Прочитав сообщение дважды, он снова прикрыл глаза и медленно сосчитал до десяти, после чего открыл их снова. Экран все еще светился мигающим слабым светом, и текст никуда не делся.
Да, такое уже иногда бывало. Два-три раза в год он получал подобные приглашения и перестал верить в то, что его данные были «отобраны случайным образом». Его приглашали нарочно, в обязательном порядке, просто потому, что зрителям было это нужно и интересно. Всегда приятно щекочет нервы мысль, что ты умнее, сильнее, опытнее и вообще намного лучше того неудачника, который где-то там, на голубом экране, пытается бороться за место под солнцем. Обывателю нравится думать: «А вот я на его месте ответил бы на этот вопрос!» Или: «А я смог бы вскарабкаться по этой лестнице. Там же ничего сложного! Эх, и почему не выбрали меня?» Мы все умны, удачливы, практичны, полны оптимизма и веры в собственные силы – когда наблюдаем за тем, как кто-то другой барахтается в грязи, пытаясь выбраться на твердую почву, или ломает голову, не видя выхода из тупика: «Да вон же он! У тебя за спиной! Да обернись ты, придурок! Неужели так трудно…» Людям нужны неудачники, те, кто никогда не доходит до финиша, кого упрямо не замечает фортуна, кто падает на полпути, измотанный и опустивший руки. Рядом с такими людьми они чувствуют себя умнее, сильнее, решительнее и могут вдоволь потешить свое самолюбие и расписаться в любви к ближнему, снисходительно цедя: «Ну, что ты переживаешь? Проигрывать надо уметь!» – уверенные в том, что уж кто-кто, а они не проиграют никогда.
Да, господа, вы все – победители по жизни, потому что есть такие, как он.
Проигратели.
Приложение № 3 он читать не стал – распечатал текст только для того, чтобы поставить свою подпись, заранее согласный с каждым пунктом условия. А вот анкеты заполнял с таким тщанием, словно от этого зависела его жизнь. Несколько раз прерывался, чтобы покопаться в документах и выписать нужные цифры, пару раз проверил и перепроверил, исключая ошибки, и затормозил лишь однажды, на самом последнем пункте:
«Дата заполнения анкеты».
Одного взгляда на календарь было достаточно, чтобы он захотел завыть в голос. Да, так качественно проиграть в бесконечной борьбе мог только он. Тридцать первое число текущего месяца истекло два часа тому назад. И уже два часа, как анкета потеряла смысл.
Несколько минут он сидел неподвижно, опустив руки и глядя на мигающий курсор. Дата заполнения анкеты. А потом решительно – он все равно проиграл, так что теперь стараться? – вбил в строку сегодняшнюю дату. И даже поставил время, ровно два часа пополуночи. Сохранил. Отправил.
Все. Видит Мироздание, он сделал именно то, что от него ждали. И изменить уже ничего нельзя. Оставалось только одно – лечь спать.
…Лианы хватали за руки, цеплялись за ноги и шею. Лианы были всюду – опутывали стволы деревьев, стелились по земле, свешивались с веток, переплетаясь друг с дружкой, словно ловчие сети. Одни просто болтались, как зеленые веревки с листьями, другие слабо шевелились, выискивая опору или добычу. Хищные лианы распускали ядовитые цветы, которые дурманящим запахом подманивали всех существ, имеющих обоняние, вплоть до мелких грызунов. А он продирался сквозь лес лиан, раздвигая их руками, топча и обрывая особенно надоедливые побеги.
Дышать было трудно – джунгли исходили влагой и духотой, пропитанной смесью ароматов – от пряного запаха цветов и созревающих плодов до гнили разлагающейся плоти какого-то угодившего в цветок-ловушку зверя. Судя по задним лапам и хвосту, молодой неопытный хищник сунулся схватить грызуна, попавшегося хищной лиане, но, хотя сам он погиб, отравленный, переварить такую добычу плотоядное растение не могло, и туша осталась на поживу падальщикам.
Он упрямо брел вперед. Пот заливал глаза, сердце дергалось и стучало где-то в ключицах, ноги подкашивались, а голова кружилась от усталости и передозировки адреналина. Но остановиться было нельзя. По пятам за ним шла смерть.
Сколько себя помнил, во сне он постоянно от кого-то или чего-то убегал. Зимой или летом, в знакомом городе или на невиданной планете, днем и ночью. Чаще все же, как сейчас, летом на незнакомой планете. Он всегда убегал и всегда кто-то гнался, тяжело дыша в затылок. Жена после парочки таких кошмарных ночей начала поить его снотворным и глотала таблетки сама, чтобы спать как можно крепче и не слышать его криков и стонов. Она и о квартире побольше начала мечтать для того, чтобы в двух разных комнатах поставить две кровати и спать отдельно.
Сейчас преследователь был так близко, что он слышал не только хриплое дыхание, но и чувствовал его запах. Запах зверя, почему-то смешанный с ароматом крепкого мужского дезодоранта. Запах был до того знаком – кто из людей еще пользуется этим парфюмом? – что хотелось обернуться, но мускулы шеи не слушались. Он мог двигаться и смотреть только вперед.
Впереди стало чуть светлее. Это значило, что впереди обрыв. И что он либо упадет вниз, на камни, либо проснется от того, что на него сзади обрушится его враг, впиваясь зубами в шею. Знал это, но все равно прибавил ходу. Скорее бы все закончилось. Сколько можно его преследовать?
Свет.
Вылетев на открытое пространство, он зажмурился от неожиданности, закрывая лицо руками. Вот сейчас… сейчас…
Он не упал. И, поскольку никто не собирался пока атаковать со спины, медленно отнял от лица ладони.
Земля. Ровная каменистая земля, почти голая, если не считать нескольких невысоких кустиков и редких чахлых травинок. Шар перекати-поля спешит куда-то, подгоняемый ветром. Равнина тянется до горизонта, где можно сквозь дымку рассмотреть какие-то горы.
Он сделал несколько шагов. Земля была теплая. Это ощущалось даже сквозь подошвы ботинок. Идти было приятно и намного легче, чем по джунглям, но он до того привык к бесконечным подвохам и препятствиям, что не спешил радоваться. Жизнь всегда так – порой она поманит обещанием грядущих благ, а стоит поверить в лучшее, как сразу получаешь болезненный щелчок по носу. И сейчас он мгновенно понял, что здесь он как на ладони. И некуда спрятаться от настигающего врага.
А где он? Только что дышал в затылок – и вот никаких следов! Ведь давно мог напасть, пока его жертва стояла, не в силах сдвинуться с места. Куда он делся?
Шея по-прежнему была как деревянная и поворачиваться пришлось всем корпусом. Рука скользнула вдоль туловища и зацепилась за что-то, висевшее на поясе. Машинально, всматриваясь в стену зеленых зарослей – настоящая стена, где роль цемента играли все те же лианы! – он коснулся этого предмета.
Револьвер. То, чего у него никогда прежде не было. Во сне он всегда был безоружен перед лицом опасности. Что случилось сейчас? Почему пальцы сжимают гладкую рукоять, которая так и льнет к ладони, и которой тут не должно быть?
Из-за зеленой стены донеслось хриплое дыхание. Хищник тоже устал и сейчас переводил дух перед решающим броском. Где он? Куда стрелять?
Он был уверен, что выстрелит, уверен, что не промахнется. И когда лианы внезапно раздались в стороны, вскинул руку с револьвером…
И прежде, чем перед его лицом распахнулась зубастая пасть, сообразил, что судьба все-таки под конец сыграла с ним злую шутку.
Револьвер был полностью деревянным.
Улица Труда оказалась длиннее, чем ему представлялось. Нужное здание располагалось в глубине, за домами из стекла и бетона, выкрашенными в приятные бежево-оливковые цвета. Первые этажи были заняты магазинами оргтехники, готового платья, салонами мебели и прочими товарами для дома. Он прошел в арку между салоном «Мокрое дело», где, судя по всему, продавали сантехнику, и небольшим заведеньицем «Хорошо сидим!» – где на вывеске, как в старые добрые, канувшие в историю времена над бочкой сидели рак и поросенок, обнимая одну кружку на двоих. Хотелось заглянуть хоть на обратном пути, но он понимал, что денег хватит только на то, чтобы постоять на пороге.
Чтобы отыскать дом 21, строение № 14, ему пришлось дойти чуть ли не до улицы Тружеников, которая пересекалась с улицей Труда. Оно оказалось зажато между какими-то старыми, прошлого века, еще кирпичными постройками. Ту, что слева, явно недавно реставрировали, потому что кирпичи радовали глаз ярко-алой краской, а швы между ними были белыми, несмотря на городской смог. Да и окна тоже вставили только-только. Зато правое здание являло собой образец обшарпанности, и Проигратель невольно задержал на нем взгляд. Дальше по улице Тружеников шли тоже новые или хорошо отреставрированные старые дома, и только это торчало, как бельмо на глазу. «Улица Труда, № 21-14/А» значилось у него на вывеске. Значит, скоро его спишут в расход и снесут, дабы выстроить что-то еще. Может, расширить парковку, может, соорудить новый корпус… Дом напомнил Проигрателю его самого – такой же отщепенец, выродок, анахронизм. Единственный неуспешный человек в мире, где каждого ценят за то, что и сколько он заработал и как распорядился своим выигрышем, где прожитую жизнь оценивают в количестве купленных домов и квартир, в марках машин, в загородных домах и собственных виноградниках. И если ты не имеешь хотя бы старенькой машины, доставшейся тебе от родителей и пары лишних метров в жилом модуле, отремонтированных по высшему разряду, ты никто и ничто.
На ресепшене его паспортную карточку долго изучали со всех сторон и разве что не просили предъявить отпечатки пальцев и биометрические показатели для сличения. Он терпеливо ждал, привыкнув к тому, что из сотни подозрительных личностей стражи порядка непременно прицепятся к нему, сто первому. Наконец, ему разрешили подняться на второй этаж, ибо искомая 432 комната почему-то находилась именно там, между 158 и 319.
После тяжелого сна он никак не мог проснуться. Навязчивые мысли крутились в голове. Обычно взрослый мужчина не должен доверять снам, но он так привык к тому, что постоянно во сне убегает по джунглям незнакомой планеты, что сейчас не мог отделаться от мысли о том, что это что-то значит. Равнина… револьвер, которого раньше не было… и преследующий его зверь… До этого он не видел, кто гнался за ним по джунглям. Почему все изменилось? Только ли из-за получения очередного приглашения? Или из-за того, что он на сей раз фатально опоздал?
Кабинет 432 был еще закрыт, хотя на табличке значилось, что рабочий день начался четверть часа назад. Пожав плечами, Проигратель устроился у окна, посматривая на заросший бурьяном и одичавшим кустарником внутренний дворик. Судя по ярким пятнам цветов, еще недавно за ним пытались ухаживать, высаживая многолетники. Они сейчас цвели, отчаянно пытаясь украсить собой серо-бурый городской пейзаж. Цветы казались таким же анахронизмом и лишней деталью, как и старый обшарпанный дом № 21-14/А.
Цокот каблучков, эхом отразившийся от стен и потолка, заставил отвлечься от мыслей. Какая-то девушка в строгом костюме – темно-синяя юбка, синий приталенный пиджак, бежевая блузка и голубой платочек в нагрудном кармашке – держа под мышкой папку, подошла к соседней двери, 158, и принялась копаться в замке. Ключ застрял мгновенно, словно только того и ждал, и девушка неожиданно чертыхнулась: «Опять! Вот гадство…»
– Разрешите? – он отлепился от подоконника.
На него посмотрели едва ли не с ужасом, словно он был в черной маске и держал на вытянутых руках бомбу с часовым механизмом:
– Вы кто? Откуда взялись? Что вам здесь надо?
– Я пришел в 432 кабинет. Разрешите помочь? Они все равно задерживаются…
Рука девушки соскользнула с ключа, оставшегося торчать в замке. Проигратель наклонился, изучая устройство замка.
– Он часто заедает, – пожаловалась девушка. – Или просто меня не любит…
Он усмехнулся, уловив свои, знакомые нотки в ее речах. Нет, вряд ли она из «таких» – ладно скроенная фигурка, аккуратный маникюр, сидящий, как влитой, явно не дешевый костюмчик, непыльная работа в конторе…Еще молода, симпатична, наверняка от ухажеров отбоя нет.
Он шевельнул ключ, слегка надавил, попытался провернуть – и замок открылся неожиданно легко и быстро.
– Ой, спасибо! – девушка прямо-таки расцвела, толкнула дверь и бочком протиснулась в кабинет. – Без вас я бы тут еще полчаса торчала, пока кто-то из наших не пришел. А у меня много работы. Надо столько документации оформить…
Он посмотрел на табличку на двери: «Агентство по подбору кадров», часы работы и несколько фамилий. Девичья фамилия была только одна – Данаева.
– Спасибо вам, – повторила девушка. – А вы к кому?
– Мне в 432 кабинет. Я хотел узнать…
– Ой, – ее ровные бровки взлетели вверх, – а их сегодня никого не будет…
– Что? – он схватился за косяк двери.
– Ну, кажется, они на студию поехали на какой-то кастинг… А вам кто нужен и по какому вопросу? Просто…
Он попятился, мотая головой. Такой подлости от судьбы он не ожидал. Значит, он действительно опоздал.
– И давно? Давно они уехали?
– Еще в восемь утра, чтобы успеть до пробок, – девушка посмотрела на висевшие на стене часы. – Я вчера слышала, как они автобус заказывали на это время.
Целый час. А он к тому же еще и опоздал почти на четверть часа из-за этих самых пробок, почему-то решив, что у него весь день впереди.
– А вам, – видимо, было что-то такое у него на лице, потому что девушка внезапно шагнула к нему, пытаясь поймать его взгляд, – было что-то нужно?
– Не нужно, – кивнул он. – Теперь уже ничего не нужно.
Итак, еще одна неудача. Фатальная, привычная. Ничего нового – он опять сошел с дистанции, только на сей раз для разнообразия даже до того, как пришел на кастинг.
– До свидания. И всего хорошего.
Кивнув на прощание и выдавив улыбку, направился прочь.
По лестнице он спустился спокойно, но уже когда подходил к ресепшену, за спиной послышался дробный перестук каблучков:
– Подождите!
Обернулся:
– Вы мне?
Давешняя девушка подлетела, едва не спотыкаясь, запыхавшись и забывшись, схватила его за локоть, но тут же отдернула руку:
– Извините, я, – покраснела вся, так, как краснеют только в кино или в книгах, где фантазия автора не имеет границ. Он никогда не видел, чтобы румянец разливался по щекам, скулам, шее так быстро. Даже успел испугаться, не случилось бы с девушкой беды. Он же не сможет…
– Извините, но… как вас зовут?
– А вам зачем?
– Ну, – она побагровела еще больше, хотя больше, кажется, некуда, – я подумала… вдруг для вас это важно… Ведь они, – мотнула головой назад, на лестницу, – вернутся рано или поздно, и я бы тогда передала, что вы заходили! Понимаете? Вдруг… ну…понимаете?
– Понимаю, – кивнул он. – Моя фамилия Станд. Рий Станд. Запомните?
– «Рий» – это сокращенно от… э-э…?
Некоторое время в моде были всевозможные сокращения. Имена обрезали до одного слога и даже порой до одной буквы: «А Варовски», «Ге Агеенко», «Жо Унсет»…
– Нет. Рий. Просто Рий.
– А я…– она прикусила губу, – Булло. Алла Булло. Можно просто – Ла. Стажер. Я тут на практике… Мне предложили эту работу потому, что… ну, я искала… мне надо успеть наработать хоть какой-то стаж, чтобы после окончания учебы легче было найти… ну, вы понимаете?
Он кивнул, сам не понимая, почему стоит и слушает эту девушку. Ему надо уходить. Он опоздал, и нет времени стоять тут и ждать у моря погоды. Просто надо стиснуть зубы и идти дальше.
– А в-вы…э-э…ну…
– Я надеялся принять участие в шоу, – сообщил он почему-то. – Мне прислали приглашение, но из-за… в общем, я в тот день работал и не успел вовремя отослать анкету. Живу я один, и некому было проверить почту и предупредить. Хотел вот зайти и сказать…
– Я могу сказать! – воскликнула Алла Булло так пылко, что он улыбнулся. – Если у вас были форс-мажорные обстоятельства…
– Девушка, не стоит переживать. Все случилось так, как и должно было случиться.
– Но неужели вы просто так сдадитесь? Неужели не попробуете бороться? Это же так просто – только попробовать!