Я мысленно запечатываю эти строчки в вечные воспоминания, бетонирую, ламинирую. Потому что все послания уничтожаются практически сразу после прочтения, дабы не оставлять улик. Вещественной памяти никогда-никогда не останется. Только в сердце хранить и лелеять. Чону же даже этого не достается. Все только на словах. От друга Юнги, сухо и кратко.
С последней встречи я все явственнее и ощутимее чувствую невидимую, незримую связь между нами. Боль и тревога Куги физически осязаема настолько, что порой кровь в венах горит и вскипает. Боюсь даже представить, что может чувствовать он, проживая каждую мучительную процедуру вместе со мной, ловя и своим организмом приступы. Думать о том, насколько сильна и прочна эта нить, страшно. Ведь в его венах течёт теперь и моя кровь. Как бы банально и слащаво это не звучало, но, похоже, мы и правда стали двумя разорванными половинками одного целого. Природа этого феномена непонятна и необъяснима с научной точки зрения, но факт остается фактом. Он не может без меня. Я не могу без него.
»… Мы, кажется, нащупали след, Сури-я! Я уверен, что движемся в верном направлении. Юнги-хён обнаружил ключевой ген у млекопитающих, который у человека находится в спящем заблокированном состоянии. Он и помогает бороться с вирусом! Если мы сможем его активировать, разбудить, и он начнет действовать… Возможно, это и будет решением проблемы! Потерпи. Потерпи еще немного. Еще чуть-чуть. Я делаю всё, что в моих силах. Если потребуется работать сутками, днями, ночами, я всё сделаю! Лишь бы вытащить тебя оттуда и прекратить мучения. Дождись меня! Прошу!..»
Строчки расплываются, расползаются. Соленые капли падают на клочок бумаги, оставляя чернильные разводы. Пожалуйста, поторопись, Куги!
***
Уже неделю не видно доктора Мина. И это начинает чрезвычайно беспокоить. Тревога щупальцами просачивается под кожу, забираясь под ребра, сжимая холодными тентаклями органы. А что если кто-то узнал об их несанкционированных опытах? Что если все исследования прикрыты, а результаты уничтожены? И что в таком случае могут сделать с учёными? Я мучаюсь в неведении, вынужденно погруженная в информационную изоляцию. От переживаний на стену лезть хочется. И тогда, когда кажется, что эмоциональный фон накален до предела, доктор Мин наконец навещает меня.
Рано утром он спешно врывается в палату. Явно старается сдерживаться и не выдать себя камерам, но улыбка все равно обнажает десна:
— Сури-я! У меня хорошие новости! — я так рада видеть знакомое лицо, слышать скрипучий голос, что еле подавляю желание крепко обнять Юнги. — Те исследования на животных не прошли даром. Мы, кажется, вывели-таки антидот, — пока ученый делает необходимые замеры, больше для отвода глаз, торопливо рассказывает о результатах. — Мы проверили его пока только на образцах крови, но он сработал! Осталось испытать действие противоядия в живом организме, зафиксировать итоги. Я не знаю пока, как мы это провернем, но остался всего шаг, Сури-я! Всего один шаг!
Я внимательно смотрю на Мина. Вижу бледно-серый цвет лица, фиолетовые залежи под глазами, слегка трясущиеся руки. Он явно не спал ночами, не доедал, сидел в тесном кабинете. Если малознакомый человек так усердствует, лезет вон из кожи, то что говорить тогда о сталкере? От осознания этого щемит сердце:
— Как Чонгук?
Еле заметная тень беспокойства пробегает по лицу Юнги:
— Чонгук сейчас готовит образцы в своей лаборатории. Он… Он в порядке. Держится. Ты же знаешь, сейчас его ничто не остано…
Последнее слово утопает в звуке ревущей сирены, внезапно накрывшей всё здание. Она осатанело бьет по ушам, раздирая барабанные перепонки в лоскуты, оглушая до звона в голове, заставляя зажать ее руками и пригнуться. В следующую секунду яркие больничные лампы гаснут и темноту вспарывают ослепительно красные полосы. Коридор заливается алым мигающим светом. Я поднимаю голову и вижу, как он отражается отблесками в широко распахнутых глазах ошеломленного учёного. Что, твою мать, происходит? Почему сработала система безопасности?
За дверью слышен оживший в коридоре динамик. Взволнованный голос диспетчера настолько громкий и пронзительный, что проникает даже сквозь звукоизоляционные стены:
— Код красный, код красный! Повторяю! Код красный, код красный! Заблокировать все входы и выходы! Заблокировать входы и выходы! — приглушенно долетает до нашего слуха.
Мин Юнги даже в потёмках заметно бледнеет. Он переводит нечитаемый взгляд на меня. А я силюсь понять по его реакции хоть что-то, но тщетно. Красный код? Что за красный код?! Вновь вспыхивает свет, ослепляя и заставляя зажмуриться. Сирена все еще оглушительно рвёт сознание, глаз ловит красные всполохи сигнальных ламп. Доктор Мин срывается к панорамному окну, вглядываясь в даль коридора. Спустя минуту спешно возвращается и, хватая меня за локоть, стягивает с больничной койки.
Сирена замолкает, стремительно погружая в оглушающую тишину, до противного звона в ушах. Я морщусь от этих неприятных ощущений. И только через какое-то время до слуха наконец доносятся хоть какие-то окружающие звуки. Мерное пиканье и тревожный шепот:
— Быстрее, быстрее!
Пока учёный лихорадочно выуживает магнитную карточку удостоверения из нагрудного кармана, направляясь к выходу, я выдираю из вены инфузионную иглу системы, стаскиваю датчики. Как есть босиком да в робе спешу следом, но сбежать не удается.
Юнги еле успевает отшатнуться от двери, когда та отодвигается в сторону и в палату врывается толпа во главе с Ким Сокджином, судорожно натягивающем на руки перчатки. По тому, как выглядит глава, становится понятно, что произошло что-то действительно серьезное. Он растрепан, больничный халат явно был накинут в спешке. Половину лица скрывает респираторная маска. В глазах плещется безотчётный страх. А еще сумасшедшая решимость. Именно она нагоняет жути и бросает в холодную дрожь.
— Увести! В операционную! Немедленно! — Ким глухо, отрывисто отдает приказы.
Толпа сотрудников в защитных костюмах надвигается на меня. Страх пронзает тело и сковывает льдом. Им нужна я! Почему? Подсознательно отступаю назад, вся напряженная, собранная, готовая биться, если потребуется. И не отвожу взора от Сокджина, проваливаясь в красный мрак фанатичности и маниакальности в его глазах.
Мгновение и обзор закрывает чья-то спина. Доктор Мин, рискуя своим положением, работой, рискуя сейчас всем, прикрывает меня. Он вытягивает вперед руку, пытаясь затормозить, остановить неизбежное:
— Господин директор! — обращается он к главе и отчаяние слышится в охрипшем голосе.
— В сторону, Юнги!
Тщедушного учёного отшвыривают прочь. Я понимаю, что справиться с таким количеством человек, имея в руках только стойку из-под капельницы, невозможно. Шансы практически равны нулю. Силы мои давно уже не те. Но я буду, не я, если не попытаюсь. После непродолжительной борьбы меня хватают, заламывают руки, насильно укладывают на койку и приковывают фиксаторами. Я брыкаюсь, что есть силы, визжу, изрыгая проклятья, но все это бесполезно. Юнги дёргается в руках одного из громил:
— Господин директор! Это не выход! Еще есть шансы!
— Вчера вечером кто-то из младших сотрудников разбил колбу с вирусом. Он ничего не сказал, пытался замести следы. Но-таки успел подхватить эту заразу. Ты понимаешь, что это значит? — директор взбешён. Всё пошло не по его плану, нарушен установленный распорядок и мужчину это неимоверно злит.
Мин стоит словно громом пораженный. До меня еле доносятся их голоса, но я начинаю медленно осознавать всю суть происходящего. МБ-5 в стенах лаборатории и с минуты на минуту начнет распространяться! Раз в год и ружье на стене стреляет. Мне и не жалко никого, если честно! Лично для меня вирус не представляет опасности, Чонгука нет. Только Юнги. Ему надо спасаться сейчас, пока не поздно, а не меня защищать. Я наблюдаю, как один из сотрудников дрожащими руками готовит шприц. Неужели в такой ситуации им есть сейчас дело до меня? Что еще им не хватает?
— Хорошо, хоть здание покинуть не успел. И в город вирус не потащил, — долетают обрывки разговора. — Пара охранников нашла бессознательное тело в коридоре. Эти недотёпы пытались привести его в чувство. Теперь они трое изолированы в левом крыле. Нам нужно действовать…
— Это ошибка! Её мутировавшая кровь для этого не предназначена! Я проводил исследования…
— По официальным отчетам исследования показали, что её кровь успешно борется со штаммом и ликвидирует его.
— Эта кровь всех убьёт! Они сгорят за пару часов.
— У меня в здании заражённые, Юнги! — не выдерживает Сокджин и срывается на крик. — Другого выхода нет! Если вирус начнет распространяться… Я готов идти на риск и на крайние меры, если они необходимы!
Впервые за очень-очень долгое время меня накрывает приступом панической атаки. Воздуху сквозь него не пробиться, не просочиться. Грудная клетка тяжело вздымается и опадает, из нее выходит сиплое натужное дыхание. Стены ходят ходуном, кружась перед глазами, расплываясь. Если директор Ким заговорил о крайних мерах, это может означать одно. Разберут, расчленят на кусочки, даже глазом не моргнут. Руку больно колят иглой. Препарат введен. Неужели это конец?
========== Глава 11. Противостояние. ==========
Комментарий к Глава 11. Противостояние.
Ух, ближайшие главы будут напряженными. Разрешается бегать по потолку. Я и сама чертовски переживаю.
Вот вам образ Чонгука - https://cdn1.savepice.ru/uploads/2018/7/1/8dba9fa19b2494c37dd765c972faef27-full.jpg
Для наглядности, так сказать.
— Хён! — от отчаяния доктор Мин переходит на неформальную речь. В попытках достучаться до здравого смысла, дозваться. — У нас… — он осекается, но тут же исправляется, — у меня почти готов антидот! Я вывел его на днях! Если дашь немного времени завершить.
Сокджин вздрогнул, словно от пощечины:
— Где он?
— Не здесь, не в здании… В моей домашней лаборатории, но… — учёный взволнованно запинается.
— У меня нет на это времени, Юнги, — надежда, промелькнувшая в глазах главы пару секунд назад, исчезает, вновь уступая место твердой непоколебимой решимости.
Голова гудит мерным гулом, по вискам бьёт стальной молоток. В груди громыхает набатом сердце. Как не стараюсь как можно дольше сохранять адекватное, трезвое состояние и ясность, ничего не выходит. Препарат действует слишком быстро и неотвратимо, вызывая тошноту.
Видимо, директор дает очередной приказ, потому что больничную койку отделяют от стены и ставят на колеса.
— Хён! — слышу отдалённо перед тем, как провалиться в беспамятство и темноту.
***
Каталку с бесчувственной Сури провозят мимо белого, как смерть, Юнги. Её безвольный образ проплывает перед взором будто в замедленной съемке. Что если сейчас он видит девушку живой в последний раз? Учёный, собрав всё оставшиеся силы, импульсивно рвётся из тисков. Тщетно. Один из медработников продолжает крепко удерживать его. Или это охранник? Уже не понятно, кто есть кто в этой суматохе.
— Тебе бы переодеться согласно регламенту, Юнги, — сухо произносит Сокджин прежде, чем последовать за медгруппой, удаляющейся по коридору.
Когда Мина наконец отпускают и оставляют одного в опустевшей палате, он какое-то время стоит зажмурившись и шумно дышит, пытаясь угомонить сердце и подавить панику. Мысли лихорадочно мечутся в голове, толкаются, бьются друг о друга, взрываются, причиняя боль. Ему нужен план. Надо остановить Кима, пока еще не поздно. Убедить его, доказать!
В следующую минуту учёный уже несётся в свой кабинет. Влетает в комнатушку, раскидывая в стороны попадающиеся на пути стулья, коробки с папками, книги. Дрожащие руки судорожно хватают мобильник, лежащий на столе. Тот так и норовит выскользнуть из мокрых пальцев, но Юнги держит цепко. До побелевших костяшек стискивает девайс, пока набирает номер. Молится про себя, чтобы связь все еще была доступна и блокировку сети не успели включить. Потому что выход сейчас только один…
— Чонгука! — раздается оглушительное в больничном коридоре и эхом отскакивает от стен.
Доктор Мин готов тоже рисковать. Потому что знает, что не простит себе, если случится непоправимое. Не для этого он работал столько лет. Не для того пошел по пути науки, выбрав эту стезю. Он спасает жизни, а не губит их! Вирус вышел из-под контроля? Что ж, прекрасно! Это, пожалуй, ему даже на руку. Главное, чтобы Чонгук успел! Должен успеть во чтобы то ни стало.
Белый силуэт мелькает в темных провалах окон. Мужчина опрометью несётся по пролету в сторону поста охраны. Полы медицинского халата развеваются, словно крылья. Светлые волосы взъерошены и топорщатся в разные стороны. По лицу стекают влажные дорожки пота. В тёмных глазах отражается непреклонность и упрямство.
***
Ким Сокджин нервно меряет операционную шагами, шумно дыша в респиратор и нетерпеливо поглядывая на команду хирургов. Все приготовления и меры предосторожности занимают слишком много времени, которого у него нет. Он уже облачён в легкий защитный комбинезон. Директор водит широкими плечами, брезгливо оттягивает вискозную ткань от тела. Его всё раздражает. Неимоверно просто. И эти медлительные увальни, и этот кретинский костюм, и бегущие секунды на электронном табло часов. У Сокджина уже руки чешутся начать операцию. Он и сам не понимает, что именно она ему даст, к чему всё это и зачем?
Мужчина намеренно отгоняет все мысли о её целесообразности, не хочет признаваться себе в бессилии и провале. Не может посмотреть правде в глаза и осознать, что боится. Боится не выговора, суда, последствий. Смерти. Заразы этой — МБ-5! Стоит прикрыть глаза и вот он, проклятый вирус. Щерится желтым кривым оскалом, слепит черными провалами глазниц в черепе и мерзко смеётся.
Директор останавливается, опирается руками о стену, мотает головой, прогоняя наваждение. Вытирает рукавом лоб, покрывшийся холодной испариной. Резко разворачивается. Долго они там еще будут возиться?
— Начать операцию! — несдержанно рявкает.
— Пациент еще не вошел окончательно в глубокую стадию наркоза, господин директор. Мы не можем начать прямо сейчас…
— Почему не увеличили дозу препарата?!
— Её организм нестабилен. Требуется осторожная плавная индукция, иначе это чревато осложнениями. Спазмом гортани, или бронхов, а то и вовсе остановкой сердца. И тогда все процедуры бесполезны…
— Я понял! — Ким чуть ли не зубами скрипит и дёргано машет рукой. — Сколько еще времени вам требуется?
— Пятнадцать минут, господин директор.
Еще целых пятнадцать минут этого ада ожидания! Сокджин отворачивается и сверлит стену немигающим взглядом. Будто наяву слышит жуткие невнятные крики новоиспечённых зомби, что заблокированы в левом крыле лаборатории. Видит их пустой взгляд и стремительно сереющую кожу. Интуитивно ждет известий о новых зараженных. Боится не удержать ситуацию под контролем. Сердце бешено колотится о стенки грудной клетки, по позвоночнику ледяной озноб пробегает. Он сглатывает и смотрит на часы. Еще тринадцать минут…
Когда остается пять минут, Джин не выдерживает:
— Довольно! Начать интубацию трахеи!
— Но…
Директор срывается к медицинскому столу, хватает приготовленные инструменты и насильно всучивает их в руки растерянного главного хирурга. Нервы на пределе и раскалены добела, выжигая тело изнутри. Отчего он даже не слышит, как с грохотом распахивается дверь в операционную. Приводит главу в чувство грубый громкий рык:
— Никому не двигаться!
Сокджин перехватывает испуганный взгляд остолбеневшего врача. Медленно разворачивается. И первое, что видит, — дуло автомата, направленное в их сторону. Вооруженный человек в чёрном стоит в дверях, широко расставив для устойчивости ноги. Он тяжело дышит, словно пробежал до этого несколько десятков километров. По вискам вдоль скул струится пот, стекает вниз по шее и теряется в вороте футболки. Ни маски, ни малейшей защиты от инфекции, ничего. Волосы намокли и слиплись, падая челкой на лоб, скрывая половину лица. Ноздри свирепо раздуваются, тёмные глаза горят дикой яростью. И этот пылающий праведный гнев не обещает ничего хорошего.