– Думаю, что да.
– Вот и хорошо, – сказал Миллер. Достал платок из нагрудного кармана и утер блестевший от пота лоб. – Извините, что вынужден был так говорить, но все сводится к тому, о чем я вел речь – о том, что люди слишком жалостливы. Они не вправе беспокоиться о тех, кто того не стоит. Это неестественно. Это только создает неприятности.
– Еще один вопрос, – сказал Мюррей. – Если вы…
– Оставьте, – сурово произнес Миллер. – Я сказал леди то, что ей хотелось знать, и на этом все. Все остальное, что могу сказать, скажу только в суде. А если думаете, мистер, что я чего-то не понимаю, скажу вам то, что мне стало ясно. Эта леди не обращалась к вам, никто не пойдет на такие хлопоты развлечения ради. Это вы втянули ее во все это. – Он отмахнулся от возражений миссис Нэпп. – Я не говорю, что все сказанное ею неправда. Я только говорю, что позор втягивать благовоспитанную пожилую леди во все это, чтобы обработать меня перед судом. Не хочется говорить, в каком свете это выставляет вас, мистер.
Лифт опускался, цепи его печально бренчали.
– Что мне хочется сделать сейчас, – сказал Мюррей, – так это поехать в контору и записать на пленку все, что мы запомнили, пока это свежо в памяти. Что скажете?
– Ладно, – ответила миссис Нэпп, но в ее голосе прозвучала необычная нотка. Мюррей с тревогой заметил, что она выглядит очень старой и очень усталой.
– Уверены? – спросил он. – Вы как будто слегка не в себе.
– Просто такая реакция.
– Это естественно. Встреча прошла замечательно, правда? И когда все будет на пленке, мы сможем забыть о ней. Потом поедем в какое-нибудь приличное вечернее заведение, я угощу вас кофе и творожным пудингом. Давайте посидим «У Линди».
– Нет, – резко ответила миссис Нэпп. Слишком резко.
Мюррей не сразу понял:
– Из-за того, что миссис Миллер слушала, как муж отпускает скверные шутки о своей постановке? Ладно, поедем в другое место. В какое захотите.
– Это не было несчастным случаем, – сказала миссис Нэпп, не слушая его. – Это была попытка самоубийства, так ведь?
– Видимо, так.
– А она такая прелесть. Такая жалкая крошка. Я сидела, слушала ее и хотела сказать что-нибудь такое… Господи, – с силой воскликнула миссис Нэпп, – иногда я ненавижу всех мужчин!
Мюррей подумал, что это несправедливо по отношению к Айре Миллеру и к мужскому полу в целом, однако настроение миссис Нэпп не допускало возражений. Тут, к его облегчению, лифт остановился, и дверь приглашающе отъехала вбок. Но миссис Нэпп не двинулась с места. Он взглянул на нее и с тревогой понял, что она плачет. Отвернувшись, держа в руке платок, она беззвучно, беспомощно плакала.
Это было своего рода откровением.
Глава 9
Той ночью Мюррей плохо спал и в пять часов утра решил выпить полный стакан бренди в виде чрезвычайной меры. В контору приехал в полдень, ощущая во рту неприятный привкус и глубоко в костях усталость.
– Это, – сказал он мисс Уайтсайд, просматривая книгу записей на прием, – была одна из тех ночей, когда лучше было бы не ложиться. Многие оказались непринятыми?
– Многие, – нелюбезно ответила мисс Уайтсайд. – Большинству из них я назначила другое время, но один из них – мистер Скотт – сказал, что дождется вашего прихода. Он ушел пообедать, но сказал, что сразу же вернется. Очень хотел вас видеть.
– Мир был бы лучше, не будь люди слишком упорными, но раз уж он такой человек… Господи, что вы там читаете, мисс Уайтсайд? – Мюррей с любопытством взглянул на обложку журнала. На обложке была фотография царствующей голливудской королевы, глубокий вырез ее платья широко распахнулся, когда она подалась вперед к фотокамере. Под снимком жирным шрифтом было напечатано: «Почему ее трусики обнаружены не в той спальне?» – Мисс Уайтсайд, не нужно показывать здесь такие вещи. Вы отпугнете лучших клиентов.
Чувство юмора не было сильной стороной мисс Уайтсайд. Она ярко покраснела и грубо сунула журнал в руку Мюррея.
– Он не мой, мистер Керк. Его оставил здесь мистер Скотт. Кажется, он работает в редакции этого журнала.
– О. Извините за ошибочное суждение о вас, мисс Уайтсайд. Просто в наши дни не знаешь…
– Позвольте сказать вам, мистер Керк, что меня не застанут за чтением такой вещи.
– Не сомневаюсь. Каков из себя этот Скотт, мисс Уайтсайд?
– О, очень приятный, – ответила мисс Уайтсайд. – Классный тип.
Он был именно таким, Мюррей увидел это сразу, как только Скотт вошел в кабинет. Подтянутый, с седеющими волосами, с жестким и гладким, как полированный кремень, лицом, он был бы безупречным натурщиком для рекламы виски, позирующим со стаканом в руке перед камином. Поставить его за штурвал яхты возле Сэндс-Пойнт или с дорогим охотничьим ружьем на Истерн-Шор, и он будет как раз на месте. У него был приятный вид. И приятный голос. Такой, как у Харлингена.
– Вы опоздали, мистер Керк, но извиняться не нужно. Терпеть не могу людей, которые требуют у человека объяснений, почему он опоздал, словно у школьника. Вы заметите, что я не оставил вам своей визитной карточки. В этом нет нужды. Мои данные есть на первой полосе этого экземпляра «Пипхоул». Я издатель этого журнала. Что до моего появления здесь – так сказать, горы, идущей к Магомету, – не ломайте над этим голову. Существуют аспекты моего бизнеса, которые я предпочитаю вести таким образом. Причина очевидна.
– Конечно, – сказал Мюррей. Ему внезапно пришло на ум, что самое худшее средство от похмелья – время, проведенное с поразительным эгоистом.
– «Пипхоул», – продолжал Скотт, – в настоящее время самый популярный журнал. Наш тираж – пять миллионов в месяц. Продажа журнала в киосках быстро растет. «Пипхоул» – это деньги. Керк, если у вас есть какие-то сомнения, взгляните сюда.
Мюррей подался вперед, чтобы увидеть цифры на полоске бумаги, которую Скотт держал перед ним, и увидел, что это чек на пять тысяч долларов, выписанный на фирму «Конми – Керк».
– Выглядит впечатляюще, – сказал он. – Но позвольте спросить, мистер Скотт, на что этот чек должен меня вдохновить?
– Вы знаете мой журнал, Керк? Вы часто его читали и получали удовольствие, так ведь?
– Пожалуй, не особенно часто. Кажется, там всегда идет речь об одних и тех же вещах, происходящих с людьми без царя в голове. Вскоре эти темы отчасти утрачивают свою пикантность.
– Нет, для массы наших читателей не утрачивают. Возможно, Керк, у вас другие интересы, однако наши читатели хотят читать об одних и тех же вещах, происходящих с людьми без царя в голове. Пока это люди – видные общественные фигуры. Особенно из мира зрелищ. Мне все равно, певцы они, танцоры, артисты, режиссеры или писатели – у всех у них есть какие-то тайны. И читатели нашего журнала хотят знать об этих тайнах. Им нужны имена, даты, места, высказанные слова и фотографии, если они существуют. Короче говоря, нужно то, что содержится в картотечных шкафах за вашей спиной. Вы меня поняли?
– Не уверен. У меня создалось впечатление, что вы предлагаете мне пять тысяч долларов за то, чтобы я выискивал скандальные сведения о разных знаменитостях. Это так?
– Нет, Керк. У меня другие агентства работают над этой стороной за гораздо меньшие деньги. От вас мне нужны материалы, уже содержащиеся в ваших досье. Дело в том, что мой человек, который в Калифорнии работал у Фрэнка Конми, сказал мне, что ваши досье здесь полны сенсационных сведений кое о ком из самых значительных людей в индустрии развлечений. Эти магнитофонные записи и фотографии – кровь нашего журнала. Дайте мне первую часть, и цены на мой журнал станут выше, чем на все соперничающие.
Поймите меня правильно, Керк. Я не хочу рыться в ваших досье, не собираюсь иметь с ними никакого дела. Вам нужно только просмотреть ваш каталог, выписать фамилии тех, кто может быть интересен читателям «Пипхоул», и дать этот список мне. Я выпишу из него пятьдесят фамилий и возьму досье только на этих людей. Никто ничего не узнает. Это сто долларов за каждое, Керк. Пять тысяч долларов за час вашего времени. Для меня это азартная игра, но я усердный игрок. И к вам нет больше никаких требований. Я пришлю сюда грузовики, они заберут груз за мой счет.
– Понятно, – сказал Мюррей. Прижал ладонь ко лбу, чтобы унять там стук, но это не помогло.
Скотт нахмурился:
– В чем дело? Болит голова?
– Да, но право…
– Головная боль – ерунда, – объявил Скотт. – Вот, давайте покажу, почему. – И в следующий миг, к удивлению Мюррея, этот человек шел к нему из-за стола, вытянув руки, словно душитель в поисках жертвы. Отбить их было невозможно. Они устремились к шее Мюррея, впились в нее пальцами и стали вертеть ее, мять с костоломной силой. Руки были удивительно холодными, твердыми. «Эти руки принадлежат, – подумал Мюррей с почти жутким удовольствием, – твари, посланной терзать меня за то, что я так напился». Нос его находился в дюйме от стола, он силился подавить рвущийся из него неудержимый смех и сумел в критический миг обратить его в фырканье.
– Расслабьтесь, приятель, – сказал Скотт. – Расслабьтесь и ощутите полное воздействие.
Он повернул челюсть своей жертвы, раздался опасный хруст позвонков, и руки разжались. Когда Мюррей осторожно поднял голову, Скотт утирал платком лоб и тяжело дышал.
– Вот теперь лучше, – заговорил он. – Черт возьми, Керк, у вас прекрасная костная структура, но смотрите, как вы портите ее. Вы же человек, не животное. Сидите распрямясь. Ходите распрямясь. Будьте человеком по всей длине позвоночника. И примите мой совет – посетите хорошего хиропрактика. Хиропрактик сделал из меня нового человека.
Мюррей сдержал замечание, так и просившееся на язык.
– Подумаю об этом.
– Не думайте. Делайте. И это напоминает мне, что я хотел уладить наше дело и уйти. – Он протянул чек. – Я уверен, что условия приемлемые.
Мюррей взглянул с кратким порывом поддаться искушению, потом пересилил его:
– Простите, мистер Скотт, но я так не думаю.
– Это ваше право, Керк. Какую сумму вы просите?
– Зависит от обстоятельств. Пока что я знаю только, что нахожусь на рынке, где спрос превышает предложение. Прежде чем принимать решение, я бы хотел оглядеться, узнать, как котируются секретные досье.
Выдержка Скотта слегка изменила ему.
– Керк, теперь вы говорите, как ловкач. Я удивляюсь этому.
– Это ваше право, – сказал Мюррей. Головная боль, обнаружил он, была все такой же сильной.
– Хорошо, мы оба деловые люди. Я прибавлю еще тысячу. Но за это потребую вашего слова, что получу стоящий товар. Секс, наркотики, тюремные досье – они повышают тираж. И это должно быть связано со знаменитостью, которую знает человек с улицы и о которой хочет читать. Если не смогу найти из половины вашего списка хороших материалов, то понесу убытки.
– Это хороший разговор о сделке, мистер Скотт. Но сделки не будет.
Теперь выдержка изменила Скотту окончательно.
– Послушайте, Керк, позвольте осведомить вас о том, чего вы не принимаете во внимание. Я обратился прямо к вам, так как считаю полезным вести дело с руководителем, когда возможно. Но вы знаете, и я знаю, что для тех, кто работает в вашей сфере, лояльность ничего не значит. У вас большая организация, в ней каждый готов продать вас тому, кто предложит самую высокую цену. Понимая это, зачем вынуждаете меня вести дела за вашей спиной с каким-нибудь продажным служащим? Не лучше ли самому вести торговлю и получать доход?
Мюррей, не мигая, уставился на этого человека, как зачарованный.
– Ну и ну, будь я проклят, – негромко сказал он.
– Но вы меня понимаете?
– Понимаю, – ответил Мюррей. – Еще как понимаю.
Он вызвал звонком миссис Нэпп и, когда она появилась, повернулся вместе с креслом к ней.
– Миссис Нэпп, это важно. Подготовьте список наших клиентов, прошлых и нынешних, которых можно считать знаменитостями. То есть всех, кого человек с улицы знает и о ком хочет читать. – Обратился к Скотту: – Надеюсь, вы не против, что я воспользовался вашим определением?
Скотт был воплощением довольной любезности.
– Ничуть.
– Прекрасно. Потом, миссис Нэпп, если кто-то из наших людей захочет видеть досье, включенное в этот список, он должен будет письменно изложить причину и подписаться. Если сочтете, что причина хотя бы слегка подозрительна, немедленно сообщайте мне. Тогда я смогу…
– Господи! – воскликнула миссис Нэпп, когда дверь за Скоттом хлопнула с грохотом взорвавшейся бомбы. – Что случилось? Этот человек, должно быть, не в своем уме.
– Нет, он просто очень, очень расстроен. В общем, миссис Нэпп, принимайтесь за работу над этим списком. Или, лучше, поручите это кому-нибудь из стенографисток. Выберите самую глупую. Такие прекрасно разбираются в знаменитостях.
Этот день, подумал Мюррей после обеда, который ему доставили на письменный стол чуть теплым и совершенно невкусным, отведен судьбой для множества мелких неприятностей. И убедился в этом, когда в два часа позвонил Бруно, сообщил, что их птичка улетела – Эдди Шрейд бесследно исчез из своего гнездышка на Кони-Айленде.
– Как это исчез? – спросил Мюррей. – Ты расспрашивал соседей? Обошел всю округу?
– Только этим и занимался. Единственный, кто вроде бы может что-то знать, это тип, которому принадлежит дом, где жил Шрейд, а он не хочет разговаривать. Черт возьми, в том районе никто не хочет разговаривать. Мюррей, видел бы ты это место зимой. Прямо-таки конец света.
– Ну и что? Ты там не для осмотра достопримечательностей. Думаешь, это устроил Лоскальцо?
– Возможно. Шрейд ему нужен, чтобы поддержать Миллера, иначе у него не получается дела. Может быть, именно о Шрейде он и беспокоится.
Мюррей размышлял над этим, пока Бруно не застонал:
– Говори со мной, приятель, говори со мной. Здесь холодно и одиноко.
– Ты жалкий трус. Слушай, почтовое отделение от тебя далеко?
– Было где-то поблизости. Мюррей, что у тебя на уме, игра в «Брата Фрэнка»?
– Сделаем такую попытку, – сказал Мюррей. – Две открытки и два письма, только смотри, пиши адрес разборчиво, чтобы они не оказались в отделе невостребованных писем.
– Все понял. Скажи, кто будет Братом Фрэнком?
– Буду я, – ответил Керк, – поэтому пиши Брату Мюррею.
– Ладно. Тогда до завтра.
– Постой, постой. – Мюррей придвинул к себе блокнот и начал аккуратно выводить кружки. – Помнишь, Джек Коллинз, когда был здесь в прошлом году, что-то говорил о новом деле у него на Тихоокеанском побережье, но не захотел сказать, что оно представляет собой?
– Помню.
– И помнишь, я потом сказал тебе, что если его новое дело представляет собой продажу магнитофонных пленок и фотографий порнографическим журналам, нам нужно открыть другое агентство, чтобы работать по заданиям оттуда?
Наступило молчание.
– Понял, – сказал наконец Бруно.
– Какого черта, – заговорил Мюррей. – Бруно, я знаю, как ты к нему относишься – вы всегда были друзьями, у него есть работа в Лос-Анджелесе, которую ты можешь получить в любое время, – но не могу допустить, чтобы мы с этим связывались. Если наши значительные клиенты узнают о такой связи, о них завтра же можно будет забыть. Понимаешь, так ведь?
– Понимаю, конечно. Только, Мюррей, возможно, ты совершаешь ошибку. На Западе все агентства занимаются этим. Эта чертова Калифорния сплошь напичкана подслушивающими устройствами. Взять любую из голливудских красоток – если она не думает, что у нее под матрацем установлен микрофон, то не может спать по ночам. Раз там есть такой золотой прииск, то нельзя винить Джека за то, что он хочет поживиться, так ведь?
– Я не виню его, – заметил Мюррей. – Я не имею с ним дел, пока он работает с этими журналами. Он хороший человек, Бруно, но сейчас не нужен мне. Говорю прямо, чтобы ты знал – здесь нет ничего личного.
– Черт возьми, – сказал Бруно, – мне ты ничего не должен.
Тут вмешался голос телефонистки, далекий и мелодичный:
– Пожалуйста, опустите пять центов для разговора в течение следующих пяти минут.
– Вымани у кого-нибудь другого, сестричка, – сказал Бруно и повесил трубку.
Мюррей медленно положил свою, а потом сквозь темную путаницу мыслей осознал, что мисс Уайтсайд со странным выражением лица смотрит на него от двери. «Что там еще?» – подумал он.