В. Я. Пропп назвал В. Г. Белинского «Основоположником науки о народной поэзии» (Пр. С. 14). «Для Белинского, – писал учёный, – песня прежде всего есть создание художественного гения народа» (там же). При этом он учил видеть в них не только художественный вымысел, но и обнаруживать в них следы тех или иных общественных условий, в которых они создавались.
Так, анализируя былину о новгородском богатыре Василии Буслаевиче, В. Г. Белинский обращал внимание на неверность утверждений о том, что Василий Буслаевич был просто-напросто пьяницей и драчуном. Чтобы понять истинную природу Василия, учил В. Г. Белинский, мы должны увидеть в его конфликте в новгородцами вовсе не пьяную драку, а проявление классовой борьбы, характерной для времени, когда былина о нём создалась. Он писал: «С самого начала поэмы (термин былина ещё не употреблялся. – В. Д.) вы видите существование в Новгороде двух сословий – аристократии и черни, которые не совсем в ладу между собой» (Пр. С. 429).
В академической науке в области былиноведения сложилось четыре школы – мифологическая, миграционная, историческая и эстетическая.
1.1.2.1. Мифологическая школа
Главой этой школы у нас стал Фёдор Иванович Буслаев (1818–1897). В 1838 г. он окончил словесное отделение Московского университета. С 1847 г. он профессор Московского университета. Ему принадлежит множество трудов. В своих суждениях о сказках и былинах он выдвинул на первый план их мифологическое происхождение.
Былинные богатыри истолковывались Ф. И. Буслаевым как потомки языческих богов. Сами эти боги олицетворяли те или иные природные стихии – землю, воду, воздух и т. п. Задачу исследователя былин он видел в том, чтобы обнаружить в том или ином богатыре его божественного предка. Такую задачу стал ставить перед собой и Орест Фёдорович Миллер (1833-1889) – выпускник историко-филологического факультета Петербургского университета.
В докторской диссертации «Илья Муромец и богатырство Киевское» (1870) О. Ф. Миллер довёл мифологическое истолкование былин до крайнего предела. Выразительный пример – истолкование боя Ильи со своим сыном Сокольником. Оказывается по О. Ф. Миллеру, что за этим боем кроется борьба бога-громовника с тучами, которые сам же он и порождает.
К мифологической школе примкнул и известный собиратель русских сказок Александр Николаевич Афанасьев (1826-1871). Как и О. Ф. Миллер, он возводил образ Ильи Муромца к богу-громовику. «Окованный зимней стужей, он сидит сиднем (т. е. не заявляет себя в грозе). Но вот чудесные странники, калики (весенние дождевые тучи), напояют его живительной влагой – дождём. Тогда он обретает силу, которую и направляет против злых демонов зимы и мрака. Его стрелы, которыми он поражает Соловья-разбойника, – стрелы-молнии. Свист Соловья – завывание зимних ветров, и т. п.» (Астахова А. М. Былины. Итоги и проблемы изучения. М.-Л., 1966. С. 30).
1.1.2.2. Миграционная школа
Эта школа (В. В. Стасов, Г. Н. Потанин, А. Н. Веселовский, ранний В. Ф. Миллер и др.) направила свои усилия на обнаружение сюжетов русских былин в зарубежном эпосе.
В статье «Происхождение русских былин» (1868) Владимир Васильевич Стасов (1824–1906) искал истоки русских былин и сказок у восточных народов – Средней Азии, Индии, Ирана и др. Его выводы о заимствовании былинных и сказочных сюжетов от восточных народов звучат оскорбительно для русских былинных сказителей и сказочников: «Одним словом, как в отношении состава, так и подробностей, наши былины – довольно тощий и сильно кастрированный экстракт восточных поэм и песен, и притом точно такой же, как и наши сказки» (там же. С. 32).
Подобные измышления получили гневную отповедь со стороны Ореста Миллера, который имел крайне славянофильские взгляды.
Если В. В. Стасов и Г. Н. Потанин искали истоки русских былин на Востоке, то А. Н. Веселовский – на Западе. Он считал, например, что Чурила Пленкович переселился на Русь из Италии. Он явился в Киев, чтобы «изумлять своих более грубых соседей блеском своих культурных привычек и обстановки» (Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности. М., 2015. С. 277).
В. Ф. Миллер считал, что сюжет «Садко» был заимствован новгородцами от эстонцев и финнов. Он писал: «Сюжет, известный в эстонском и финском фольклоре, перешёл к новгородцам. Но поскольку у русских одной из самых популярных была собст венная сказка о морском царе, то заимствованная версия сюжета приняла форму былины» (Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности. Былины. М., 1897. С. 297).
1.1.2.3. Историческая школа
Эта школа (В. Ф. Миллер, Л. Н. Майков, С. М. Соловьёв, Н. И. Костомаров и др.) выдвинула на первый план проблему соотношения былин с реальными историческими событиями, которые происходили в Древней Руси.
Главой исторической школы в былиноведении по праву считают Всеволода Фёдоровича Миллера (1848–1913). В 1870 г. он окончил историко-филологический факультет Московского университета и стал в дальнейшем учёным мирового класса. Его «Очерки русской народной словесности. Былины. I–XVI» (М. 1897. – 464 с.) написаны так, будто их автор – наш современник. Никаких архаизмов! Он поражает своих читателей колоссальной эрудицией и очаровывает их блеском своего изящного стиля. Читая его очерки о богатырях, начинаешь по-настоящему понимать, как высок был уровень былиноведческой мысли в XIX в.
Свою задачу В. Ф. Миллер видел в том, чтобы сквозь призму былинных песен восстановливать те или иные исторические события. Он был убеждён в том, что сквозь былинную призму можно в какой-то мере рассмотреть и конкретных участников этих событий, ставших прототипами былинных героев.
На очень богатом материале В. Ф. Миллер усиленно искал прототипы русских богатырей. В результате пришёл, в частности, к выводу о том, что прототипом Добрыни Никитича был дядя киевского князя Владимира по имени Добрыня, прототипом Алёши Поповича – Александр Попович, который участвовал в битве на реке Калке в 1223 г. И т. д.
По поводу прототипа Добрыни Никитича В. Ф. Миллер писал: «Исходя из древней, внесённой в летопись, пословицы Добрыня крестил огнём, а Путята мечом и из сообщаемого отрывком Якимовской летописи рассказа о насильственном крещении нов городцев воеводами Владимира Добрыней и Путятой, я предположил, что предание о борьбе Добрыни с язычеством приняло впоследствии шаблонные черты боя героя с змием, являющимся олицетворением диавола, язычества и всего нечистого. Подтверждение такого толкования былины я находил как в новгородском местном предании о змияке и перюнском ските, так и в отдельных деталях былины: купание Добрыни (креще ние), в Пучайной (т. е. р. Почайне, при устье которой в Днепре совер шилось крещение киевлян), в отчестве Забавы Путятичны, последнем следе летописного воеводы Путяты, избавленного Добрыней от нападе ния новгородских язычников, в приёмах борьбы Добрыни (шляпа земли греческой) и проч.» (Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности. М., 2015. С. 220).
Леонид Николаевич Майков (1839–1900) изложил свою позицию в книге «О былинах Владимирова цикла» (1863) следующим образом: «Содержание былин Владимирова цикла хотя и вымышленное, но представляется в обстановке, заимствованной из положительной истории, и поэтому хотя между сюжетами былин есть и такие, которые можно возвести к эпохе доисторического сродства индоевропейских преданий, тем не менее всё содержание былин, а в том числе и эти древнейшие предания представляются в такой редакции, которая может быть приурочена только к положительно-историческому периоду. Поэтому необходимо всмотреться в главные исторические данные, встречаемые в былинах Владимирова цикла» (там же. С. 38).
Л. Н. Майков не был крайним «историцистом» в былиноведении. Он считал, что стремиться к установлению прототипов у русских богатырей бессмысленно, поскольку эти богатыри – плод художественной фантазии. Он писал об Илье Муромце: «Илья существует не в истории, а в одном эпосе» (Аникин В. П. Русское устное народное творчество. М., 2001 (сокращённо – Ан.). С. 302).
В советской России историческая школа в былиноведении стала приобретать революционные ориентиры. В 1919 году А. В. Луначарский опубликовал статью с громким названием – «Илья Муромец – революционер». В этой статье он пишет об Илье: «Именно крестьянский сын является атаманом, именно он старшой и самый могучий» (Астахова А. М. Былины. Итоги и проблемы изучения. М., 1966. С. 103).
Бунт Ильи Муромца против Владимира А. В. Луначарский расценивает как бунт революционный: «Вы видите здесь Илью Муромца-революционера. Не только решается он самым резким образом протестовать против недостаточной чести, которую оказывает ему князь, но ещё выясняется его глубинная близость с голью кабацкою» (там же). Как революционный поступок А. В. Луначарский расценивает и стрельбу Ильи из лука по киевским церковным маковкам.
Кто же Илье противостоит? О Владимире А. В. Луначарский пишет: «На каждом шагу видим мы Владимира рыхлым и безвольным человеком, на которого влияют всякие наушники, заставляющие его самым несправедливым образом относиться к лучшим своим защитникам» (там же).
Свою статью А. В. Луначарский заключает таким выводом: «Крестьянское самосознание, горделиво выдвигая Илью как своего героя, в то же самое время с злобной насмешкой относится к Владимиру Красное Солнышко, несмотря на его признанную церковью святость» (там же).
Традиции исторической школы в былиноведении были продолжены в советское время такими известным учёными, как В. И. Чичеров, Д. С. Лихачёв и Б. Д. Греков.
• В. И. Чичеров: «Былины – эпические песни, отразившие факты русской истории главным образом 11–16 веков» (Чичеров В. И. Фольклор. М., 1940. С. 35)
• Д. С. Лихачёв: «Былина – не остаток прошлого, а историческое произведение о прошлом» (Лихачев Д. С. Возникновение русской литературы. М.-Л., 1952. С. 237).
• Б. Д. Греков: «Былина – это история, рассказанная самим народом» (Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 7).
Главой исторической школы в советском былиноведении стал Борис Александрович Рыбаков (1908–2001). В 1930 г. он окончил историко-этнологический факультет МГУ. В 1939 г. защитил кандидатскую диссертацию «Радимичи», а в 1942 г. – докторскую диссертацию «Ремесло Древней Руси». Он был очень титулованным учёным. Вот главные его титулы: действительный член АН СССР (1958), выдающийся историограф славянской и русской культуры, Герой социалистического труда (1978).
Непосредственное отношение к былиноведению имеет книга Б. А. Рыбакова «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи» (1963). Былины интересовали её автора не сами по себе, а лишь постольку, поскольку они служили для него в качестве материала для изучения истории Киевской Руси. «Книга о древнерусских сказаниях, былинах и летописях, – читаем в первом предложении этой книги, – является своего рода введением в историю Киевской Руси» (Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи М., 2016 (сокращённо – Рыб.). С. 3).
Б. А. Рыбаков писал: «Несмотря на обилие поэтических образов, метафор, обобщённых эпических ситуаций, несмотря на нарушенность хронологии и смещённость ряда событий, былины всё же являются превосходным и единственным в своём роде историческим источником. Только былины, сложенные самим народом, могут указывать нам на оценку родной истории народом, творцом её. Только из былин, из рассмотрения всего былинного фонда в целом можем мы установить, какие периоды истории воспевались народом и о каких умалчивалось» (Рыб. С. 4).
Б. А. Рыбаков стремился к установлению исторических прототипов у тех или иных былинных героев. Так, вслед за В. Ф. Миллером он считал Добрыню, дядю киевского князя Владимира и брата его матери Малуши, прототипом былинного Добрыни Никитича. По былинам о нём он восстанавливал придворную карьеру исторического Добрыни. Он, в частности, писал:
«Былинная характеристика Добрыни Никитича никак не расходится с летописной. Былинный богатырь не княжеского рода, но исполнен достоинства, “вежества”, обучен грамоте, игре в шахматы, всем воинским искусствам. Он – дипломат, воин, придворный, и в то же время – певец и музыкант; его гусли и уменье играть на них упоминаются часто.
В то же время былины сохранили и такие детали из ранней молодости Добрыни, которые остались за пределами летописного рассказа:
Придворная карьера брата ключницы Малуши могла действительно начинаться с таких низких ступеней. Былинный Добрыня делает то же самое, что делает и Добрыня летописный: женит Владимира, ратоборствует с язычеством, воюет во чистом поле с врагами Руси» (Рыб. С. 85–86).
Недавно вышла книга «Древняя Русь в зеркале былинной традиции» С. В. Козловского (СПб., 2017). Как и другие представители исторической школы, он видит в былинах не самоценный предмет исследования, а лишь один из источников для изучения русской истории.
С. В. Козловский пишет в эпилоге: «Былинный героический эпос, неразрывно связанный с цивилизацией Киевской Руси, даёт возможность проследить путь её социального развития от рождения до разгрома в ходе татаро-монгольского нашествия. Однако общественное развитие не остановилось с падением киевской цивилизации. Об этом позволяет судить наличие в эпических песнях общерусских идей уже в период ордынского ига. Череда актуальных для общества идей, общерусских по своей сути, нашедших отражение не только в эпосе, но и в письменных источниках, даёт возможность скорректировать некоторые выводы исследователей о развитии цивилизаций, а также о стимулах их эволюции вообще» (указ. соч. С. 333).
1.1.2.4. Эстетическая школа
Историческая школа в былиноведении использует былины в качестве материала для изучения тех или иных исторических событий и их участников. Никто не может ей запретить это делать. Но былины достойны быть не только материалом, но и предметом для самостоятельного исследования. Они имеют непреходящую художественную самоценность. Они составляют собственный предмет былиноведческой науки как таковой.
На односторонность исторического подхода в былиноведении ещё в 1924 г. указал А. П. Скафтымов. Он писал: «Былину, как таковую, проглядели, всегда хотели видеть в ней только музейные отголоски прошлого, оттого исследования о ней превращались в трактаты общей культурной и политической истории» (Скафтымов А. П. Поэтика и генезис былин. Поэтика художественного произведения. М., 1924. С. 40).
К точке зрения А. П. Скафтымова присоединилась А. М. Астахова. Она писала: «В былинах отражение исторического прошлого дано в таких больших художественных обобщениях, что в результате получается лишь общая картина определённого периода или известного момента исторической жизни народа… Также и образы богатырей, имена которых восходят к определённым историческим деятелям, не дают исторических портретов. В них заключены идеальные представления о герое, родившиеся на основе широкого обобщения действительности, и показаны различные типические проявления героики. То же следует сказать и о былинных воплощениях врага» (Северные исторические песни. Сост. А. Н. Астахова. Петрозаводск, 1947. С. 5–6).
Главой эстетической школы в советском былиноведении стал В. Я. Пропп. Он утверждал: «Былина основана не на передаче в стихах исторического факта, а на художественном вымысле» (Пр. С. 27). Тут же он уточнял: «Былины отражают не единичные события истории, они выражают вековые идеалы народа» (там же).