— Грейнджер, у меня будет к тебе одна просьба. — Серьёзно начал Малфой.
— Слушаю. — Кивнула она.
— Ты не могла бы прийти ко мне на день раньше — в субботу на следующей неделе, а не в воскресенье.
— Почему? — Удивилась та.
— У меня дела. — Уклончиво ответил парень. Гермиона нахмурилась.
— Противоправные и противозаконные?
— Нет! — расширил глаза Малфой. — Просто мне так нужно. Ты сможешь? — он сжал ладонь девушки и поднес к губам. — Пожалуйста, Гермиона. — Он приложился губами к ее запястью на несколько секунд.
— Хорошо. — она несколько опешила от такого. — Если это так важно для тебя…
— Очень! — проникновенно сказал Драко. — Я буду тебе очень признателен.
— До встречи, Малфой. — Прошелестела Гермиона, исчезая в пламени, .
— До встречи. — вздохнул наконец полной грудью парень. Запах Грейнджер сводил зверя с ума, и поэтому Драко старался дышать меньше и медленнее. Теперь опасность миновала, и можно было подумать о себе.
Малфой вышел в галерею и сдернул покрывало с одного из портретов.
— Крестный, это правда? — С места в карьер начал Драко.
— Добрый день, мистер Малфой. — начал нудить портрет. — Давно Вас не было видно.
— И Вам, профессор. — с издевкой произнес парень. — Так я могу уже услышать ответ на свой вопрос или ты хочешь сначала обсудить пару светских новостей?
— О чем ты? — Оторвался от книги профессор.
— Что ты любил мать Поттера.
— Абсолютная. — Подтвердил он.
— Как? — недоумевал Драко. — Как такое может быть? Я же тебя знал совсем другим.
— Так и должно было быть. Великий план Альбуса Дамблдора. — усмехнулся профессор с портрета. — Жить ради того, кого хочется ненавидеть.
— И стоило так жить? — Буркнул Драко.
— Стоит. — грустно сказал профессор. — Любая жизнь стоит того, чтобы ее прожить. Ты знаешь это, как никто другой.
Малфой яростно накинул ткань на портрер, а профессор Снегг углубился в книгу, которую читал.
— Бред. — только и сказал Драко, направляясь в свою комнату. Сон ему был крайне необходим.
========== Часть 13 ==========
Холодный луч январского солнца умудрился проскользнуть между ставней спальни и по-хозяйски щекотал небритый подбородок хозяина дома. Драко недовольно провёл ладонью по щеке, стараясь смахнуть надоедливое свечение, но тщетно — опостылевшее светило отыгрывалось за несколько дней метели и промозглой погоды. Драко полулежал в большом кресле; днём ранее он пытался залить мучающего внутреннего волка алкоголем и, к великой радости парня, ему это удалось и он смог, наконец, забыться пьяным сном. Его вторая личность изнывала без Грейнджер, мучила всю неделю. Драко устал от постоянных требований, чтобы он взял, наконец, то, что было необходимо его второй ипостаси любым способом. Это-то и пугало Малфоя больше всего. Памятуя о реакции волка, коя произвела на него Гермиона в их последнюю встречу, его переполнял страх сорваться и навредить ей. Он боялся предстоящей встречи, так как она была намечена в последний день перед полнолунием. Если волк так реагировал на девчонку при растущей луне, что же будет, когда она появится за день до превращения?
Зайдя в винный погреб поместья, Драко взял несколько бутылок, особо не читая этикетки, предупредил Танура, чтобы его не беспокоили, и направился в спальню. Терзаемый мыслями и непрекращающимся рокотом зверя, которого не удовлетворяют в его потребности, юноша залил в себя несколько бутылок спиртного, пытаясь заткнуть ворочающееся в мозгу чудовище.
С трудом разлепив глаза, Драко осмотрел пространство комнаты опухшими глазами. Нестерпимо болела голова, хотелось пить, а настырный волк не оставлял его в покое даже сейчас.
… что, думал меня заглушить? — послышался насмешливый рокот, — Можешь не стараться, я сильнее тебя.
Драко застонал в голос и уткнулся лбом в ладони. Это было просто невыносимо!
— Сколько можно, ты, дьявольское отродье! — сквозь зубы прошипел Драко и что было силы, ударил себя ладонью по лбу, — Ты уничтожишь меня своими желаниями, мразь!
… не говори ерунды, мальчишка! Хватит противиться своей природе, пусти всё на самотек, и ты освободишься!
— Я не желаю быть подобно Сивому, ясно тебе! — вскрикнул Драко. — Я не стану убивать ради удовольствия!
От внутренней борьбы и в миг участившегося сердцебиения с новой силой заныла голова.
… ты сам хочешь с ней соединиться. Я слышу твои мысли!
Драко беспомощно зарычал. Как же он устал от этого всего! Да, твою мать, он уже хотел её, изнывал не хуже внутреннего волка, но не мог взять то, что так жаждал, ибо она принадлежала другому!
«Нужно выдержать! Просто необходимо сдержать его… Себя!»
… ты не сможешь долго мне сопротивляться! — завыл волк, казалось, кроша его мозг на атомы. — Тебе она нужна, так же как и мне! Вспомни, как ты вдыхал аромат её волос, запах её тела! Вспоминай!
Следуя ментальному приказу замелькали яркие картинки того вечера, когда он пришёл к ней в дом. Он видел всё словно наяву, будто это происходит сию секунду, но подёрнуто маревом. Он чувствовал её хрупкое тельце, зажатое между ним и кухонным шкафом, осязал рваное испуганное дыхание на своей щеке, видел распахнутые в непонимании карие глаза, розовые влажные губки…
Затем пришло на смену воспоминание их общего обеда. Её аромат, приятный звонкий голос, пытливый взгляд — всё это заставляло всматриваться в неё до боли, до рези в глазах. Смаковать движение её рта, когда она жуёт, как призывно двигается её горло, когда она глотает. Юркий язычок слизывает каплю сока с нижней губы…
— Мантикора тебя задери! — взвыл Драко, — Не смей мне это показывать! Я не имею права её хотеть, она не свободна!
Ответом был лишь режущий холодом лающий смех. Раздражённо встав с кресла, Драко вышел в коридор, ему было необходимо привести мысли в порядок и взбодриться. Он зашёл в ту самую залу с зеркалом и подошёл к раскрытому окну. Это был единственный вход и выход в замке. Парадные двери Малфой приказал заколотить ещё в мае. Драко мягко спрыгнул на снег в чём был — брюках и рубашке — и пошёл к утопающему в снегу саду. Он не беспокоился о холоде, ибо сейчас он был ему необходим.
Прогулявшись по оранжереям, проветрив скованную спазмами голову, он пришёл обратно в спальню и, упав на кровать, забылся сном.
***
Утро выдалось солнечным и морозным. В такую погоду всегда хотелось одеться потеплее, выбежать на улицу и играть в снежки до тех пор, пока не замёрзнут щёки, но Гермионе было не до этого. Стоило вернуться в Хогвартс, как на неё снова навалилось множество обязанностей. В первую очередь она составила отчёт и описала в документе всё, как было. Ничего не утаивая и не приукрашивая. Пусть Бруствер знает, что с Малфоем всё в порядке. В понедельник утром девушка отправила совой документ и направилась на пятиминутку старост. Как старшая по званию, она была обязана всё контролировать и за всем следить. Проведя еженедельное собрание префектов в понедельник утром, Гермиона приступила к корректировке графика дежурств, так как один из четырех простудился и лежал в лазарете с температурой. Она распределила дежурства по остальным старостам и во вторник утром разослала свитки совиной почтой. Помня, как были недовольны старосты в прошлый раз, гриффиндорка позаботилась о своём спокойствии. Тревог и забот ей и так хватает.
Был полдень пятницы, и Гермиона планировала закончить со всеми делами как можно скорее, отправить Рону сову и приготовить вкусный ужин. Всё же девушка надеялась на встречу со своим молодым человеком, но тот практически жил в магазине брата по понятным причинам. С одной стороны, это обижало Гермиону — неужели Рон не хочет побыть с ней подольше, ведь Джордж не пятилетний ребёнок, которого невозможно оставить одного; а с другой, она прекрасно понимала ситуацию и искренне сочувствовала некогда весёлому старшему брату своего парня. Вскоре Рон прислал ответ. Прочитав письмо, Гермиона с досадой опустилась в кресло гостиной Гриффиндора. Он снова отказывал в вечере, объясняя серьёзностью проблемы с Джорджем — парень начал прикладываться к бутылке, и теперь его опасно оставлять одного, мало ли что может учинить волшебник в пьяном и подавленном состоянии. Гермиона бросила записку в огонь камина и пошла в лазарет. Она ещё в сентябре вызвалась оказывать помощь студентам с младших курсов справиться с послевоенным стрессом. Да, у Грейнджер не было квалификации колдопсихолога, но ей он был и не нужен. Ведь многим было необходимо просто выговориться. Мало кто из ребят мог сразу рассказать то, что их беспокоило, и Гермиона пыталась найти к каждому свой подход. Потихоньку ребёнок раскрывался, и девушка чувствовала сердцем, как тревоги и страхи уходят.
Ей самой хотелось выговориться и вылить всю грязь, которая уже начала бродить внутри её души. Освободиться от кошмаров — вздохнуть полной грудью. Но выслушать её было некому. Она пыталась поговорить с Гарри, но тот сразу мрачнел, бледнел и находил предлог либо сменить тему, либо уйти вовсе. С Роном какое-то время Гермиона обсуждала наболевшие проблемы, но в большинстве случаев как всегда была просто слушателем. Бывали дни, когда она запиралась в ванной, включала душ на полную и плакала от переполняемой пустоты. Выплакав дежурную порцию слёз, Грейнджер выходила из душа, подолгу всматривалась в своё отражение в зеркале и убеждала себя в том, что она сильная, что она совсем справится сама, но как бы она себя не убеждала, в глубине души понимала, что долго ей так не протянуть, поэтому и вызвалась помогать другим. После был этот неожиданный Рождественский визит в Малфой-Менор и сам Малфой. С удивлением Гермиона заметила, что общение с бывшим слизеринцем её отвлекает, хотя кошмары никуда не делись. Они так и витали в её спальне, скалясь каждую ночь. В Малфое она видела малое отражение себя. Тот так же справлялся со всем сам, без поддержки и помощи. По большей части Гермиона призналась, что Драко досталось больше других. Он лишился всего, что для него было привычно и дорого с рождения, но находил причины улыбаться и шутить. Хотя, кто знает, может это его маска, а в душе он воет волком? Гермиона дала себе слово во всём разобраться и помочь бывшему сокурснику, чем сможет.
***
Его окутывал аромат орхидеи. Манящий, сладостный запах её тела, он обволакивал и возбуждал. Открыв глаза, Драко оказался на кухне дома Гермионы. Он стоит к ней настолько близко, что может разглядеть на её радужках взрыв более тёмного, насыщенного карего оттенка. Не удержав себя, он прижимается ртом к её щеке. Кожа такая бархатистая, нежная и манящая, что перехватывает дух. Драко ощущает её тёплое дыхание шеей, и это заставляет продвинуться выше — к уголку её губ. Аккуратно, словно боясь спугнуть, он проводит кончиком языка по нижней губе, слизывая девичий судорожный вдох. Гермиона размыкает губы, ловя его поцелуй. Драко продвигает ладони по столешнице к её бёдрам, подхватывая под попку, усаживает на стол и впивается в такие манящие губы. Гермиона тяжело дышит, пальцами зарываясь в его волосы. Драко сжимает в ладони упругую грудь, она, не сдерживаясь, запрокидывает голову, тихо стонет, подставляя изящную шею. Кончики её волос касаются его руки на её пояснице, и, это невесомое прикосновение заставляет сильнее сжать её в объятиях. В голове набатом стучит «Моя, моя, моя». Драко, не теряя времени, опускается на тонкую шею, прямо к пульсирующей жилке, вдыхая аромат её кожи, проводит языком, слизывая запах, пытаясь запечатлеть её букет в себе. Его губы осторожно целуют кожу, пробуя на вкус, растягивая ее удовольствие. Еле слышимые стоны и частые вздохи показывают, что она неравнодушна к его действиям. А наоборот, еще больше запрокидывает голову в сторону и назад, открывая больше пространства для его ласк. Драко жадно целует ее шею, оставляя засос, свою метку на этом теле. Но, секунда, и он чувствует на языке сладкий привкус крови, ощущает, как она стекает тонкими струйками по подбородку, капая на хлопковую футболку Гермионы. Что-то идёт не так. Потому что он не слышит стонов и дыхания своей девочки. Он быстро распахивает глаза и забывает, как дышать. Его Гермиона замерла в нелепой позе: голова слишком сильно запрокинута на бок, из приоткрытого рта и шеи струится густая кровь, глаза распахнуты в немом ужасе. Он отстраняется и понимает, что укусил её слишком сильно, что он утратил контроль над зверем, и тот выплеснул всю свою неистовость на невинную девочку. Его девочку. «Нет! Нет-нет-нет!» Когти волка, впившиеся в талию и живот Гермионы, окончательно разрывают её, когда Драко отскакивает, пытаясь не причинить большего вреда. Гермиона в судороге с хрипом пытается вдохнуть, но живительный воздух не поступает в лёгкие, застревая в разодранной глотке. Девочка, его маленькая девочка сгибается безвольной куклой и с глухим стуком падает в лужу собственной крови. Драко соскальзывает на колени, бессвязно шепча что-то, не желая признавать реальность. Чайник на плите завывает, исходит жаром Ада, в котором будет веками полыхать Малфой за это убийство. За уничтожение невинной души! Драко дрожащими, по локоть в крови руками подхватывает свою девочку, вглядывается в остекленевшие глаза и не видит в них Её. Маленькую гриффиндорку, свою малышку! Она мертва и больше не дышит. Горестный крик застревает на уровне кадыка. Он утыкается в мягкие волосы своей крошки, вдыхает аромат шоколада и приглушённо воет, баюкая хрупкое тело.
В тёмной холодной спальне раздался задушенный стон. Драко рывком сел в кровати, тяжело дыша. Он заметался в постели, судорожно шаря по смятым простыням, пытаясь отыскать её, но не находил.
— Нет, нет, нет! — словно в бреду повторял Драко, комкая одеяло, — Я не мог, это не она, где же она, где!
Заграбастав одеяло в охапку, Драко стал баюкать его, в подобии Гермионы из сна, не веря, что он действительно мог сотворить такое. Она была настолько реальна, его Гермиона. Она была так отзывчива на его ласки, она доверяла ему, а Драко так с ней поступил.
Со злостью откинув простыни, Малфой что есть силы, вцепился в волосы, уткнулся в согнутые колени и приглушённо завыл.
То, чего страшился больше всего, он увидел как наяву. Он чувствовал тепло её тела, сладость её губ и дыхания. Её стоны, о, Мерлин, её стоны. Тихие, робкие, застенчивые.
А потом всё перевернулось; его будто выдернули из огня страсти и окунули в полымя отчаяния со скоростью падающего метеорита. Он даже не заметил, как перевоплотился рядом с ней, как прокусил её горло и вонзил острые, как бритва, когти в её тело. Такое хрупкое и податливое тело.
— С*ка! Зачем ты это делаешь?! — вскрикнул парень, начиная бить себя кулаком по голове. — Я не вынесу этого снова! Я покончу с собой!
Какое-то время зверь не отвечал.
— Я сказал, отвечай! — зарычал не своим голосом Драко.
… это не я. — послышался обескураженный рокот зверя. — Это твои страхи, я к ним не причастен.
— Не лги мне, бесовское отродье! Ты заставил меня смотреть, как будешь её убивать, рвать на куски, наслаждаться вкусом её крови! — взвыл Драко, не обращая внимания на горячие слёзы бессилия, стекающие по его лицу, смешиваясь с потом. — А меня заставишь на всё это смотреть, да? Я буду заперт в собственной голове, когда ты будешь убивать мою Гермиону?!