На что, тот покрутил пальцем у виска и покачал головой, всем своим видом показывая, что он все прекрасно понял и доволен всем тем, что у него есть.
Улыбка, правда, исчезла. Но Медиа уже шагал по коридору к выходу и не обращал на это никакого внимания.
Цель его была ясна, и он не сомневался в ее исполнении, а заодно, не сомневался в том, что ему причитается солидный гонорар и ему, как всякому убийце, совершенно наплевать на тех, кого вскоре не будет на этой грешной земле.
Медиа шел по улице и размышлял: с кого же ему начать. То ли с основного кандидата, то ли с его помощников. Не обладая достаточной степенью самоанализа, Иштван все же решил вначале начать с главного.
- Надо поискать, где он сейчас,- пробормотал он вслух и тут же огорчился.
Всякий раз, когда ему давали очередное задание, жертва почему-то ускользала из рук, и это оттягивало то вознаграждение, которое он мог бы получить уже сейчас. А оно сулило ему временную свободу и часы безмятежного отдыха в своей неуютной квартире.
Надо отдать должное Медиа, он не любил хорошо одеваться, жить в больших апартаментах и премного наедаться.
Он любил тихую и скромную жизнь. Вечерами любил слушать музыку и мечтать о заслуженном отдыхе. Это был человек дела, нежели слова. Ему не надо было повторять одно и то же по нескольку раз.
Но, когда у него что-то не ладилось, он начинал нервничать и совершать небольшие глупости, от которых, в первую очередь, страдал сам.
- Наверное, это какое-то проклятие,- думал Иштван, шагая в сторону метро.
Кобура пистолета немного оттопыривала пиджак, но Медиа не боялся этого. Едва заметив приближение полицейского, он сразу же начинал делать вид, что поправляет одежду или завязывает шнурки на ботинках.
И это довольно много раз его спасало.
В других случаях, он просто удирал, одному ему известными тропами в густых насаждениях улиц.
А, в-третьих, просто убивал, если в этом была необходимость.
Такой вот был современный убийца.
Не обремененный семьей, не тративший попусту деньги и любящий тихую спокойную музыку в своей неуютной квартире.
Медиа не любил хвастать своими подвигами и в кругу, ему подобных, просто молчал.
Наверное, он был единственным закоренелым преступником среди всей молодой братии.
Он никогда не напивался, хотя выпивал изрядно. Старался быть всегда в тени и всякий раз, когда его спрашивали о деле, он лишь сурово мычал:
- Не твое дело, щенок!
И все.
На этом его словарный запас был исчерпан.
Другое дело, когда вопрос касался женщин. Здесь он раскрывался весь.
Он любил подолгу просиживать штаны в барах и созерцать полуголых, а то и совсем голых девиц.
Ему мало доставляли удовольствия их худые спины, но он любил смотреть неотрывно на женскую грудь.
Она его зачаровывала и притягивала магнитом. Иногда он думал, что сейчас кинется на нее со всего размаху, но ум все же побеждал, и Иштван продолжал сидеть спокойно.
По вечерам Медиа ходил в гости или приводил к себе сразу нескольких подруг.
Что он с ними делал, описывать не будем. Скажем только так, что к утру, девицы выходили, едва волоча ноги, а Медиа, довольный и торжествующий, почти кричал им вслед:
- В следующий раз берите еще подругу, а то, как мокрые курицы осенью,- и закрывал дверь.
Пил он редко, но довольно умело.
Как и говорилось, Медиа мог держать себя в руках.
Но все же бывали дни, когда он уходил в подполье и напивался так, что казалось, треснет голова на следующий день.
Этим он компенсировал свои неудачи и этим же восстанавливал свой мужской потенциал.
Наконец, добравшись до метро, Иштван немного успокоился.
"Ладно, черт с ним, попробуем сначала с больших",- подумал он и на этом решении остановился.
После чего сел в поезд и уехал в направлении юго-запада.
НОЭЛЬ
Если герои настоящего времени отличались от прошлых чем-то независимым, то прошлые от настоящих отличались, наоборот, зависимостью. Именно к таким и принадлежал Ноэль Карбоцини. Это был человек среднего роста, с небольшим кругленьким животом, нервно бегающими глазками, как у дикой свиньи, и внешностью, в целом весьма заурядного содержания. Он никогда не носил галстук, не одевал костюм. Весь его гардероб состоял из ночного колпака, с которым он никогда не расставался, разве что, когда ходил в ванную, и стильно подобранной, естественно дорогой и купленной в очередной раз модной пижамы. В отличие от своих друзей, он был богат. Его щедрость была неописуема и изыскана в манерах преподношений. Он никому не дарил цветы и считал это самым позорным для любого человека.
Основное время он проводил у себя в кабинете, где занимался описанием планет и сил проходящей наружности.
Для этого у него был встроен большой телескоп особой мощности, и Ноэль, практически, в любое время суток, мог наблюдать то, что ему казалось наиболее важным.
Он не любил людей, и поэтому, вся его округа в радиусе где-то около пяти километров, была очищенной от присутствия человека. Выходя иногда на прогулку, Карбоцини чувствовал запах приближающегося к нему человека, как хищник чувствует приближение к избранной жертве.
Жил он в огромном особняке за городом и не
очень соблюдал приличия в приеме каких-то
гостей.
Считая, что все люди в общкстве должны были принципиально быть богатыми и одновременно теряющими интерес к деньгам, Ноэль сделал нечто похожее на сцену, где с успехом проходили его, так называемые, спектакли, в которых участвовали все, без исключения, гости и он сам, в том числе, так как ни на минуту не мог представить себя вне этого. Таким образом, он хотел показать всем, что богатство одного человека - это не роскошь, а способ приобретения себе подобных, ибо знал и был уверен, что к бедному человеку не пойдет никто.
Сами спектакли представляли собой некоторую игру героев классических произведений или вообще, просто придумывались на ходу самим Ноэлем. Кстати сказать, он сам изредка писал для них сценарии. Но все же, несмотря на все его качества, Ноэль был в общем смысле хорошим человеком. Он никогда не стриг купоны, пока они не отцветут сами.
Он содержал большое количество животных у себя дома и огромное состояние тратил на их прокорм и развитие. Прислуги было довольно много, поэтому Ноэль сам работал очень редко, а скорее, просто наблюдал за развитием тех или иных особей.
В связи с большими переменами в жизни общества после столь долгих и упорных изысканий в науке, технике и общем развитии, Карбоцини завязал дружбу с представителями новой реальности.
Это были профессор Максимилиан Шевель и его несравненная супруга Катрин. Вхож в эту же дружбу был и великий маэстро: человек Больших Рук, иллюзионист, фокусник, чародей - Великий Импресарио.
Эта дружба завязалась на одном из спектаклей, устроенных Ноэлем, когда по партии ему приходилось играть с ними вместе. И вот, с обыкновенных речей, как это всегда и бывает, у них появились какие-то уважительные взаимоотношения.
С той поры они неоднократно встречались и почти подружились. Почти - это потому, что Ноэль, все же в силу старых привычек, не любил этого, но время наложило свой отпечаток и на его проформу.
Карбоцини был итальянцем по происхождению, и его далекое детство прошло под южным солнцем Сицилии. Он не был особо заносчив в своей неаполитанской молекуле крови, но все же иногда и в нем прорывался голос предков.
Он - то рычал на окружающих, то скрипел зубами, то кидался в драку.
Но все же, это было очень редко, и его друзья не боялись таких вот вспышек.
В принципе, Ноэль был безобиден и жалок, особенно в костюме ночной феи мужского рода. Но были дни, когда никто не приходил к нему в дом. Это были дни массового оползновения - так называл их сам Ноэль.
В этот период он надевал самый строгий костюм из числа своих пижам и самый величественный колпак и все время смотрел в телескоп. Потом делал какие-то записи и удалялся отдыхать.
В месяц таких дней насчитывалось до десятка. В основном, это был период с 1 до 10 или с 10 по 20 число каждого месяца. Все зависело от положения самого солнца относительно его геометрической оси.
Но гости мало вдавались в эти его умозаключения, и поэтому основная масса знаний хранились у него в голове.
Ноэль и сам точно не знал, зачем занимается всем тем, но что-то упорно толкало его на это, и он не терял свою линию.
В субботу, как и всегда, к нему пришли гости. Те самые Ромео и Джульетта, как окрестили супругов Шевель Ноэль и Великий Ипресарио. Остальных пока не было, и они сидели вчетвером у камина.
Сам хозяин расположился возле огня, так как был человеком средних лет и немного страдал полиартритом. Шевель сел в кресло около него.
Рядом пристроилась в уютной, плетеной из тростника качалке, его жена. И напротив хозяина устроился в глубоком старинном кресле Великий Импресарио.
Разговора пока не получалось, и речь шла просто о пустяках. Надо отдать должное хозяину, он умел выслушивать своих гостей и с большим терпением слушал бессвязную трескотню Катрин.
Максимилиан был человеком спортивного телосложения, симметрично построен и, казалось, в его теле нет никаких изъянов. Лицо у него было обыкновенное и почти некрасивое, но улыбка придавала ему некоторую схожесть с благородством и внутренней гармонией.
Голос его был низко посажен, почти до хрипоты, отчего он говорил редко и устало. Казалось, что все его мысли были заняты чем-то другим и сверх актуальным
Наверное, так оно и было, если учесть последние дни его жизни в лаборатории. Он находился на грани разрешения очень болезненного для него вопроса, от которого зависела жизнь многих и многих людей.
В отличие от своей жены, Максимилиан был человеком все же немного тщедушным и богобоязненным. Учитывая все ранее описанное, это как-то не гармонировало с его внешностью.
Но, что поделать, когда в человеке сочетается иногда больше характерных и отличительных черт, нежели того, что принадлежит только ему.
Жена же его, которая стала ею не так уж и давно, да и то благодаря доктору Брайзеру, который несколько раз подводил ее к Шевелю для дальнейшего знакомства, наоборот, имела буйно-насыщенный характер и порой казалось, что она способна снести все на своем пути.
В пылу бесед иногда создавалось впечатление, что Катрин была умна и уравновешена. Но, к сожалению, это только снаружи. Внутри же она была, да простит ее Бог, просто дурой.
Еще во время учебы в школе и колледже ей всегда хотелось доказать
всем, что она нечто большее, чем ее подруги. Поэтому, она могла иногда прийти в класс раздетой догола и шокировать учителя, при этом как бы незаметно обращая внимание на свою внешность, которая была, кстати сказать, весьма незаурядной.
Ее можно было бы назвать даже красивой, но одна маленькая деталь портила ее прелестное личико. Это нос, если не больших, то примерно очень больших размеров.
Наверное, Шевель и полюбил ее за это, сам того не подозревая. Как ученый, он не мог долго выносить женское общество и такое противоядие он для себя и выбрал.
И скорее всего, правильно, так как будь у него жена умнее, то жизнь превратилась бы в сущий ад. А так, его никто не донимая расспросами, чем он там занимается, и никому не нужно было в чем-то угождать.
Нельзя сказать, что Катрин его не любила, но вышла замуж просто потому, что ей больше ничего не светило.
В отличие от своих бывших и настоящих подруг, она сделала это довольно поздно. И всему виной, как она считала и называла - ее непослушный носик, который почему-то рос, не взирая ни на какие уговоры души.
Поэтому, серьезно "прилипнув" к Шевелю, Катрин дала понять, что беременна и этим повергла его в шок. Бракосочетание состоялось незамедлительно, и вопрос был решен. А затем она сказала, что у нее был выкидыш и вопрос о ребенке само собой отпал.
Самого Шевеля это тоже устраивало, ибо ему было некогда заниматься подобными вещами и, как ни странно, он об этом никогда и не вспоминал. Может, он и догадывался о произведенном обмане, но все же никогда не сожалел и не давал никакого повода к подобному.
Что ж, в этом отношении его можно было назвать даже добропорядочным. Дело еще в том, что они сочетались в браке еще по старому законоположению, и это не накладывало на них какой-то особой обязанности. Вобщем, дело это было десятилетней давности и обсуждению не подлежало.
Их брак устраивал обоих. Катрин проводила вечера в обществе таких же подруг, а Макси находился на службе. Так он называл то, чем занимался в настоящее время.
Они редко виделись даже по утрам, отчего самому Шевелю становилось иногда грустно.
"Что за жизнь такая, собачья?"- думал он иногда, но одновременно понимал, что другой никогда и не хотел.
Таким был Максимилиан Шевель, и такой была его жена.
Но на этом, собственно говоря, их жизненное описание не заканчивается, а продолжается. Макси всегда любил бродить по вечерам где-то по городу.
Это всегда, или почти всегда, придавало ему уверенность в себе и давало те жизненные силы, которые способны поддерживать человека в течение многих лет.
Он не нуждался в друзьях и вновь обретенную странную дружбу, скорее можно было назвать случайной и ни к чему не обязывающей. Он также не поддерживал контактов и со своими бывшими однокашниками и даже собственными родителями. Весь ум его был направлен на борьбу с неизвестным все в той же науке.
От этого порой страдали все, даже сам он, когда хоть изредка вспоминал своих больных стариков.
Однажды, пострадав в автокатастрофе, Макси решил больше не ездить на автомобиле и, большей частью, ходил пешком. Благо до работы было не далеко, и он был этому весьма рад.
Жили они в том самом доме, где обитала и Люсиль Абфортак, с разницей лишь в том, что они располагались этажом выше, да еще количеством занимаемых площадей.
Сегодня у Макси не было особого настроения и, без того скрипучий голос, приобрел еще более странную интонацию.
Очнувшись от своих долгих раздумий, Шевель услышал трескотню своей жены:
- ...Я всегда знала, что это так, и почему-то всегда верила в вас, мой ангел тьмы,- так Катрин называла Ноэля, и это прозвище навсегда пристало к нему, как подтверждающее его одинокость и склонность к садомазохизму, ибо тот образ жизни, который вел Карбоцини, полностью соответствовал этому названию.
По крайней мере, так считала Катрин, а все знали, что она особо не отличалась качеством мозговых извилин.
Я вижу, дорогая, вы весьма преувеличиваете мой успех в достижении сфер высших тел.
Ни в коей мере,- ответила, Катрин и с сожалением посмотрела на Карбоцини.
БЕСЕДА
Тут вмешался в разговор и Максимилиан.
О чем это вы, что-то я прослушал,- сказал он.
И Катрин начала подробно объяснять, о чем разговор.
- Мы здесь проповедуем новую линию жизни, и, как говорит наш замечательный друг и автор многих, почти фантастических догадок, мы почти на гране краха или крушения земной цивилизации.
Как так?- немного взволнованно спросил Макси.
Да, так, мой юный друг,- отвечал сам ангел тьмы,- мы находимся сейчас в системе гидропневмонического забора статистического напряжения Земли. Но в ближайшие от нас годы, примерно лет через пятнадцать, мы войдем в другую систему и как бы катапультируемся, тоесть выбросимся из этой "личной" космической скорлупы, которая нас сейчас прикрывает и войдем в новую систему сейсмического сближения с остальными проходящими инопланетными созвездиями. А это грозит немалыми неприятностями, ибо мы не знаем сейчас, как себя поведут они при малейшем соприкосновении с нами.