талантами.
Безо всякого стеснения блузка была расстегнута и кулон снят.
– А… скажите, я могу пройти «туда» вместе с вами?
– Да сколько угодно.
Это не беспечность. И «войти» и «выйти» можно, лишь взяв меня за руку и при наличии моей доброй воли. А кому попало я руки не подаю.
Мы «перешли» к водопаду, и Елена снова восхищенно засмотрелось на это чудо природы. Прибор работал в «нормальном» режиме, оптимальном для «приема гостей» и не приводящем к амнезии.
– Какого вы рода? – Девушка смотрела на меня, выискивая чтото, ведомое ей одной.
– Интеллигент в первом поколении. – Объяснять чтолибо показалось утомительным, а врать не хотелось.
– Но вы наверняка не простолюдин! – Сказано несколько категорично, и я рассмеялся.
Ну как объяснить этому дитяти, что включает в себя емкое слово «инженер», ставшее в моей стране уже нарицательным.
– Ну, если вам зазорно ехать с холопом, могу и остаться.
– Холоп не может обладать «убежищем», да еще таким! Лишь людям благородной крови доступны места, подобные этому!
Ну вот, началось. Еще давайте приплетем сюда бога Ра и внебрачных отпрысков царя Гороха. Но мое столь наплевательское отношение к своей родословной не укладывалось в ее головке.
– Я вам доверилась и вправе знать, в чьих руках моя честь. – И почему это стольким людям так важен мой социальный статус? Жил себе жил, по мере сил никого не трогал, и вот на тебе. Но дурочку искренне жаль, и потому я примирительно начал:
– Ну, я бы предпочел оставаться инкогнито… – Глаза ее засияли.
– Так я права?
Я с тоской вспомнил Инну. При всей стервозности она, оказывается, обладала массой достоинств. Вот уж действительно, что имеем – не храним.
Но благородный я или подлец, каких свет не видывал, а никого другого на примете у нее не имелось. А потому стекляшка была спрятана, и мы, взявшись за руки, «вышли». А если для успокоения души ей нужен весь этот бред – да сколько угодно.
Читал в газетах о стратосферных дирижаблях, но в глаза ни разу не видел. Впечатление, надо сказать, было непередаваемым. Это нечто огромное, сравнимое разве что с кораблями пришельцев в «Дне независимости». Не будучи специалистом, не могу привести никаких технических характеристик. Знаю только, что он практически «непотопляем». А за сто пятьдесят лет воздухоплавания не случилось ни одной катастрофы. То есть аварии, конечно, имели место, но люди не гибли пачками, а поезд считался более опасным средством передвижения.
Салон первого класса выполнен в виде круглой гостиной, в которую выходили двери кают. Вращаться в обществе не тянуло, а потому я проспал все двенадцать часов путешествия. Все перелеты происходили по ночам. И таким образом, к утру мы оказались в Москве.
Этот город не был похож или не похож на «мою» Москву, деловитосуетливую, вечно кудато спешащую и состоящую из людей, боящихся опоздать. Существовало в ней какоето неторопливое величие, и если Париж архитектурно близок к своему «прототипу», то здесь сходство ограничивалось Кремлем. Отсутствовали многоэтажные коробки жилых кварталов, населенных «лимитой». Да, собственно говоря, «лимиты» как класса не существовало. В большинстве своем россияне проживали свою жизнь там, где хотели, а что может быть приятней родных мест? Имелся деловой центр, подобный Манхэттену, но в основном город состоял из особняков и поместий, перемежаемых огромными парками, больше похожими на партизанские леса. Само собой, размерами, а не запущенностью. Да, ктото крепко приложил руку к истории этого мира, и мне стало немножко завидно. Вот живут себе люди, и никаких вам «измов». И ничего, както обходятся.
* * *
Из Елены ничего нельзя было вытянуть, но, судя по всему, она ехала в столицу Империи «искать правды», надеясь на заступничество какогото дальнего родственника, «имеющего вес». Я же, как верный бодигард, вынужден находиться при ней неотлучно. Признаться же в дремучести и заявить о желании посмотреть город показалось неловким.
Мы поднялись на сто двадцатый этаж небоскреба, и, взглянув в окно, я ахнул. Поместья, парки и дороги расположены не абы как, складываясь в огромного двуглавого орла.
– Первый раз в Метрополии? – Говоривший, старичок лет восьмидесяти, внимательно смотрел на меня.
– Дда, – ответил я, потрясенный панорамой.
– А сами откуда будете? Если не секрет, конечно?
– Да какой уж там секрет, из Парижа.
– Что ж, приятных впечатлений. – И он, поклонившись, удалился.
По всей видимости, аудиенция не увенчалась успехом. Елена появилась бледная, нервно кусая губы и комкая платок. В немом вопросе я распахнул глаза, а она разрыдалась.
Не знаю, возможно, в ее глазах наш социальный статус уравнялся, а может, просто потребовалось выговориться, но я удостоился чести стать наперсником и уже минут сорок выслушивал историю ее несчастий.
В права наследования Елена вступила семь лет назад, после смерти матери. Поместье к тому времени стало убыточным, а небольшая фабрика, производящая шерстяные ткани, еле позволяла сводить концы с концами. Нет, она не была нищей и жила довольно хорошо даже по здешним меркам. Но никаких накоплений сделать не получалось. Излишки съедал налог на наследство. Сам по себе огромный, и, потребуй государство выплатить его сполна, имение ушло бы с молотка. Но подать выплачивалась в рассрочку на двадцать пять лет, род не приходил в упадок, и все оставались довольны. А с шибко умных требовали всё и сразу. И вот теперь я вытирал ей сопли и чтото мычал в утешение. И ведь даже, захоти я помочь и вернись назад, к моменту отправки письменного согласия «зарядить» камень, – не поверит ведь. А в том, что причиной всех бед стали именно последние события, я не сомневался.
Какая уж тут экскурсия по Москве. Взяв обратные билеты, я затащил ее в какойто парк и «перешел» к водопаду.
– А если отдать им эту стекляшку? – Но ответ я знал и не удивился.
– Будет еще хуже: хранение и использование. Поражение в правах до третьего колена. – От такой перспективы она снова разрыдалась.
Я обнял ее и гладил по голове, как ребенка. Но что можно было сказать в утешение? Бессилие – неприятное чувство, но поделать с этим я ничего не мог.
– Да полно вам, Лена. – Я впервые позволил себе фамильярность, но она не отреагировала. – В мире есть много удивительных мест. И возможно, довольно скоро потеря поместья покажется вам чемто не таким уж и важным.
Грешен, я сравнивал ее ситуацию со своей, но оставить гдето полмиллиона, доставшиеся, как ни крути, на халяву, и потерять родовое гнездо – это две большие разницы.
Мы сели на дирижабль, и она заперлась в своей каюте. На коврике, как верный пес, я оставаться не стал и тоже завалился спать.
Должно быть, ведомство, столь благосклонно обратившее свое внимание на одинокую девушку, имело все свойства жерновов. И действовало хоть и медленно, но столь же неотвратимо. Наверное, у них есть учебник «Как производить арест лиц, во всех отношениях неблагонадежных». Хотя, надо сказать, принцип «куда он денется с подводной лодки» себя оправдывал. В большинстве случаев. Ибо моя скромная персона коечего да стоила.
Услышав Ленины вопли, я вломился в каюту буквально по трупам. Она сидела на кровати полуголая, и в глазах у нее плескалось затравленное выражение. Один попытался схватиться за оружие, но тут же свалился со сломанной рукой. Ничего особо ценного, во всяком случае, сравнимого с нашими жизнями, здесь не имелось, и мы «перешли».
Коридор встретил шумом водопада и каскадом брызг. Лену била мелкая дрожь, да и мне, если честно, было не по себе.
– Что же теперь будет, Юрий? – Она смотрела на меня с надеждой.
– Мы живы, а это главное. И надеюсь, чтонибудь придумаем.
Старый испытанный способ с «возвращением» мог оттянуть неизбежное, но не решал проблемы в принципе. И боюсь, в любом случае барышню ничего хорошего не ждало. Конечно, мы представляли далеко не прогрессивную часть человечества, и реальная польза от нас с ней, ну, от менято уж точно, равнялась нулю, но всё же…
Временной промежуток, позволяющий чтолибо предпринять, составлял чтото около восьми часов. Начиная с окончания аудиенции и до посадки на дирижабль. Но что нам это давало? Как я уже говорил, практически ничего, так, возможность еще малость потрепыхаться. Я открыл банки с консервами и пивом, предложив подкрепиться. Лениво жуя, так же меланхолично ворочал в голове навязчивую идею. Подняться вверх по реке. Неизвестно, конечно, «выпустит» ли нас двухчасовая зона, но попытаться стоило. Насколько я понимал, пройдя «границу», существовал шанс попасть в немножко отличный мир. По крайней мере в «безлюдном» Париже, со стадами оленей, нас уж точно не обвинят в подрыве государственных устоев. Девушка, будучи «посвященной», должна легко совершить переход, пройдя пресловутые два часа. По крайней мере с моей помощью.
22
Взяв заснувшую Лену на руки, я, обуреваемый невеселыми мыслями, «вышел» в момент нашего с ней сидения в парке. С собой я нес весь золотой запас. Необходимо купить легкую обувь, пару рюкзаков и оружие. Конечно, револьвер при мне, но я думал о ружьях. А также медикаменты и запас продуктов, так как волочить на себе консервы с пивом не улыбалось. Лена не очень соображала, куда я ее таскаю и для чего всё это, а я был занят размышлениями. Существовал большой соблазн попробовать чтото изменить. Но я прекрасно понимал, что против системы, какой бы неповоротливой она ни была, двоим ни за что не выстоять.
Перетащив запасенное добро в лагерь, прилегли поспать. А то ведь взяли моду, будить людей среди ночи…
Проснувшись и позавтракав, тронулись в путь. Лена пыталась выяснить, куда мы идем, но я отмалчивался, с тревогой ожидая приближения двухчасового рубежа. Если б не она, я бы его не заметил, но девушка присела прямо на землю, заявив:
– Совсем никуда не хочется. Да и что это даст?
– Еще не знаю, но постарайтесь идти. Вы же в курсе, что это жизненно важно.
– Что может быть существенным после всего, что произошло? Да и вообще, отстаньте от меня.
Песня была знакомой. Надеялся я, правда, на лучшее, но не исключал и такого варианта. А потому, схватив ее в охапку, продолжил путь. Если мои рассуждения верны, то мы гдето близко от «границы». Еще минут тридцать неспешным шагом, и мы достигнем другого отрезка коридора. Помоему, того, что выводит в безлюдный мир. До «границы» мы добрались через пятнадцать минут, а еще через десять Лена сказала:
– Опустите меня, я хочу идти сама.
Всё правильно, мы преодолели рубеж, и теперь «эпицентр» притягивал к себе. Идти стало значительно легче, словно и не прошел несколько километров с ношей на руках. Однако я знал, что это ненадолго. Еще минут через сорок девушка сказала:
– Как здесь прекрасно! – И я понял, что мы достигли середины отрезка.
Устроили привал, немного перекусили, и я предложил:
– Хотите наружу? – Мы находились в нормальном течении времени, и никаких неприятных последствий для Лены не ожидалось.
– И что это даст? Мы даже не выбрались за пределы Москвы, – ответила она, и в голосе ее слышалось уныние.
Я загадочно улыбнулся и протянул руку:
– Пойдемте, мне кажется, мы очень далеко от Москвы. – Было видно, что она не поверила, но руку послушно подала, и мы «перешли».
Всё те же девственные места. Мы стояли на холме, и, насколько хватало глаз, нигде не было видно никаких следов человеческой деятельности. Вокруг только дикая, первозданная природа, слышно щебетание птиц, гдето стучал дятел, но и только. Интересно, есть ли здесь люди или мы единственные? Своего рода Адам и Ева. Нет, о том, чтобы поселиться здесь навсегда, речи не шло, но тот самый первобытный инстинкт, что каждый год выгонял меня с компанией в долговременные вылазки, бередил душу. Эх, ребят бы сюда, да на полгодика. Финансирование я беру на себя. Вот только одно маленькое «но». Они были нормальными людьми, и коридор мог попросту свести их с ума, что делало подобные мечты недосягаемыми. А жаль, ведь здесь наверняка столько интересного. Спутница моя тем временем осматривала окрестности, и во взгляде ее сквозило восхищение. Это радовало, означая, что Лена – наш человек, а не рафинированная барышня, сдуру решившая поиграть «в волшебников» и погоревшая на этом. Тут она сжала в руке кулон, озорно взглянула на меня, и чтото отвлекло мое внимание. То ли ветка хрустнула, то ли мошка пролетела. А когда взглянул снова – ее уже не было. Поделом мне, а то изображаю из себя невесть что, забыв, что окружающие тоже не лыком шиты. Надо отдать ей должное – появилась она довольно быстро, не став испытывать моего терпения. «Вышла» и протянула руку:
– Пойдемте, там так здорово. Не так, как было раньше, но всё равно.
«У нее» и в самом деле произошли изменения. Вернее, мы находились в другом месте. Стало даже красивее. Это были горы. Мы стояли на невысоком плато. Позади вздымались вершины посерьезнее, а перед нами лежала долина с небольшой горной речушкой. Метрах в десяти журчал ручеек. Солнца, правда, не видно, но довольнотаки светло, и небо голубое, а не серое, как «у меня». Видимо, характер накладывает отпечаток, и «выходим» мы туда, куда душа тяготеет больше всего.
Мне стало интересно, а куда «выйдет» Лена из моего мира? Надеюсь, хоть разто позовет с собой? Мы немного постояли, любуясь великолепным пейзажем, и вернулись назад. Предложение задержаться на несколько дней возражений не встретило, и я начал разбивать лагерь. Мешало отсутствие топора, но тащить на себе еще и топор было выше моих сил. Спустя час весело горел костер, возможно, первый рукотворный костер в этом мире. Закипал чайник, а спутница готовила ужин из пакетиков.