Витек невольно залюбовался этим танцем смерти. То, что это именно танец смерти, сомнений не было. Потому как такой удар – выверенный годами тренировок, с вложением всех ста двадцати – ста тридцати килограмм литых мускулов, да еще туда, куда надо, и к тому же голым кулаком, не защищенным боксерской перчаткой или хотя бы каратистским «блинчиком», – это, скорее всего, смерть. Или страшное увечье на всю жизнь. И еще неизвестно, что хуже.
Стас нанес прямой удар предплечьем в грудь нарисованной жертвы – и одна из цепей не выдержала, лопнув с натужным звоном. Мешок провис набок. Стас с досадой пнул снаряд, матюгнулся, повернулся, взял с рядом стоящей скамьи полотенце – и тут увидел Витька.
Витек не стал дожидаться покровительственных взмахов хозяйской длани и шагнул вперед.
Стас снова не счел нужным поприветствовать гостя.
– Люблю этот удар, – кивнул он на грушу. – Если проходит – то все. Или ребрам кирдык, или трахее. Куда попадешь, значит, тому и кирдык. И по-любому, тому, кому он прошел, звездец. А знаешь, откуда я его взял? Из тупой компьютерной игрушки типа «Мортал комбата». Век живи – век учись.
Что такое «Мортал комбат», Витек не знал и потому информацией не проникся. Хотя удар, надо признать, был впечатляющий. Стоило запомнить и отработать на досуге.
Стаса же, похоже, невнимание к его познаниям в науке набить лицо ближнему слегка задело. Он бесцеремонно начал вытираться полотенцем, не забывая подмышки и нимало не стесняясь присутствия гостя.
– Так чем обязан? – спросил он, не прерывая своего занятия тоном типа: «А не пора ли вам, юноша, по известному адресу?»
– Я Афанасию долг пришел вернуть, – скучно сказал Витек.
– Какой такой долг? – удивился Стас, нюхая полотенце и недовольно морща при этом нос.
– Я у него машину купил. И денег остался должен. Пришел вернуть, – механическим голосом говорящего автомата объяснил Витек.
– Это его табуретку на колесах, что ли? И за сколь прибарахлился?
– За шестнадцать.
– Круто, – усмехнулся Стас. – И откуда же у вас, молодой человек, позвольте поинтересоваться, такие деньги?
– Заработал, – по-прежнему безразлично ответил Витек.
Стас отложил полотенце, присел на скамью и потер лоб.
– Ну, заработал, так давай мне. Я передам.
Витек покачал головой.
– Я ему должен. Ему и отдам.
– Не доверяешь, значит?
Витек молчал.
– Не доверяешь. И правильно делаешь. Как говорил цыган в анекдоте, никому верить нельзя, самому себе верить нельзя…
И заорал неожиданно и зычно:
– Афанасий!!! А-фа-на-сий!!! Эй там, еп-перный театр, Афоню позовите кто-нибудь!
Из-за стеклянной перегородки, за которой по-прежнему глухо трещали выстрелы, словно чертик из табакерки, выскочил Афанасий в грязном пятнистом камуфляже. При виде гостя на лице его промелькнула легкая ухмылка.
– Тебе долг принесли, – сказал Стас, кивая в строну Витька.
– Весь? – изумился Афанасий. Ухмылку с его лица как ветром сдуло.
– Весь, – сказал Витек, доставая из кармана пачку долларов, перетянутую черной резинкой. – Восемь тысяч.
– Так, – сказал Афанасий, слегка меняясь в лице. Он взял деньги, повертел их, отыскивая что-то, одному ему ведомое, и, отыскав, с глухим «У-ф-ф!» опустился на скамью рядом со Стасом.
– Настоящие? – кивнул на деньги Стас.
– Самые что ни на есть, – покачал головой Афанасий. – Настоящее не бывает.
Он оторвал взгляд от пачки и уставился на Витька.
– А теперь давай начистоту, парень. Что с Дрыном?
– С кем? – не понял Витек.
– С Дрыном. Это ты у него деньги отобрал?
– Эти – деньги – я – заработал, – раздельно каждое слово повторил Витек. – И вернул тебе долг. А как я их заработал – это не твое дело.
Ноздри Афанасия начали раздуваться. Сейчас он совсем не был похож на деревенского увальня. На скамье сидел матерый уголовник, реально собирающийся «мочить» вконец оборзевшего «фраера».
Но «мочить фраера» ему не дали.
Стас положил тяжелую руку на плечо Афанасия.
– Остынь, братуха, – сказал он. – Как ни крути – а Виктор прав. Хошь по понятиям, хошь по жизни.
– Так он же…
– Итак, Виктор, – перебил Афанасия Стас. – Ты мое предложение обдумал?
– Это насчет работы? – мрачно поинтересовался Витек.
– Это насчет нее.
– А у меня есть выбор?
– Честно говоря, вряд ли, – хмыкнул Стас.
– Понятно. Ну, если подлянки свои прекратите – то можно попробовать.
Стас рассмеялся.
– Подлянки? Ты о чем это, Витя?
– Сами знаете о чем, – хмуро ответил Витек. – Что ни день – не ты, так твои мордовороты как лоха обуть пытаются.
– Так лох – он для того и существует, чтоб его обувать, – вкрадчиво сказал Стас. – Это своих обувать западло.
– Я теперь свой?
– Теперь да.
– А денег своим сколько платят?
– Две штуки в месяц для начала тебя устроят? Плюс премиальные. За особые задания.
– Две штуки чем? Долларами?
– Нет, керенками.
– Если долларами, то устроит. Правда, смотря чего делать надо.
– Для начала домой иди, – сказал Стас. – Отдохни, трахни там кого-нибудь, в кабак сходи – только не нажирайся. С завтрашнего дня у тебя начнется веселая жизнь. В десять ноль-ноль будь любезен быть здесь.
Витек не заставил себя долго упрашивать.
С шипением закрылись за ним бронированные створки.
Афанасий резко повернулся к Стасу.
– Не, ну теперь ты мне скажешь, на кой тебе сдался этот валенок? – резко спросил он.
На поясе Стаса зазвонил мобильник. Стас махнул рукой Афанасию – подожди, мол, – и щелкнул трубкой.
– Да, слушаю.
– Стас! – завопила трубка. – Это Длинный! Тут такое, блин!!!… Не, ну такое!..
– Короче, – потребовал Стас.
– Ну, мы с Дрыном вчера начали…
– Подробности не по телефону.
– Ну, короче, все как ты сказал. Только, значит, вскрыли, так вылетает этот лох. Я в темноте не разобрал, но, по-моему, он Дрыну каким-то дрыном в лобешник засветил, аж треск пошел. Дрын с катушек – хлоп.
– Дрыну дрыном – это сильно. А ты?
– Ну это… он и меня приложил… так, что я еле-еле смог ноги сделать. А меня ментовской патруль через квартал тормознул – куда бежишь, зачем бежишь. Короче, пока они там все про меня выяснили, я всю ночь в обезьяннике просидел. Только откинулся – и сразу тебе звонить. Стас, это… слушай, по ходу, лох Дрына вглухую сделал – у него башка в натуре как арбуз затрещала…
Стас не дослушал возбужденные вопли, доносящиеся из трубки, и медленно задвинул назад крышку мобильника.
– Что-то типа этого я и ожидал, – задумчиво произнес он. – А вот тебе и ответ, Афоня, на все твои вопросы. Лох-то наш за неделю пятерых человек завалил. Такой лох – он дорогого стоит.
– Это точно, – сказал Афанасий. – Только что ж это получается? Он Дрына грохнул и мне же вернул мои бабки, которые я Дрыну дал за то, чтоб он мою тачку дернул и мне пригнал? У меня ж клиент заряжен, который за мое точило с ходу двадцатку грина дает! А я, выходит, твоему Вите его за восемь продал?
Стас развел руками.
– Теперь уж ничего не попишешь. Твоя была идея. Бывает.
Афанасий рассвирепел.
– Да я ж еще своим гаишникам триста грин за спектакль отстегнул! Да я его..! Да он мне..!
– Погоди, Афоня, охолони.
Стас похлопал Афанасия по загривку, словно хозяин брыкающегося коня.
– Ты ж все бабла влегкую срубить хочешь…
– А кто этого не хочет? – окрысился Афанасий. – Ты, что ли, не хочешь?
Стас рассмеялся.
– Ежели хочется бабла легкого да чтоб по жизни сидеть в тепле и ни фига не делать, для этого много учиться надо. Фидлера с Кортасаром читать, слова умные учить, типа там – симулякр или, скажем, дискурсы легитимации…
– Не, такой фени мне не освоить, – покачал головой Афанасий.
– Понятно. Тогда, выходит, книжки писать – это не твое. А то подумай. За книжки с симулякрами иные писатели в столице за раз по сотке косарей грина отхватывают.
– Да ну?! Не звездишь?
– Скажем, век воли не видать тебя устроит?
– Ну, блин…
– Но если с книжками никак, можно проще, – сказал Стас. – Тогда ребенка роди.
– Чего? – выпучил глаза Афанасий. – Ты чо, в натуре…
– А ты меня, Афоня, натурой не пугай, – спокойно глядя в глаза собеседнику, сказал Стас. – Я этого добра много бачив. К тому же, ты не догнал. Вот Арнольд Шварценеггер – он когда знаменитым стал?
– Когда? – спросил уже ничего не понимающий Афанасий.
– Не тогда, когда Терминатора с Конаном сыграл, а когда на экране сначала девственником стал, а потом ребенка родил. В Штатах эта тема в принципе приветствуется. Когда мужик вместо бабы шарашит и помаленьку в нее превращается. А ты не теряйся и скопируй тему. Мышц тебе не занимать, и челюстью ты на Шварца схожий. Роди спиногрыза в натуре. За это дело мужику там сразу премия выписывается. Миллион долларов. Чарли Чаплин, покойник, завещал. А там, глядишь, тоже губернатором какого-нибудь штата сделаешься.
– Угу, – хмыкнул Афанасий. – Ты меня сначала на ПМЖ в Штаты определи, а там я тебе хошь ребенка, хошь сразу Мэрилин Монро детородного возраста организую.
– Из ребра?
– Чо?
– Через плечо и на охоту. Мэрилин Монро из ребра организуешь?
Афанасий самодовольно хмыкнул.
– Будь я ихним гражданином, я б и баб, и бабки не только из ребер – из воздуха делал. Да мне бы и грин-карты хватило.
– Ну, ты прям Гудини…
Афанасий резко подался вперед.
– То есть ты понял то, что сейчас прогнал? – свистящим шепотом прошипел он. Рукоять охотничьего ножа словно невзначай высунулась из-под полы его куртки.
– В смысле? – неподдельно удивился Стас. – Фокусников не любишь?
Афанасий наморщил лоб.
– Каких таких фокусников?
– Гарри Гудини был известным американским иллюзионистом.
Стас почесал в затылке.
– Точно?
– Ну да. А в чем проблема?
– Вот черт, – почесал затылок Афанасий. – Это я попутался маленько. Не догнал, что ты не при делах. У нас в зоне Гудини машек называли.
– А при чем здесь матрацы и американский фокусник?
– Да не матрацы, а опущенных. Которые в гудок долбятся.
Стас хмыкнул.
– Да уж. Интересные ассоциации. Но, вернувшись к теме базара, придется прийти к тому, что нету у тебя грин-карты. И пока ты не Иисус, а Афоня, пусть Витя побудет с нами, – подытожил Стас. – Подождем, присмотримся, а там и думать будем, что дальше с ним делать.
– А мне что, пешком ходить, пока ты к нему присматриваться будешь?! – взревел Афанасий.
– Ну, зачем пешком, – спокойно сказал Стас. – В гараже возьми пока белую «десятку» – и пользуйся на здоровье, пока что-нибудь новое себе не присмотришь.
– Мне?! На «десятку»?!
– Ну, уж не обессудь, братуха, – жестко сказал Стас, вставая со скамьи. – И на этом скажи спасибо. Сам лоханулся – сам и расхлебывай.
Стас забросил на плечо полотенце и направился к огромному зеркалу, которое автоматически отъехало в сторону, открывая дверной проем.
– Понятно, – тихо пробормотал Афанасий ему вслед. – Сам лоханулся – сам и расхлебывай…
Афанасий покатал на языке фразу, недоуменно качая головой. Фраза ему определенно не нравилась.
– Не, ну все-таки скажи – на кой тебе этот лошок уперся? – упрямо бросил он Стасу в спину.
Стас остановился, обернулся и сказал терпеливо и с расстановкой, как объясняет очевидное учитель напрочь бестолковому двоечнику.
– Я ж тебе уже все сказал, Афоня. Ежели лох за неделю пятерых завалил – он уже не лох, а мокрушник. А коли он при всем при этом живой и мусорами не закрытый – то это уже не просто мокрушник, а киллер-профессионал.
– Был бы он не закрытый, если б не твои связи в ментовке, – проворчал Афанасий.
– Это да. Но хрен бы его менты вычислили, если б он тогда, когда Саида мочил, не выл, как волчара, на всю Ивановскую. Тот мудель, который его сдал, то ли время перепутал, то ли место не то указал. То ли Витек спецам и время, и место не то назвал. А факт то, что только по вою его менты и вычислили. С кем не бывает по первости. Себя вспомни.
– Да уж, завывает он жутко, – согласился Афанасий. – Когда он того черного здесь мочил – даже меня пробрало. Я тебе и говорю – крытый он на всю голову. Валить его надо, пока не поздно.
– Это тебе твое точило обратно очень хочется, – рассмеялся Стас. – Сказано – подождем. Валить – это всегда успеется.
* * *
Тысячу долларов он разменял в ближайшем обменнике. Почта тоже была рядом, и десять тысяч рублей Витек отправил сестре в деревню, рассудив здраво, что ежели отправить больше, то Галька сдуру сразу же примчится обратно – мол, коли такие деньги шлет, то точно – влип братец в историю по самые уши. А может, и не примчится. Может, не отошла еще от событий недавних. Но по-любому, рисковать не стоило. Не нужно сестре всего этого – Стаса, Насти, навороченных авто, новой странной Витьковой работы…
«А мне оно нужно?»
Желудок подал сигнал снизу. Что, может, все это и не нужно, но кушать-то надо регулярно.
В старом универмаге, теперь гордо именуемом «Супермаркет», Витек, погруженный в свои мысли, на автомате купил батон хлеба, пакет сока и пару банок чего-то консервированного с красивой иностранной наклейкой на боку.
Машину свою, отбитую ночью у угонщиков и слегка ими подпорченную, Витек еще с утра сдал в автосервис. А автобуса как назло не было и в помине. Две бабки на остановке, кутающиеся в ветхие демисезонные пальто, ругали отсутствующий общественный транспорт, высказываясь громко и нелитературно.
Визгливые старушечьи голоса мешали думать и действовали на нервы. Витек нерешительно поднял руку.
Первый же проезжавший мимо «жигуль» услужливо повернул в сторону невзрачно одетого паренька.
«Пахну я, что ли, этими баксами?» – подумал Витек. Прежде, во времена хронического безденежья, поимка бомбилы в редчайших суперэкстренных случаях была делом томительным и почти безнадежным.
Старухи на остановке тут же забыли про автобус и переключились на Витька.
– Зажирели, буржуи! Напились нашей кровушки, по миру пустили, а теперь на антомобилях разъезжають! Молодой, постеснялси бы…
Витек резко захлопнул дверь.
– Во плесень здорова выступать!
За рулем сидел жизнерадостный дедок неопределенного возраста. Можно было ему и шестьдесят дать, можно и восемьдесят, но от дедка шли почти осязаемые волны упругой энергии. Весь он был какой-то шустрый, вертлявый, не по возрасту полный сил. Не сиделось ему на месте. Казалось, сейчас выскочит дед на полном ходу и помчится рядом со своей лохматой, но ухоженной «шестеркой», чуть придерживая ее за руль, чтоб с дороги в кювет не свалилась.
– Всем недовольны, клюшки старые. Все по коммунизму тоскуют. А дело-то не в коммунизме. Им кто виноват? В молодости нарожали придурков, а те теперь в подъездах квасят на троих да у мамок пенсии воруют, когда на пузырь не хватает. Воспитывать надо было своих абортов, а теперь поздно мандеть да слюнями брызгаться. Вот у меня сын – автомойку собрал своими руками, свой бизнес открыл. Дочку я за нового русского отдал. И сам вот работаю. И не потому, что денег мало, – детям спасибо, не забывают старика, – а потому, что не привык без дела на чужой шее сидеть. Двух любовниц молодых имею – их года вместе сложить, как раз мои и будут. Я ж всю войну прошел, три дырки в организме фрицы проковыряли, желудок мне хирурги напрочь отстригли, кишки вместе сшили – и все живой. И жить буду, потому что жить хочу, а не гнить…
Витек не любил общаться со стариками. Разные поколения – разные интересы, другой взгляд на вещи, непонимание и часто нежелание понимать… А тут слушал – и восхищался.
– Бать, а убивать тебе на войне приходилось? – спросил.
– А как же? – живо отозвался дедок. – Пяток фрицев вот этой самой рукой на тот свет отправил.
«Пяток. За всю войну. А я – за неделю».
– И как?
– Что «как»? – удивился дед.
– Ну… как оно потом?
– Потом? А никак. Ты когда клопа раздавишь – как оно?