Параграф пятый: предупредить весь командный состав запасного артдивизиона, что в случае повторения назойливых просьб об отправке на фронт к виновным как к дезорганизаторам дисциплины будут приняты более суровые меры».
Может быть, и мне так поступить?
Курсанты заулыбались. Между начальником училища и его питомцами установилось полное понимание.
Проходя по учебному плацу, Костин встретил Михаила Гиммельфарба. Оглядываясь по сторонам, тот подошел поближе к Костину и очень тихо сказал:
— Товарищ полковник, я только что был в штабе и слышал, как дежурный по училищу принимал телефонограмму от начальника Главного артиллерийского управления Красной Армии. Вас вызывают сегодня в Москву, к двадцати часам.
— Ну и что же? Почему такая таинственность?
— Так это же на фронт направляют. Пожалуйста, не забудьте меня и Николая Петрова взять с собой, — как-то очень просительно проговорил Гиммельфарб и, видя, что не реагируют на его просьбу, добавил: — Если не на фронт, то почему же вызывают так поздно?
Костину не понравилась его назойливость, и он приказал ему отправляться в свою батарею, заметив при этом:
— Я же вам говорил, что всюду будете со мной!
— Товарищ полковник, разрешите идти? — обрадованно проговорил он и пустился бегом в казарму, где его ожидал Петров.
— Да, — произнес Костин вслух, — совсем еще подростки. И тут же подумал: «Не случайно вызывают ночью. Неужели на фронт?»
В Москве полковника Костина принял заместитель начальника Главного артиллерийского управления генерал-лейтенант Б. И. Шереметов. Как всегда, он был подвижен, энергичен: какие-то необычные шпоры на его сапогах издавали мелодичный звон.
— Николай Николаевич Воронов поручил мне переговорить с вами по двум вопросам. И вызвали вас так поздно потому, чтобы вы могли выполнить срочную работу к утру.
— Ну что ж, я готов!
— Первая задача. Вы должны разработать схему организации противотанковой артиллерийской бригады. К вашим предложениям Николай Николаевич относится с особым вниманием, так как этими вопросами вы занимаетесь уже много лет. Между прочим, он согласен с вами относительно громоздкости прежней, предвоенной организации бригады. Вторая задача несколько иного плана. — Тут генерал, выдвинув ящик стола, взял гранки книги Костина. — Ваше пособие по огневой подготовке противотанкистов получило высокую оценку. Оно необходимо для формирующихся частей противотанковой артиллерии. Мы предлагаем издать это учебное пособие не как авторское, а как официальное, уставное.
Полковник Костин заметил на титульном листе книги надпись: «Главное артиллерийское управление Красной Армии».
Генерал Шереметов прошелся по кабинету, остановился против Костина и проникновенно сказал:
— К авторскому труду одно отношение, а к официальному — совсем другое. Мы опасаемся, что выйдет ваша книга и начнутся вокруг нее разговоры, ненужная полемика. А нам надо, чтобы к книге не примерялись, а немедленно, сегодня же, взяли ее на вооружение. Конечно, вы имеете полное право не согласиться с предложением — это ваш труд, и никто вас не осудит.
— Я согласен, товарищ генерал! Пусть будет пособие официальным. Главное, чтобы была польза.
— Вот и спасибо! А польза будет огромная!
Прощаясь с генералом, Костин спросил:
— Как на фронтах наши дела?
— В двух словах можно сказать, что на Западном, Брянском фронтах положение несколько стабилизировалось. Идут бои местного значения, а вот на юге положение, прямо скажем, тревожное, — ответил Шереметов.
Наступил октябрь. В Подмосковье моросил мелкий дождь. На улице зябко; на душе полковника Костина тревожно. Обстановка усложнилась: на подступах к Ленинграду по-прежнему идут бои. Противником занят Орел. Тяжелые бои развернулись на вяземском и брянском направлениях. Фашистские войска крупными силами вели наступление…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Утро 5 октября выдалось не по-осеннему теплое. Это было первое воскресенье месяца, когда родители могли посетить своих сыновей-курсантов.
Проходя по территории училища, Костин заметил возле забора двух курсантов. Они прильнули к щелям, вероятно, стремясь увидеть своих родственников.
— Ну что? — мягко спросил у них начальник училища.
— Я маму жду, она обязательно должна приехать, — ответил один из них, — а вот у него… — и курсант кивнул в сторону приунывшего товарища. — К нему невеста приехала, товарищ полковник, а родственников пока нет, и его не выпускают со двора…
Дежурный по училищу, сопровождавший полковника Костина, пояснил:
— По инструкции свидание разрешается только с родными.
Костин взглянул на курсанта и невольно подумал: а вдруг у него это последнее свидание?
— Передайте мое приказание, — сказал Костин дежурному, — чтобы сегодня разрешили курсантам свидание не только с родственниками, но и с друзьями.
— Напрасно, товарищ начальник, — возразил стоявший рядом полковник Смирнов, — я-то знаю — им нельзя верить. Увидите, вечером будут пьяные!
— Может быть, с кем-то и случится такое, однако нельзя с одной меркой подходить ко всем. Ну а если будут нарушители, мы их строго накажем.
Курсанты встречались с родными в дубовой роще. Было много детей — шум, беготня, смех. Создавалось впечатление, что никакой войны нет, — так много было вокруг счастливых людей.
Костин вспомнил, как в первый день вступления в должность начальника училища его поразила какая-то открытая, детская безмятежность в лицах курсантов.
Сейчас среди женщин с детьми, которых немало собралось в роще, курсанты действительно выглядели школьниками. Возможно, присутствие родных, привыкших считать их детьми, сделало их такими. Во всяком случае, зрелище, представившееся глазам полковника, было трогательным.
Неожиданно разнесся сигнал тревоги. Курсанты бросились в училище.
Адъютант доложил, что заместитель командующего войсками Московского военного округа генерал Елисеев приказал немедленно по тревоге поднять личный состав училища и готовить его к выступлению.
Тут же прибывшим на свидание родственникам курсантов сообщили, что в училище объявлена учебная тревога. Но поверить этому было трудно. Сотни людей внимательно наблюдали за сборами курсантов, за погрузкой автомашин.
Генерал Елисеев по телефону сообщил начальнику училища, что по Варшавскому шоссе от Рославля в направлении Юхнова движется крупная колонна танков и мотопехоты противника. Это всего в двухстах километрах от Москвы.
— Как они могли там очутиться? — с недоумением спросил полковник Костин.
— Мы сами не можем понять, — ответил генерал, — но повторная воздушная разведка подтвердила это. Ваше артиллерийское училище вместе с пехотным составит сводный отряд курсантов, командовать которым приказано начальнику Подольского пехотного училища генерал-майору Смирнову. Вы назначаетесь его заместителем и начальником артиллерии центрального сектора Малоярославецкого укрепрайона. До приезда Смирнова из летних лагерей формируйте передовой отряд. В его состав включите батальон пехотного училища и артиллерийский взвод из вашего. Сформируйте столько батарей, сколько найдете орудий, способных сделать хотя бы по нескольку выстрелов. Из оставшихся курсантов создайте пехотные батареи, вооружите людей винтовками и пулеметами. Побольше берите противотанковых гранат, бутылок с горючей смесью…
Едва успел Костин положить трубку, как позвонил член Военного совета округа дивизионный комиссар К. Ф. Телегин:
— Время не ждет. Старайтесь все, что необходимо, изыскать на месте. Вам будет помогать секретарь городского комитета партии, он получил на этот счет указание Александра Сергеевича Щербакова.
Костин взглянул в окно. Курсанты мчались на лошадях в артиллерийский парк к орудиям. Всюду спешка, суета. «Когда же мы прибудем в укрепрайон, — подумал полковник, — ведь на лошадях не доберешься туда и за двое суток?»
Начальник училища отдал необходимые распоряжения по подготовке к выходу, вызвал начальника артиллерийского снабжения инженер-майора М. Г. Демидова.
— Сколько орудий мы можем взять?
— Только двенадцать. И больше двадцати боевых выстрелов ни одно из них не выдержит. Можем дополнительно собрать пушек двадцать, способных сделать по пять-шесть выстрелов, но они в ремонте и будут готовы не раньше чем через шесть часов.
— Немедленно готовьте и остальные орудия. Всех орудийных мастеров берите с собой.
Было решено сформировать из курсантов училища артиллерийский полк из трех дивизионов, по две батареи в каждом, и одну отдельную трехорудийную батарею. Снарядов приходилось по две сотни на орудие. Винтовок и пулеметов хватило для личного состава одного пешего дивизиона в составе трех батарей, но без орудий.
По опыту первых месяцев войны полковник знал, что передовые отряды могут выполнять важные задачи. Сильный передовой отряд сумеет задержать противника хотя бы на двое суток и тем самым даст возможность главным силам подготовиться к обороне на основном рубеже. Он понимал, что танковые клинья врага потому и прорывали нашу оборону, что против них выделялось незначительное количество артиллерии, способной бороться с танками. Поэтому Костин приказал выделить в передовой отряд артиллерийский дивизион из восьми орудий.
В это время в училище прибыл генерал Елисеев. Выслушав соображения Костина относительно выделения в передовой отряд дивизиона вместо взвода, он не сразу согласился с решением начальника училища.
— А не ослабим ли мы противотанковую оборону главной полосы? — Он помолчал, затем сказал: — Но вообще-то вы правы — передовой отряд должен задержать противника. Направляйте дивизион…
Но тут оказалось, что из-за нехватки автомашин пехотное училище вместо батальона может выслать в передовой отряд только одну стрелковую роту. Пришлось выделить туда пешие курсантские батареи.
— Что же произошло на фронте, — спросил Костин, — если курсанты двух подольских училищ срочно направляются на передовую? Ведь это же золотой фонд нашей армии.
Оказалось, что два дня назад войска противника, начав наступление, прорвали оборону Западного и Брянского фронтов. Советское командование пыталось восстановить положение, но безуспешно.
— Получилось так, — сообщил генерал Елисеев, — что дорога на Москву на этом направлении оказалась открытой. 5 октября Сталин приказал во что бы то ни стало задержать врага на пять — семь дней до подхода войск с Волги. «Собрать в один кулак все, что есть под рукой, и заткнуть брешь!». А ваша задача — немедленно выйти в Малоярославецкий укрепленный район, занять там оборону в наиболее важном центральном секторе, в Ильинском, задержать противника до подхода подкреплений. Будете опираться на построенные там железобетонные артиллерийские доты и капониры.
— Что известно о противнике? — снова пытался выяснить Костин.
— В том-то и беда, что ничего конкретного, — ответил Елисеев. — По сообщениям летчиков, по Варшавскому шоссе движутся колонны танков и мотопехоты — не то дивизия, не то корпус. Сегодня утром противник был на подходе к Юхнову.
— А в каком состоянии укрепрайон? — допытывался Костин.
— Строительство еще не закончено, работы ведутся силами местного населения. А что это такое, — вздохнул генерал, — сами знаете — женщины, старики да подростки. Но какой народ, как они эту проклятую глину копают. Падают от усталости, а копают…
Генерал нервно прошел из угла в угол кабинета и, словно стряхнув с себя тяжелые невысказанные думы, твердо проговорил:
— Главная задача — прикрыть участок фронта от вражеских танков, и тут вся надежда на артиллерию. Что вы сможете выставить?
— Всего тридцать орудий, — ответил Костин. — Из них только двенадцать надежных, годных к стрельбе боевыми снарядами.
— Почему так мало? — возмутился генерал. — Ведь у вас более тысячи двухсот человек, можно обслужить не тридцать, а двести пятьдесят пушек.
— Наше училище, — докладывал полковник, — недавно отправило на фронт более сорока орудий, а оставшиеся предназначены для учебных целей. Но мы кроме семи батарей сформируем еще и пеший артдивизион, вооружим его пулеметами и винтовками, благо не успели отправить вооружение в округ. На фронт пойдет больше тысячи курсантов и около ста командиров. Здесь, в училище, останется двести курсантов во главе с моим заместителем. Они только что прибыли, еще ничему не обучены, их нельзя бросать в бой.
— Да, да, — согласился генерал, — необученных не берите. Постараемся вам прислать из арсенала несколько старых пушек, — пообещал он и добавил: — Хоть и мало у вас орудий, все же это лучше, чем посылать туда ополченцев с винтовками и бутылками с горючей смесью. Очень надеемся на вас.
Генерал Елисеев уехал.
Начальнику училища важно было сейчас подобрать в передовой отряд надежных командиров, способных не растеряться в сложной обстановке. Безынициативный, неуравновешенный командир в горячем деле — беда! Если передовой отряд не устоит, недостроенный укрепрайон под Ильинском падет и тогда наше положение еще более ухудшится.
Полковник Костин назначил командиром артиллерийского дивизиона в передовой отряд капитана Я. С. Россикова. В училище он считался одним из лучших командиров. Его знали как хорошего специалиста, человека, обладающего выдержкой, хладнокровием. Комиссаром дивизиона назначили старшего политрука М. М. Постнова.
Старший лейтенант Костогрыз, который отличался оперативностью и четкостью в служебных делах, назначался в отряд начальником штаба дивизиона.
Секретарем партийного бюро был выделен любимец курсантов политрук Н. М. Иванов. На первый взгляд его трудно было принять за военного — настолько он был деликатен, мягок. Все ребята тянулись к нему, с каждым он находил общий язык, а это было очень важно в боевой обстановке.
Командирами батарей были назначены старший лейтенант Т. Г. Носов и капитан С. Н. Базыленко. Носов — отличный стрелок, мог действовать за наводчика, научить меткой стрельбе других. Базыленко в качестве добровольца участвовал в гражданской войне в Испании.
Наконец личный состав училища был готов к выступлению.
В артиллерийском парке царило такое оживление, будто не на фронт отправлялись люди, а на парад. Все разговоры об одном: «Ну, покажем фашистам, где раки зимуют!»
Пушкари сидели группами возле своих орудий и ожидали команды. Грузовые автомашины, которые должны были доставить курсантов на место назначения, прибыли к 16 часам. Началось распределение — орудия на буксир к машинам, снаряды в кузова, туда же и курсанты. Оказалось, что разведчиков негде разместить.
Один из водителей, пожилой уже человек, подошел к командиру дивизиона и сказал:
— Кузов полностью загружен снарядами, да еще пятнадцать человек посажено, а это полуторка. Вдруг не потянет, а?
— Да у нас у каждого вес не более сорока килограммов, — невозмутимо ответил капитан Россиков. — Доедем! Только на ухабах потише…
Капитан засмеялся, ребята дружно подхватили смех. Их смех заглушил нестройный хор женских голосов. Вокруг Костина собрались вольнонаемные сотрудницы училища: машинистки, делопроизводители, официантки. Они пытались что-то ему втолковать, но он ничего не мог понять.
— Да пусть скажет одна, — не выдержал начальник училища.
Вперед вышла девушка маленького росточка — Надя Бабенко. Ей семнадцать лет, комсомолка, делопроизводитель.
— Товарищ полковник, — начала Надя, — училище уезжает на фронт, а почему же вы нас не берете? Мы все обучались на курсах медсестер при Осоавиахиме. Мы должны ехать с вами!
— Кто вам сказал, что училище отправляется на фронт? — строго спросил полковник.
— Там беженцев полно понаехало, видите? — показала Надя рукой на дорогу, — они говорят, что бои идут совсем близко отсюда…
Выйдя за ограду, Костин все понял. Действительно невдалеке стояло десятка два машин с людьми. Сплошной толпой их окружили родственники курсантов. Узнав начальника училища, они бросились к нему с той же просьбой, что и девушки: «Возьмите нас с собой!» Поблизости, видимо не случайно, оказался начальник медицинской части училища Шатров.