Потом-то, конечно, вычислят – не дураки все-таки. Но весь расчет был на то, что к тому моменту, когда немцы созреют для активных действий, соединение сильно разрастется, а главное – пустит корни в местную почву, приобретет в каждой деревне глаза и уши. Вот тогда справиться с ним будет непросто. Ведь все-таки главная сила партизан – совсем не в дремучих лесах. Бесследно спрятаться в чаще может небольшой отряд. А крупное соединение всегда оставит следы, враг его все равно рано или поздно вычислит. К тому же есть у глухомани и другие недостатки. Что жрать-то там? И самое главное – с кем сражаться? Так что густой лес нужен для начала, в самый трудный период создания отряда. Или, если фрицы загнали, – отсидеться и прийти в себя. А дальше партизаны приобретают иную силу: каждое движение врага становится им известным раньше, чем начнется. На это и рассчитывало руководство ЦШПД, когда посылало бригаду в эти, скажем так, не самые глухие места. Все понимали – это задел на будущее.
* * *
В лагере возвратившихся с задания партизан встретили Аганбеков и комиссар отряда лейтенант Михайлов. Надо сказать, что комиссаром Михайлов, тоже пограничник, был по совместительству, одновременно исполняя обязанности заместителя командира. Аганбеков политработников откровенно недолюбливал еще со времени своей пограничной службы, и эту должность ввел просто потому, что так было положено: раз есть партизанский отряд, в нем должен быть комиссар.
Выслушав рапорт Голованова, командир подвел итог:
– Хорошо начали. Молодцы. Пока все свободны, кроме Мельникова.
Когда остальные разошлись, заговорил Михайлов:
– Прибыл человек из штаба. Там у них что-то стряслось. Седых ищет толковых людей для особого задания. Про тебя, Мельников, он вспомнил персонально. Наслушался, видать, баек про твою удаль, переходящую в разгильдяйство. Вот и сегодня тоже. Полез поезд взрывать… Будто Голованов без тебя бы не обошелся. Тоже мне, народный герой бригадного масштаба… В общем, бери лошадь и двигай в штаб.
– Товарищ лейтенант, а может, я пешком, тут всего-то пять километров, – затянул Мельников.
– Не пять, а шесть. К тому же сказано – срочно!
Вскоре два всадника отправились из лагеря. Глядя на Мельникова, Аганбеков не мог сдержать улыбки. Сергей обладал многими талантами, но искусство верховой езды к ним не относилось. По крайней мере с точки зрения казаха, которого отец, следуя древнему обычаю, посадил на коня, как только мальчик начал ходить. Не зря ведь Мельников предпочитал пешее передвижение. А пару-тройку раз, когда возвращаться с задания было далеко, просто захватывал немецкие машины – что, кстати, во многом и было причиной его популярности.
* * *
Штаб соединения размещался в глухой лесной деревушке. До прихода партизан в ней был лишь староста, который заступил на этот пост еще в сорок первом. Впрочем, он и сейчас тут жил. Как говорили жители, надо ж было кого-то выбрать – вот его и выбрали. Фрицы сюда не совались всю войну. Да и полицаи были лишь несколько раз. Недаром партизаны, когда пришли, обнаружили тут даже типичного «зятька» – окруженца, пристроившегося к одинокой женщине. Вообще-то в Белоруссии таких раньше было много. Не только солдат, оказавшихся в окружении, но и беглых пленных. Но в сорок втором, когда стали бурно расти партизанские отряды, немцы стали активно вылавливать по деревням всех пришлых, – так что большинству «зятьков» пришлось либо идти на службу фрицам, либо двигать в лес. А этот вот жил…
Сухих располагался в бане, в стене которой прорубили окно. Особист сидел за грубо сколоченным столом и что-то писал.
Как оказалось, со срочностью Михайлов немного переборщил.
– Товарищ Мельников, с делом, ради которого я вас вызвал, придется немного повременить. Макаров выполняет задание – и куда-то запропастился. А задание у меня к вам и к нему. Но вы пока можете мне помочь. Вы ведь из Саратова, насколько я помню?
– Так точно, – ответил Мельников, отметив про себя, что особист навел о нем справки. Расспрашивал. Потому что, понятно, личных дел в отрядах не имелось. Впрочем, у него работа такая.
– Вот в чем дело. Бойцы отряда «За победу» были в разведке. Жители одной деревни сказали, что у них человек прячется. Сбежал из плена и ищет партизан. Сейчас этот человек у нас. И есть некоторые сомнения… Сами понимаете, вы в лесу не первый день…
Мельников понимал. На немецких агентов, пытавшихся разными способами проникнуть в партизанские отряды, он насмотрелся. Лезли под всеми личинами. И чем это может закончиться, тоже понимал. В прошлом году, как рассказывали, один отряд во время перехода напоролся на засаду, в которой полегла почти половина бойцов. Явно, там их кто-то выдал. И предателя так и не нашли.
– Так вот, этот человек говорит, что он из Саратова. Хочется проверить его по этой линии. Я в вашем городе не был. К тому же Михайлов сказал мне, что вы очень хорошо умеете «разговаривать» пленных. Лучше всех в вашем отряде. Послушайте его ответы. Если услышите что-нибудь, за что можно зацепиться, вмешайтесь. Вы ж земляки. Сумеете изобразить радость?
– Да уж наверное.
– Да уж… Если вы, как мне рассказывали, сержанта фельджандармерии вполне убедительно изображали… В общем, услышите что-то интересное – дайте мне знак. Вот так рукой сделайте… Или сами что-нибудь придумайте. Вы, говорят, человек сообразительный. Но только впрямую во вранье его уличайте, только когда я вам скажу. Сейчас садитесь в угол. Вот вам блокнот и карандаш. Делайте вид, что записываете.
Вскоре привели беглого пленного. Это был человек с узким лицом, заросшим длинной темной щетиной. Одет он был в какие-то отрепья, в которых с трудом угадывалась красноармейская форма.
По крайней мере внешность была вполне подходящая. Именно такими и бывают беглые пленные. А то, случалось, под видом беглых лезли детины с такими раскормленными харями, что невольно возникал вопрос: а что ты, собственно, сбежал, если тебе там так хорошо жилось?
* * *
Начался допрос. Человек назвался Малининым Юрием Антоновичем, 1923 года рождения. По его словам, в сорок первом был отправлен на фронт, попал в плен, сидел в лагере под Барановичами. Месяц назад удалось бежать, скитался по лесам, искал партизан, пока его не спрятали в деревне. Особист задал еще ряд вопросов: где воевал, номер части, фамилия командира армии, где и как попал в плен… Сергей уже кое-что повидал в этой жизни и догадывался, что все эти вопросы задаются для вида. Мельников изображал каракули в блокноте и ожидал, когда начнется то, ради чего его пригласили.
Но вот Сухих перешел к главной теме.
– Итак, вы жили в Саратове. А на какой улице?
– На Пристанской.
Вот это было в самом деле интересно. И Мельников решил вмешаться.
– Земляк! – заорал он. – На Пристанской! А где?
Сергей заметил, что человек несколько напрягся, но тут же ответил:
– Возле Мясницкой.
– Скажи пожалуйста, – лицо Мельникова выражало исключительную радость. – На Мясницкой! А ты в какой школе учился?
– Я в центре учился. В третьей школе.
Малинин волновался все больше.
– А Ли Пына помнишь? Ну, такого толстого китайца, который в магазине работал?
– А как же, помню. И женат был на тете Зине?
Мельников сделал нужный знак.
– А что там с этим Ли Пыном? – спросил Сухих. – Расскажите, товарищ Мельников.
Сергей незаметным движением открыл кобуру.
– Дело в том, товарищ старший лейтенант, что Ли Пын – он совсем не толстый, и не работал в магазине. И был холостяком. Его все в округе знали. Он на Гражданской войне получил орден Красного Знамени. Такой, с бантом. Таких мало было, и вся округа орденоносца, да еще китайца, отлично знала. Тем более что Ли Пын постоянно в школах выступал, рассказывал, как бил белых… А еще он воздушных змеев делал. Красивых таких. И всех пацанов этому учил. Молодой парень, который там жил, не мог его не знать.
– Так с каким заданием вас послали? – жестко спросил Сухих.
– Какое задание? Я бежал из плена…
Тут снова вступил Мельников.
– Товарищ старший лейтенант, да можно я с ним поговорю? – Мельников усмехнулся очень нехорошо – примерно как череп на трансформаторной будке. – Мы у немцев многому научились. В том числе – и как в гестапо допрашивают, знаем. Можем продемонстрировать.
– Я все скажу… – заторопился Малинин.
– Так давайте, рассказывайте.
– Мне идти? – спросил Сергей.
– Да посидите. А то вдруг он меня прикончить решит. Обидно будет.
Беглец из лагеря оказался совсем не Малининым, а Толстиковым Ильей Павловичем. Жителем Минска. На фронт он попасть попросту не успел: немцы пришли раньше. Форму надеть, правда, успел. Вот и угодил в лагерь военнопленных. А дальше – дорожка известная. Предложение сотрудничать, полицейская школа, работа в полицай-управлении. Где товарищ на пару со своим начальником попался на взятках. Вот и сделали ему предложение, от которого невозможно отказаться. Пошел товарищ Толстиков в другую школу, – организованную ГФП. А потом получил задание внедриться в партизанский отряд.
– В любой?
– Точных указаний не было, но в ГФП знали, что с востока подходит крупное партизанское соединение…
* * *
В баню вошел партизан:
– Товарищ Сухих, Макаров явился.
– Отлично. Возьмите вот этого, посадите в погреб и глаз с него не спускайте! И позовите Макарова.
Когда «беглого» вывели, особист покачал головой.
– Да, товарищ Мельников, правду говорят про ваш своеобразный нрав. Но, честно говоря, вы все проделали очень правильно. У вас врожденный талант оперативника.
– Это просто повезло, – проявил скромность Сергей. – У меня на Пристанской улице дружок по секции бокса жил, я часто у него бывал и всех там знаю. Впрочем, я этого типа все равно поймал бы на вранье. Я ж заметил, как он заволновался, когда узнал, что встретил «земляка».
– Не сомневаюсь. Теперь я понимаю, почему именно вам пленные признавались. Честно говоря, я вас специально заранее вызвал. Поглядеть хотел. Потому что дело предстоит такое, что там не только смелость, но и мозги требуются. Кстати, откуда вы так хорошо знаете немецкий?
Теперь особист с добродушным видом допрашивал уже Сергея.
– В Саратове много немцев жило. Один со мной в классе учился и в соседнем доме жил. Он проболел, математику запустил – а ведь собирался в Москве в институт поступать. А я в этой математике хорошо разбирался. Вот его родители меня и попросили ему помочь. Даже деньги предлагали. Но я говорю: я его математике буду учить, а вы меня – немецкому. И как-то у меня очень быстро пошло. Наш учитель очень удивлялся, потому что скоро я лучше его говорил. А потом уж в тылу отшлифовал – произношение, всякие там ихние солдатские словечки и все такое прочее.
– Но вы и по-белорусски говорите?
– Так это ж просто почти как русский язык… Еще по-украински могу. Был у нас в соединении один студент, его потом ранили и отправили на Большую землю… Так он говорил – лингвистический талант. Может, и так. Кто-то поет хорошо, кто-то рисует, а я языки быстро учу.
Сухих вздохнул с некоторой завистью. Он мог читать по-немецки, но говорил с трудом. И это-то далось ему с большими усилиями.
– Разрешите, товарищ старший лейтенант? – в баню вошел Макаров.
– Садись. Значит, так, товарищи разведчики. Дело образовалось очень неприятное. Разведка из отряда Лавриновича сообщила, что снова появился отряд, о котором докладывали вы, товарищ Мельников. Появились они в Лосках, это примерно тридцать пять километров отсюда. Явились, расстреляли десять человек. Якобы за сотрудничество с немцами.
– А гарнизон? – спросил Мельников.
– А из гарнизона в двадцать полицейских в селе на момент прихода отряда было только пять человек. И те, завидев этих партизан, очень быстро убежали. Но дело не в том. А в том, кого расстреливали… Немцы жителей гоняли на ремонт моста. Вот их и убили. Дескать, вы на немцев работали.
– Совсем идиоты, что ли? – не выдержал Макаров.
– Больше похоже на провокаторов, – отозвался Мельников. – Ходили слухи, что есть у немцев такие отряды. Ходят, творят всякие пакости, чтобы дискредитировать партизан. А мы ведь тут люди новые. Так что это может нам очень навредить. Так вот. Ваша задача – этот отряд выследить. По возможности – разобраться, кто они такие и кто за ними стоит. Это могут быть не только немцы. Это могут быть националисты.
– Белорусские националисты? – с сомнением протянул Мельников.
– Есть и такие. Меня в Москве инструктировали. Это немецкая агентура. Но могут быть и польские. Не забывайте, что тут до тридцать девятого года хозяйничали поляки. В Западной Украине были случаи столкновения наших партизан с такими отрядами. Отправляйтесь как можно быстрее.
– Только приоденусь, и можно двигать, – подмигнул Макаров.
Откуда-то из угла старшина извлек рюкзак не русского и не немецкого образца. Вскоре он облачился в комбинезон блекло-зеленого цвета с мелкими темно-зелеными пятнами.
– Это, конечно, не твоя пятнистая шкура, но тоже сойдет. Товарищ старший лейтенант, а как начет сухого пайка? Получаем – и мы готовы…
* * *
– Так… попробуем определить, где мы сейчас находимся… – Мельников извлек карту.
Старшина тоже хотел присоединиться, но глянув, разочарованно хмыкнул. Карта была на немецком языке.
– Не по-нашему…
– Хоть такая. В сорок первом у нас вообще никаких карт не было. Шатались по лесам по принципу «язык до Минска доведет». А в лесах и болотах он может довести совсем не туда, куда надо… Потом достали одну. Примерно такую же… подробную, как глобус. Радовались до неба. Ладно, давай о деле. Насколько я понимаю, мы находимся вот на этой просеке. Черт, сколько времени потеряли в том болоте! И с курса сбились… Ладно, потрюхали.
Разведчики шли уже четвертый час. Местность была разная – то высокий сосновый лес, то болота. Вот и сейчас они шлепали по сильно хлюпающей местности. Хорошо хоть, что тут не попадалось знаменитых белорусских трясин…
Всю дорогу Мельников приглядывался к своему напарнику. К удивлению Сергея, старшина шел очень хорошо – практически бесшумно, цепко оглядывая по дороге местность, останавливаясь время от времени, чтобы прислушаться. Так умеют ходить по лесу либо профессиональные охотники, либо люди, имеющие большой опыт лесной войны. Обучить этому невозможно. Нужна долгая практика.
Протопав еще километр по болоту, разведчики вышли на сухое место. Между тем уже смеркалось.
– Кажется, пора тормозить. Тем более что выходим в район сосредоточения врага. А его в незнакомой местности сподручнее искать днем.
Они выбрали небольшой ельник, в котором и обосновались. Григорий достал из рюкзака консервную банку, потом отрезал финкой два больших куска хлеба; перед тем, как вскрыть консервы, оглядел их этикетку.
– Немецкие. От фрицев питаемся.
– Привыкай. Нам, разведчикам, и положено за их счет питаться.
После быстрого ужина Мельников достал флягу. Тоже, кстати, немецкую.
– Поскольку нам без огня ночевать, давай погреемся изнутри.
– Что это? – спросил старшина, принюхавшись к горлышку.
– Коньяк. Два дня назад я был в разведке – там, за Неманом. На дороге легковая машина стояла… Шофер в моторе ковырялся. Меня такая наглость просто возмутила. Чтобы фашистский офицер катался с одним только шофером по нашим дорогам? Непорядок. Пришлось его исправить. Вот, у офицера в багаже обнаружил.
После хорошего глотка Сергей достал пачку сигарет.
– Будешь? Это офицерские, не солдатский эрзац.
– Не, я не курю.
Сергей посмотрел на него с некоторым недоумением. В последнее время он крайне редко встречал некурящих мужчин. На войне их куда меньше, чем в мирной жизни.
– Здоровье бережешь?
– При нашей работе здоровье беречь – пустое дело. Но мне еще на срочной службе командир объяснил: запах табака опытный человек чувствует за сотню метров. А у курильщика, наоборот, нюх притупляется. А в лесу и носом надо работать.