Она не верила своим глазам: из-за валуна виднелось что-то вроде сарая. В точности как обещала карта.
Лошадь дотащилась до сарая и заглянула внутрь. Там витал волнующий чудесный запах клевера и тимофеевки. Лошадь легла на бок в сенный ворох, глубоко вздохнула – и заснула, как младенец.
3
Лошадь проснулась оттого, что захотелось есть. Во сне она уплетала всё подряд – от тимофеевки до клубники с молоком. Лошадь поднялась и огляделась. Было уже светло, и когда она прислушалась, то ей показалось, что лес снаружи свистит, как сотня птиц с одинаковым голосом.
«Должно быть, сейчас весна, – подумала Лошадь, – птицы весной поют». Она выглянула наружу и разочаровалась: в лесу не было ни единой птички, слышался только ровный, сильный гул ветра в ветвях деревьев. Лошадь замёрзла и принялась расхаживать взад-вперёд, чтобы согреться. Голод одолевал всё сильнее.
Она пригляделась к месту своего ночлега и вдруг сообразила, что спала в ворохе настоящего сена!
– Вот это случай, – удивилась Лошадь, – я ведь могу съесть свою постель!
Она ухватила порядочный пук сена, другой, третий… Челюсти мололи вовсю, а глаза сияли счастьем.
Но когда голод был утолён, вернулась тишина, а с нею – странное неуютное чувство. Лошадь вспомнила свой дом, одеяло, книги. Вспомнила, как бурчал холодильник и потрескивала в холодные дни батарея. А какая мягкая была там постель!
«И зачем я ушла из дому, – расстроилась Лошадь, – мне теперь никогда уже не вернуться обратно! Снова идти мимо Янтунена я не решусь – кто знает, какие он там плетёт козни. А другой дороги нет. Буду остерегаться людей!» – решила Лошадь, сердито фырк нув. И снова прислушалась: в ушах стоял только ровный шум дождя. Капли стучали по крыше сеновала. И она заплакала; хорошо ещё, что не начала громко всхлипывать.
– Что мне теперь делать, – шептала Лошадь, – куда же идти? Что со мной будет – с несчастной, одинокой и бедной маленькой лошадкой?
Лошадь слушала собственные причитания, и ей становилось всё грустнее.
– Чего ты плачешь? – послышался тоненький голосок откуда-то с пола. Лошадь так испугалась, что даже попятилась.
– А ты где? – спросила Лошадь, пытаясь разглядеть, кто это, но в сарае никого не было. Правда, рядом с Лошадью лежала кучка яблок, которую она раньше не заметила, но яблоки ведь не разговаривают. А эти разговаривали, да ещё и шевелились в придачу. Кучка потихонечку пододвинулась к самым ногам Лошади, и, покуда она, ничего не соображая, разглядывала яблоки, из-под них высунулось маленькое чёрное рыльце с глазами-пуговками. И яблоки сказали:
– Я не какая-нибудь говорящая куча яблок, а Ёжик! Этой осенью уродилось так много яблок, что, пока я пробегал ночью по саду, ветер вон сколько их натряс мне на спину! Счастье ещё, что я жив остался! Теперь вот не могу снять их с иголок. Но это тебя, конечно, не интересует. – И Ёжик вздохнул. – Чего ради ты станешь мне помогать?
Лошадь подумала немножко. Для начала она понюхала яблоки, осторожно потянула одно зубами и нечаянно съела. Какое же оно оказалось чудесное – терпкий свежий вкус холодил во рту. Белый налив!.. Лошадь съела ещё одно… Антоновка! Вне всякого сомнения! Третье было неизвестного сорта, но тоже вполне съедобное. Лошадь не успела и глазом моргнуть, как слопала все яблоки со спины Ёжика. Чуть было и его не слопала.
– Смотри меня не проглоти, – предостерёг Ёжик, – а то как взъерошу иголки – ни за что не вытащишь из глотки! И вообще, держись-ка лучше подальше.
«Может, Ворона совсем и не опасна, – думала Лошадь, – по крайней мере, вид у неё безобидный».
– Не хочешь ли чашечку чаю? – обратилась она к Вороне. – Я могу уступить тебе место у костра. День сегодня довольно прохладный. Я сама чуть было не простудилась, когда входила в реку – слегка искупнуться.
Ёжик собрался возразить, но раздумал. Он медленно отошёл в сторонку, топорща иглы. Ворона всё время внимательно следила за ним, но подскакивала всё ближе и ближе к костру. Она взяла протянутую Лошадью чашку и, пожав плечами, окунула туда клюв. Послышалось урчание и чмоканье. Потом Ворона вытащила клюв и поставила пустую чашку перед Лошадью.
– Спасибо. У меня сегодня выдался тяжёлый день. Это было недурно. Если, конечно, это был и вправду чай… – сказала Ворона, растягивая слова, как резинку.
Лошадь воззрилась на Ворону. Неужто чай ей не понравился? Ворона многозначительно улыбалась. Это была большая птица. Чёрные перья влажно блестели, серая рубашка была из мягкого льна, а на ногах красивые сапожки из наилучшей кожи. Видно было, что Ворона знает себе цену. Она горделиво повела головой. Её чёрные глаза сверкнули, когда она заговорила:
– Мы сидели на берёзе – я и моя подруга – и обсуждали, чем заняться на следующий день. Я как раз предложила развлекательный полёт в город – и в это время в нас начали стрелять. Двое людей подкрались сквозь соседний ельник совсем близко. Ах, как мы напугались! Я металась туда-сюда – измучилась до полусмерти.
Иглы Ёжика медленно улеглись, – видимо, он успокоился. Лошадь была довольна. Она допила чай и в свою очередь рассказала Вороне, почему оказалась здесь: об очках, о Янтунене, Ёжике, о карте и молокозаводе – обо всём. Под конец рассказала и о том, как решила перейти реку и еле-еле спаслась. Ворона время от времени каркала. История её заинтересовала.
– Минуточку! – сказала Ворона и взмахнула крыльями. – Обождите. Может, я что-нибудь придумаю.
Она взлетела на вершину высокой ели и так оглушительно закаркала, что Ёжик с Лошадью дружно заткнули уши; иглы у Ёжика опять встали дыбом; на одной из них, как военный стяг, развевался жёлтый берёзовый лист.
Ворона вскоре умолкла и спланировала обратно на землю, но прежде, чем Лошадь успела раскрыть рот, воздух засвистел от взмахов сотен крыльев, и вороны одна за другой стали приземляться на поляну. Куда бы Лошадь ни взглянула, на неё смотрела ворона; деревья вместо опавших листьев вдруг украсились гроздьями чёрных «плодов». Лошади стало страшновато.
Большая Ворона угадала её мысли:
– Не бойся! Вы помогли мне. Может быть, я тоже смогу вам помочь.
И закаркала, – наверное, описывала ситуацию остальным воронам. Те долго галдели – поочерёдно, вразнобой и хором: «Крр-ра-а-ак!», «Кррру-у-ук!», «Карррай – крро-о-у-у!» Лошадь ничегошеньки не понимала.