Возвращение к себе - Фролов Евгений 2 стр.


– Но если ошибусь я, сверну, шагну в другую сторону? Я человек, мне иногда не видно, что я делаю.

– Не плачь. Я поведу тебя, и если я молчу – не значит, что я бросил, а значит это то, что верно ты ступаешь.

Кому что доставляет радость? Отходя от темы. Кто-то рассчитывает свои силы на земное, будь то машина. Сколько сил ты тратишь в отличие от того, кто позарился и бросил вызов тем, кто удерживает от взлёта. Когда ты хочешь завоевать чьё-то расположение, вызволив из плена. Это объявляется войной, но они не горят желанием отпустить Её из своего стада. Это делает тебя сильным и открывает способность сражаться с теми силами, с помощью которых способен ты их одолеть, забрав их под свою знамя.

Собираясь в путь к тебе, мне предстоит попрощаться с домом, где меня растили, воспитывали – готовили к войне. Выходит, есть во мне уже то, чем я могу напугать и дать отпор, раз есть желание покинуть дом.

Изменится ли мой рассказ, мой образ в конце истории? Я чувствую, что с каждым абзацем становлюсь другим. Не вижу я проблем, да и Её не вижу. Может, это сила, спокойствие и ясное видение светлого будущего. Я отдаляюсь от Тебя, но это ради встречи. Призван был в ряды бойцов, кому победой будет найденный дом. Осмыслить, познать жизнь, увидев, как чуть не умер. Нет жалости к тому, кто в лицо плевал мне, я должен пробивать свой путь.

Я не забыл Тебя, просто мысли: «как в живых остаться» и в награду Тебя заполучить.

Я встал с колен, проснувшись этим утром. Не чувствую сонливость, что присуща мне была. Не угнетает мысль, что на работу мне пора. Я встал с колен и тут же понял, насколько выше я проблем, что мне смешно вдруг стало от того, что долго я боялся низких, не осознавая, что у меня есть ноги. Я вижу грусть у проходящих. Их боль от кованых цепей. Я различаю тихий плач среди громких возгласом и ругани. Мне резинки их масок тоже видны и стала ясна ложь сего мира. Правда выше лжи, но остаётся только выбрать свою правду.

Устал смотреть, что грызут друг друга. Не хочу больше обращать внимание на происходящее. Я с неё словно ложка дёгтя в бочке мёда этого мира. Всё я не так делаю, вот я и сомневаюсь, как палка в колесе чувствую себя в глазах других. Оскорбляют меня, будто я дурак. Как дитя малое решившее поехать куда-то. Отговаривают всё бросить и предать свою мечту.

А правда, что ожидает, и к чему приведёт дорога? Романтики теперь не в моде, боятся застыдиться своих певчих слов. Да пусть так и будет! Но я покажу, что значит слово «человек». Что они потеряли, утратили от суеты городской. Что бред всё это, бред – различия людей. Их дрессировали так и бьют, когда иначе поступают.

Хочу, чтобы приняла мои слова, поверила. Она же причина моей агрессии, моей жестокости и моей улыбки.

Как только темнеет за окном, так сразу я захлёбываюсь в волне печального прибоя. Она сносит в глубину свою, и я барахтаюсь, не научился за столь долгое время плавать в ней. Не знаю, как обуздать стихию на этом маленьком острове, на котором я живу, и на котором, неизбежно, каждый день проносится шторм. Некуда бежать и некуда прятаться. Ты перестаёшь грустить тогда, когда в тебе появляется тоска. Тоска по самому лучшему дню, который, видимо, не повторится. А он живёт своей жизнью, врываясь в нашу повседневную жизнь, швыряя в грязь, или поднимает из неё.

Вдали блуждает человек,
Движения его нелепы.
Он смог устроить свой побег,
Чтоб на вопросы найти ответы.
С его падениями все смеются,
Но никто не видит его рвения.

Лишь бы день этот не убил меня. Эта явь настолько мучительна, что скоро не остаётся сил, и я иду спать. Вот оно, единственное спасение – выключить свет и не видеть эту реальность, спрятаться, закрыв глаза. Убежать от своей тени, от самого себя, от своего жалкого сознания, от которого стыдно за своё поведение. Но и с закрытыми глазами возникает Она. Издевательством превратилось каждое мгновение с Тобой, что комом в горле застревает попытка произнести Твое имя вслух.

Во сне же я хочу хоть там Тебя увидеть, поговорить, послушать. Где нет всех этих километров, и где Ты в любое время дома, и дверь открыта только мне.

Вот есть предчувствие, оно не выражено моей иллюзией, что когда Ты спать ложишься, Тебе я тоже снюсь. Единственное, во что я верю, и, быть может, когда Ты в голову ко мне приходишь, Ты думаешь обо мне. Вот связь, что не обманешь, и есть она, пока мы оба говорим по ней.

Всё в природе создано парно. Нельзя, не получится испытывать чувства не к своей паре. Это ложные чувства. Она должна испытывать взаимные чувства. Где-то давно дали нам наставление, но мы потерялись, оказавшись на Земле.

Там мы выбрали свой земной путь, и только теперь я понимаю, насколько маленькая планета в сравнении с человеческим стремлением. Стремлением произносить Твоё имя вслух, звать Тебя и видеть, что Ты меня слышишь, что мы недалеко, несколько шагов и прикосновение.

Я вот тут думаю, а что если у человека тоже есть времена года, день и ночь, как у всего вокруг. Он ведь тоже неотъемлемая часть природы, но только мы этого не осознаём, хотя и прекрасно знаем.

Зима наша Душа, наши чувства скованы холодом. Много чего спит, прячась от мороза. Скрытое подо льдами – дающий тепло очаг, но, кажется, человек этот жестокий и грубый… Просто нет тех лучей, с которыми наступает лето.

Весна. Обманчива. Вместе с ней тают льды, расцветают цветы первыми словами о красоте, а вместе с ними и кактусы. Колючие и ядовитые растения, уколешься и всё… Мы ожили от теплой погоды, становится душно. Жажда заставляет искать источник. Теряя свой облик, высыхая, мы вызываем отвращение своим вялым видом. Кто вы, цветок за окном с глубокими корнями, но испытывающий жажду, холод, жару и одиночество, или цветок в горшке у окна в доме, где всегда нет жажды, всегда тепло и есть кому поливать?

Лето. Давно не семена, мы выросли и цветём. Ждём, кто нами любоваться станет. Кому мы свежестью наполним лёгкие. Кому от вдоха красиво не только цветом, но и запахом. А кто-то просто сорвёт нас и выкинет завядшим.

Осень. Мятеж и суета. Кому хватило время насладиться, а кто-то всё ещё цветёт, так и не познав любви, шипами он покрылся от обиды и дольше всех непоколебимым будет среди других в саду.

А у кого-то вечная мерзлота. Достанется он, все его сокровища, которых много в глубине, одному или одной. Не верит он в греющие лучи, ведь никто не смог растопить толстый слой льда за душой. Тот не холодный, просто не было того человека, кому под силу было бы, но были те, кто всячески обманными путями хотели достать всё богатство. Они знают, знают, что под толстым слоем льда есть ещё то, что у других уже снаружи. Превращенное в некое подобие украшения, место которому – витрины магазина, они же теперь покупаются.

От этого тот человек ещё больше замерзает, и крепче его лёд. Хранит, готовый отдать тому, кто не боится мёрзнуть, кто солнце в этом мире. Кто присутствием лёд плавить будет. Само собой потает всё без лишних слов, да и вовсе без слов. Кто за тепло вознаградится ярким блеском отражения своих лучей. Кого не спросят о цене. На ком не будут оставаться ожоги от нежного прикосновения. И тот, кто смог за руку душу взять, а не упал, пытаясь опереться.

Не будут светом им казаться искры от глупых слов, привыкшими мы уши греть. Ты, мой свет, ты чувствуешь, что согреваешь, и ты готова сама погаснуть, лишь бы знать: ты нужна кому-то. Пусть тени все мои во мне исчезнут с днём, который наступил во мне благодаря Тебе.

Этот вечер мне напоминает утро,
Ведь с ним приходят мысли о Тебе.
Пускай тёмный он, но это за окном,
А в душе сияет солнцем…
Я просыпаюсь, и засыпает боль,
Стараюсь не шуметь, чтоб не разбудить.
Есть жизнь – Ей бьётся моё сердце,
Но не мне, иначе я его бы остановил уже давным-давно.

Ты помнишь как мы встретились! Я подал знак, а Ты смогла его увидеть среди других ненужных нам. Ты его знала, мы давно договорились, что он только наш! Его не спутать ни с одним другим. Вот мы бежим навстречу, улыбаемся от счастья, ведь столько лет искали мы друг друга. Вижу, как рушатся декорации. Рисованным был наш мир до этого, и маски снимают люди – они актёры в нашей жизни были. Наш путь теперь свободный, нет пропастей и построены мосты.

Предельно ясные беседы начинаем с пожелания доброго утра. Я не жду от этой развязки долгого диалога, я лишь даю понять, что помню про Тебя. Хороший шаблон на самом деле, хотя… Ох, сколько за ним может таиться, а так, просто не навязываясь, сказал и всем хорошо, включив дурака. Но мы-то знаем, что если бы не эти два слова, то невозможно бы было заладить беседу. Мы оба понимаем, что обычные слова стреляют мимо. Мы устали оба, мы ждём. Нам намекает наша душа, порой хитрит спросить о том, что почвой станет разговора, что близок для нас обоих, что мы хотели бы услышать друг от друга.

Всё ниже наклоняемся, стоя друг напротив друга к одному цветку, чтоб рассмотреть его поближе, пока не долбанулись лбами, и тут… Взгляд Твой и мой пересекутся. Где-то мы друг друга уже видели. Начинаем вспоминать, свидетелями чего мы были оба. Забыв и про цветок и столкновение, одну на двоих мы с ней тайну вспоминаем. Огласку дать тому секрету, что сокровища скрывает ценное только нам.

Уже не важно, мы одни тут, что услышат нас. Смел я, как и Ты, сказать, как близко мы, что вот пожали руки. Смел спросить о новой встрече, ведь Ты ответишь «да».

Вот как оно бывает, опущенные взгляды не видят лиц, не видят старых знакомых, друзей, пока нас не заманит любопытство судьбы.

Мы не забыли, просто могут нас услышать, наш секрет, оттого мы долго и молчим. Всё ждём, когда же уйдут наконец из нас груженые камнями заблуждения, ну, те, что отговаривают нас сказать, что чувствуем. То единственное слово. Ушли, а я молчу. Да нет же, подожди, давай дождёмся темноты, чтоб не видны были наши следы.

Сменяю цвет чернил на тёмные оттенки, когда нет сил сопротивляться, которыми пишу Тебя. Хочу я быть твоей судьбой, хочу чтоб въелись мои краски, чтоб никто не смог стереть, чтоб все боялись моего слова. Я – вор библиотеки судьбы. Никто больше не посмеет пачкать твои страницы. Я убегаю с этой книгой, держу у сердца, малейший свет во тьме, и я пишу, всё то, что успеваю разглядеть. Здесь свет бывает редко, но я пишу только лишь при нём. Я повторяю, никто пусть даже не… Теперь в бегах, теперь повсюду меня знают. Украл своё, но никто желать не хочет этого своим пониманием. Теперь повсюду для меня капканы, и в каждом дворе вырыта могила мне.

Когда держу я эту книгу у своей груди – ты слышишь биение моего сердца. Это есть то, когда Ты вспоминаешь обо мне. Ты слышишь этот стук как приближение, как стук в окно посреди ночи. Мои руки держат книгу, а это значит – Ты моя! Ты знаешь это, меня Ты видишь перед сном, мои слова Ты повторяешь. Никто не близок так к Тебе, как я, в моих руках Твоя судьба.

Те, судьбы, что остались – одними чернилами пишутся, нет разных слов лишь имена другие. Никто писать так не умеет на протяжении лет, пользуясь трафаретом.

Но вот когда не видны стали мне огни преследователей, когда не слышно их шагов, они вдруг на ухо мне сказали, что вероломность это. Я спешил, искал и много беспорядка там оставил, всё раскидав в поисках той самой книги. Моя-то книга у них осталась, а я об этом даже позабыл. Сожгли её, а значит, нет меня, и никогда к Тебе я не приду. Тебе могу дарить лишь сны. Остался только в голове Твоей и то пылью разведенного пепла. Вот тот ад для меня, живым не ощущать жар костров, а быть изгоем, никто меня не видит и не слышит. Я даже не могу дышать. Я не мёртвый, не живой, я такой один. Был изгнан, хотя, нет, я сам сбежал за ту черту, что разделяла наш мир бегством своего разума.

Может, Она такая же, как и я. Что-то произошло, что мы чувствуем предательство от этого мира. Но любовь способна остановить эту волну безумия мыслей от мести за свою изгнание непониманием со стороны людей. Любовь к миру удержит натиск их, а без неё капризы выльются обманчивыми чувствами, заменяющими ту же самую любовь.

Сошёл с ума – мой мир ожившие слова. Я их создал, они то плачут, то смеются. В них нет души, они оживают и тут же следом умирают. Их тысячи, и все они со мной. Их голоса смешались, превратившись в вопли. Я сожалею, что от жажды здесь не наступает смерть, и даже смерть здесь сыграна в ролях, чтобы просто наблюдать возможную реакцию в мире. Тут вечные муки, куда страшнее боли той, что присуща телу. Не убить душу, но спрятать, закрыть под сотнями замков и не выпускать, пока тело не умрёт, а умерев заставить страдать её от лабиринтов мыслей незаконченных дел.

Проклятьем на Земле, когда все мысли о Тебе, когда нет больше ничего. Я замкнут в своём мире, преданный самим собой. Обречён до конца дней жить тем днём, когда исчез. Да, мог бы продолжить жить, но не в состоянии от вечных поисков найти выход, одни и те же здесь картины, и они все твои, с твоей подписью. Когда-то я их любил, но теперь они мне враги. Забрав себе, за преступление заперт на искупление вины.

Вот описал свою любовь. Знай, что только ты у меня есть. В мире брошенном твоя судьба есть только у меня. Здесь никого, кроме меня, и я никого не впущу, а дверь, как оказалось, закрыта была снаружи, но тут она открылась…

Изо всех сил мы стараемся забыть тех, кто очень близок стал для нас. Это самообман, протекающий гневом к нему. Он навсегда, пройдут года, и Тебе придётся вспомнить. Поздно будет, настанет вечер одного дня, что станет единственным до конца. Захочешь снова прожить им, но дана была одна жизнь. Молодость загубит нашу старость сожалением. Ушли не с теми, не глядя на лица, а только на статус. И вот ты вспоминаешь, кто не пошёл, считая, будто он не способен был идти. Он лежал, не двигаясь, дышал, а значит, был жив, но он был ранен. Он кровью истекал, и каждый из немногих глотков воздуха мог стать последним. Это был тот, кто должен был стать! В мире всегда кто-то слабый, чтоб ты мог сравнить свою силу.

В объятиях времени я. Успокаивает оно меня, да и Тебя тоже. Шепчет, будто это был кошмар, и ты проснулся уже. Всё снилось это мне, сном было, и я, и Она. Но не верю я, мне бы сказать, признаться прямо сейчас и не страдать, но вдруг я стану дураком в твоих глазах: «вот развёл тут сопли, плачешь как девчонка. Ты мне не нужен, ты как и все, сначала говорите, а потом молчите». Я боюсь, что дрожащие руки не те слова напишут, что станут они точкой.

Ты не поверишь не единому моему слову, будешь злиться, что застал врасплох Тебя.

Я много жизней успел здесь прожить, что считают меня проклятым. Во мне могилы каждого прожитого дня. В ней каждой – я. Каждый день был для меня живым, но люди убивали их, не веришь – вон надгробия. Те прожитые дни не скажут больше ничего. Кладбище внутри меня, не шутят мёртвыми.

Закончилась дурящая мне голову музыка. Она мне напевала, дурила голову Тобой, но вот закончилась она, и слышу я теперь шаги угрожающей реальности. Мы теряем друг друга. Пока не растворился Твой образ, я любуюсь им. Пора ли делать выводы и ставить точку, оставив всё запиской? Я был Тебе далеко не друг, Ты это понимала и потому разрывала изнутри меня?! Уж очень тесно было у меня для тебя, но теперь я открыт свободным ветрам своими дырами сквозь душу. Нам это же не надо никому, так почему мы расстаёмся. Всё молча, нет смысла говорить, всё прошло. И вот то самое мгновение, которое я так ждал. Но почему, кто решил за нас, что не быть нам вместе. Кто всё испачкал грязью, выдав предписание? Зачем дано мне было зрение, чтоб я Тебя увидел и прошёл мимо? НЕТ! (Если да, то что, всё легкомысленно у нас и не имеет смысла то, что перед глазами, или всё-таки мы ищем глазами только выгоду?) Увидел не для того, чтобы проклятьем оно меня сделало, но несчастным я уже не вижу ничего. Выжжены глаза твоим солнцем.

Назад Дальше