Военно-морское министерство Японии готовило внезапный удар по главным силам США на Тихом океане.
Между различными политическими и военно-промышленными силами страны существовали разные взгляды на варианты ведения будущей войны. Но по главному вопросу – быть или не быть войне – разногласий не существовало. В Японии возобладал милитаристский дух «бусидо».
Второй раз капитан Иванов встретил Рихарда Зорге на приеме, устроенном одним из японских дипломатов в отеле «Нью-Гранд», который располагался невдалеке от театра Такарадзука. Хозяином был первый секретарь МИДа Такеучи, недавно приехавший из Москвы. Кроме представителей дипкорпуса здесь было много иностранных журналистов. Все возбужденно обсуждали недавнее поражение англичан под Дюнкером.
В группе представителей зарубежной прессы Михаил Иванович заметил и Рихарда Зорге. Он что-то весело говорил французу из агентства «Гавас». К ним присоединились другие участники приема. Слышался смех. Это Зорге рассказывал анекдоты. Похоже, на подобных собраниях Рихард был душой компании и с удовольствием исполнял эту роль.
Иванов вспомнил недавнюю шифровку Зорге и подумал, что он знает о «Рамзае» многое, а вот тот о нем – ничего. Впрочем, Михаил Иванович не был самолюбив, и свято исполнял наставления руководства: никоим образом не проявлять какого бы то ни было любопытства к агенту, держаться подальше от него.
Это требование относилось и к членам резидентуры Зорге. Он знал всех заочно, но никого лично. Правда, однажды жизнь свела его случайно с четой Клаузенов, Максом и Анной.
Как-то группа сотрудников советского посольства выезжала на экскурсию для осмотра жемчужины храмовых ансамблей Никко. В Японии бытовала поговорка: «Не говори красиво, если не видел Никко!»
Впрочем, для разведчиков посещение праздников и знакомство с местными обычаями, осмотр исторических памятников, это еще одна возможность изучения страны и установление знакомств как с японцами, так и с иностранцами. Именно там он и встретил Клаузенов. Они находились в другой туристической группе, и их окликнули перед посадкой в автобус.
История радиста резидентуры Клаузена и его жены была весьма не простой. В 1933 году после работы в Шанхае Рихард Зорге возвратился в Москву, поселился в гостинице «Новомосковской» и с удовольствием диктовал на машинку страницы своей новой книги о Китае. А вот у Клаузена с возвращением в Советский Союз возникли немалые трудности. У Анны Жданковой, дочери русского эмигранта, на которой женился Макс, не было загранпаспорта. А ведь, по легенде, немецкий коммерсант возвращался в Германию. Уладить сложности удалось с помощью старых связей в германском посольстве.
Казалось бы, все волнения позади. Возвращение в Советский Союз принесет радость и облегчение. Но не тут-то было. Радисту-разведчику припомнят женитьбу на эмигрантке. Хотя она помогала Максу в его трудной разведработе, рисковала. Это не в счет. И отправилась чета Клаузенов в «ссылку», в российскую глубинку, в Республику немцев Поволжья, что в Саратовской области.
Макс, теперь он уже не Клаузен, а Раутман, стал механиком в городке Красный Кут, а Анна завела свое хозяйство – кур, коз.
Иванов вспомнил фотографию из личного дела Клаузенов той поры: он – в телогрейке, сапогах, она – хозяйка большого подворья в окружении домашний живности. Теперь эта чета выглядела совсем иначе. На Максе была модная стеганая куртка, сумка через плечо, на груди дорогой японский фотоаппарат. На Анне короткая меховая шубка, шапочка-картузик, темные очки. Они заботливо помогали друг другу при посадке в автобус.
«Что ж, в этом и есть талант разведчика, – подумал тогда Иванов, – дабы в нужных обстоятельствах быть естественным и в роли провинциального механика и его жены, и в роли респектабельных немецких коммерсантов в Японии».
Все большую тревогу в умы и сердца людей вселяла Германия. Мир облетела поразительная новость – в Великобританию сбежал Рудольф Гесс, по сути, второе лицо в Германском рейхе. Шла усиленная концентрация войск на юго-востоке Европы, угроза нависла над Балканами, активно действовала директива о возвращении немцев со всего мира в родной фатерлянд.
Иванов, как секретарь консульского отдела посольства, на собственной шкуре ощутил этот поток немцев, возвращающихся в Германию из Северной и Латинской Америки. В иные дни в отдел обращались по 50–60 человек. В период с марта по июнь консульство выдало более 6 тысяч транзитных виз. Впрочем, и сами немцы не скрывали, что Третий рейх играет «сбор».
Министр Мацуока ведет переговоры с США. В Вашингтон в качестве посла направляется адмирал Китисабуро Номура. Японские войска захватывают французский Индокитай. Готовится вторжение в Сингапур.
Мацуока принимает советского посла Константина Сметанина, а вечером того же дня в Германию отправляется генерал Томоюки Ямасинта, чтобы согласовать план военных действий против СССР. Вот и попробуй, разберись в этом несусветном политическом хаосе.
А разобраться крайне необходимо. И Зорге передает в Центр через разведаппарат в Токио отснятую фотопленку. Операцию по передаче пленки проводят Анна Клаузен и супруга консула Виктора Зайцева. Они «случайно» оказываются в одно время на приеме у врача-гинеколога. Жену сопровождает сам консул. Интересно, что опытный оперативник Зайцев, даже не успел заметить момент передачи пленки. Потом в разговоре с Ивановым он сокрушался по этому поводу.
Тогда еще ни Зайцев, ни Иванов не знали, что фотопленка, так искусно переданная Анной, сильно взволнует Москву. Опять в очередной раз, данные Зорге, его анализ и выводы резко контрастировали с мнением начальника Разведуправления. Так что же встревожило генерала Голикова? «Рамзай» сообщал, что после возвращения посла Отта из Берлина, стало известно о неизбежной предвоенной ситуации между Германией и СССР. Он утверждал: Гитлер завершает создание стратегической группировки на границе с Советским Союзом. Цель одна: мощным ударом в короткие сроки разгромить советское государство. Указывались направления ударов, имена командующих.
Центр был явно раздражен таким сообщением. Военному атташе полковнику Ивану Гущенко в достаточно жестком тоне предложили подтвердить или опровергнуть эти сведения. Москва явно не доверяла Зорге. Шифрограмма из Центра изобиловала словами «якобы», когда говорилось о сообщении «Рамзая», а также указанием: проверьте, так ли это?
Гущенко собрал на совещание офицеров резидентуры. Настроения Москвы были понятны. Однако решили на них не оглядываться, а подтвердить правильность доклада Зорге. В Центр сообщили: об усилении потока немцев, следующих через Советский Союз в Германию из стран Тихоокеанского региона. Назвали впечатляющие цифры количества выданных консульством виз.
Обратили внимание на то, что в Японии, да и на всем Дальнем Востоке, резко сократилась деловая активность немцев. Они закрывали счета в банках, распродавали имущество, активизировались их биржевые операции в Японии и в Шанхае.
Увеличилось количество беженцев и, в особенности евреев, уезжающих из Германии и Польши в страны Латинской Америки. Многие из них открыто говорили о готовящейся войне против Советского Союза.
Михаилу Иванову, как секретарю консульского отдела, приходилось много общаться с немцами. Подавляющее большинство из них были уверены, что русские и их фюрер Сталин готовят войну против Германии, с целью захвата Восточной Европы, поэтому из Берлина пришла директива, всем немцам, живущим за рубежом возвратиться на родину. Все следующие через территорию Советского Союза получали инструкции: вести себя скрытно, воздерживаться от переписи во время следования по СССР, тщательно хранить документы. Так же надлежало докладывать старшим групп свои наблюдения.
Все эти полученные данные Иванов, разумеется, докладывал своим старшим начальникам.
Словом, уже во второй половине мая благодушие, навеянное цветущей сакурой и солнечной весенней погодой, отошло на второй план и сменилось чувством тревоги.
14 июня 1941 года вышло сообщение ТАСС. Уже на следующий день японские газеты и радио выступали с подробными комментариями. Японцы извратили суть сообщения, обвинили Советский Союз в сосредоточении войск на границе, что якобы привело к нарушению спокойствия в мире.
Среди дипломатов заявление Москвы вызвало неоднозначную реакцию. Кто-то считал, что Сталин ведет с Гитлером сложную дипломатическую игру. У многих этот документ вызвал искреннее недоумение.
…Заканчивалась последняя предвоенная неделя. 21 июня 1941 года Рихард Зорге после беседы с послом Оттом передал в Центр радиограмму: «…По мнению посла Отта, война Германии с Советским Союзом неизбежна».
Стратегия «спелой хурмы»
22 июня 1941 года. Нападение фашистской Германии на Советский Союз стало реальностью. Началась Великая Отечественная война.
В советском посольстве в Токио слушали обращение Вячеслава Молотова к советскому народу.
«Не скрою, – напишет позже Михаил Иванов, – мы ждали чуда из Кремля. Но услышали в прямом эфире, как принято ныне говорить, покашливающий, неуверенный голос второго лица в государстве. Молотов был подавлен, его речь звучала невыразительно, тускло. Не услышали мы и ответа на главный вопрос: как это могло случиться?
Возможно, такая неудовлетворенность возникла потому, что в самый ответственный час истории выступал не сам Сталин, а Молотов. А что же Сталин? Где он, что с ним?»
Вечерние выпуски новостей газет «Асахи», «Майнити» на первых полосах поместили огромные иероглифы, означавшие «советско-германская война». Торжествующий голос диктора токийского радио под аккомпанемент японской патриотической мелодии «Кими га иб» сообщал о наступлении немецких войск, бомбардировках советских городов. Официальный Токио ликовал.
«Все мы в тот вечер ложились спать с большой тревогой за нашу великую страну, с тяжелым чувством: случилось что-то непоправимое», – признается Иванов.
Многие сотрудники диппредставительства положили на стол посла рапорта и заявления, с просьбой откомандировать их на родину с последующей отправкой на фронт. Москва ответила: пока оставаться на своих местах. Особенно настойчивые получили предупреждения, что при очередных обращениях их поведение будет рассматриваться как «дезертирство на фронт». Так и написано, черным по белому.
С первых дней войны правящие круги Японии повели себя как верные союзники фашистской Германии.
25 июня советский посол Константин Сметанин посетил министра иностранных дел Японии Иосука Мацуока. По заданию правительства он хотел выяснить, каково отношение Японии к войне, развязанной фашистской Германией.
Министр повел себя более чем бестактно. Развалясь на диване, ерничая и зубоскаля, он заявил: «Япония будет действовать в новой обстановке исходя из собственных интересов».
Тем временем обстановка в стране ухудшалась. Была развернута антисоветская пропаганда. Полиция ужесточила режим пребывания советских представителей. Наружная слежка за сотрудниками посольства и консульства стала навязчивой и постоянной. Японцы, которые еще вчера держались дружески, теперь, проходя мимо домов, где жили советские, выкрикивали ругательства, сквернословили.
Участились акты насилия в отношении наших дипломатов. Работникам консульств в Хакодате и Цуруге ограничили выход в город за продуктами. Секретаря посольства Михаила Привалова выдворили из вагона на станции Сендай и оставили на платформе, советника Якова Малика продержали в полицейском участке города Иокогамы шесть часов, якобы за нарушение правил дорожного движения, военного атташе Ивана Гущенко не выпускали из машины продолжительное время.
Иностранные дипломаты в Токио разделились на два лагеря. В одном из них были союзники Японии – немцы, итальянцы, финны, испанцы, венгры, румыны, в другом – советские представители, американцы, англичане.
Особенно враждебно к нашим дипломатам относились немцы и итальянцы. Они отказывались останавливаться в одном отеле с советскими, ехать в транспорте, посещать совместные приемы. Представители стран-сателлитов Германии старались во всем подражать своим хозяевам.
Весьма странно вели себя и союзники СССР. Как-то на одном из приемов, в хорошем подпитии, британский советник с издевкой, добивался ответа у Якова Малика и Михаила Иванова, сколько, мол, Красная армия продержится в борьбе с Гитлером – неделю, две, месяц? Правда, проспавшись, он принес извинения за «непротокольное поведение», но, как говорят, что у пьяного на языке…
Такова была обстановка в Японии первых недель войны. А что же Зорге? Что происходило с ним в эти дни? Да, собственно, то же, что и с остальными советскими людьми.
После капитуляции Японии нашим разведчикам удалось разыскать в Токио Макса и Анну Клаузенов и увезти их из-под носа контрразведчиков американского генерала Уиллоугби. Беседа состоялась между Ивановым и Клаузеном на конспиративной квартире во Владивостоке.
Макс рассказал, что Зорге после нападения фашистов на Советский Союз заметно сник. Несколько дней не выходил из дома. Видимо, он мучительно пытался найти объяснение случившемуся.
Судя по всему, «Рамзая» в чувство привел окрик из Центра: «Почему молчите?» Резидентура получила его через неделю после начала войны. Зорге ответил: «Японцы объявили мобилизацию ряда возрастов».
2 июля Виктор Зайцев по указанию Центра провел оперативную встречу с Рихардом Зорге. Михаилу Иванову было поручено обеспечение безопасности встречи, получение материалов и доставка их в резидентуру.
Вот как вспоминал об этом событии сам майор Зайцев: «Я встретился с Зорге в одном из захолустных ресторанчиков между Гинзой и станцией Симбаси. Рихард появился с опозданием на несколько минут и сам подошел к моему столику. Внешне ничто не говорило о его состоянии. Он был спокоен, как всегда собран, однако первым разговор не начинал. Внимательно смотрел, словно изучая меня.
На мои слова о том, что руководство в Москве высоко оценивает его деятельность в последние месяцы и ходатайствует перед ЦК о высокой награде, Зорге смутился и с улыбкой сказал: «Дорогой Серж, разве награда для коммуниста и разведчика имеет какое-либо серьезное значение? Главное в том, что мы с вами не сумели предотвратить войну. Теперь за это будет заплачено большой кровью. Я уверен, что в Москве это хорошо понимают».
Рихард замолчал, словно подбирая слова.
«Теперь нельзя допустить вступления в войну самураев на стороне Германии», – сказал он.
Я слушал Рихарда и видел перед собой нашего боевого товарища, твердого, уверенного, энергичного, каким мы его знали всегда.
«Передайте Директору, – обратился Зорге, – война будет тяжелой. Гитлер подготовился к ней тщательно. Нужна умная дипломатическая политика в отношении Англии и США. Что касается нас, то я и мои люди будут работать с полной отдачей сил».
Это была последняя оперативная встреча Зорге со своим руководителем. Они обстоятельно поговорили о работе, о состоянии резидентуры и будущих задачах. Зайцев передал «Рамзаю» определенную сумму денег в американских долларах.
Капитану Михаилу Иванову посчастливилось увидеть Зорге еще раз. Случилось это так. МИД Японии устраивал для дипкорпуса просмотр старинной национальной оперы «НО-о». Пригласительные билеты прислали советскому послу с супругой. Однако Сметанин от посещения этого мероприятия воздержался. Было решено отправить туда первого секретаря посольства и секретаря консульства Иванова в качестве переводчика.
Оперный спектакль проходил в старинном особняке в правительственном районе Токио. Прибывающих гостей встречали и провожали во внутренний двор особняка, где их ждало угощение с легкими напитками. Здесь Михаил Иванович и встретил Зорге. Он, как всегда, был в «боевой» журналистской форме. В легком тропическом костюме Рихард смотрелся весьма элегантно, был оживлен, обходил гостей, любезничал с дамами, перекидывался репликами со знакомыми. С немцами говорил на их родном языке, с другими иностранцами – на английском и французском языках.