– Согласна… Я согласна.
– Правильно, девочка. – Пальцы разжались, дав возможность нормально дышать. Незнакомец неожиданно мягко улыбнулся и потрепал меня по волосам с совершенно неуместной и необъяснимой лаской. – Не стоит противиться неизбежному, тем более что такой твой выбор может принести тебе куда большее, чем ты можешь представить. И знаешь, ребёнок…
Привычное по прошлой жизни обращение резануло слух, заставив вскинуться и испуганно поглядеть на мужчину. В груди что-то тоскливо потянулось в никуда и тут же оборвалось, нарвавшись на глухую стену. А мой собеседник даже внимания не обратил на небольшую заминку, задумчиво продолжив:
– Ты мне нравишься. Ты упряма, порывиста и слишком много думаешь о других, что мне ни капли не импонирует. Но есть в тебе что-то такое… завораживающее. Во всех этих твоих противоречиях. И это действительно восхищает. Немного.
Снисходительные нотки в глубоком голосе сводили на нет прозвучавшие комплименты. И я какой-то частью своего сознания, всё ещё не осмыслившего до конца, что происходит, чувствовала его ложь. Искренне не понимая, зачем он говорит то, во что ни капли не верит.
Пальцы в который раз коснулись моего подбородка. Мужчина наклонился, насмешливо хмыкнув, явно читая меня, как открытую книгу, и коснулся ледяными губами моего лба:
– У меня есть для тебя подарок, дитя. На память о верном выборе. Думаю, новая маска послужит тебе прекрасным подспорьем…
Его слова острыми иглами вонзились в душу, складывая разрозненные картинки прошлого в единый многогранный яркий пазл. И я сжала кулаки, не имея возможности отстраниться или закрыть глаза, вспоминая не самые приятные подробности своего прошлого.
Белая маска. Символ неизвестности, стирающий черты моего лица, меняющий до неузнаваемости. Глазницы обведены чёрной краской, губы по цвету похожи на кровь. И эти яркие пятна смотрятся пугающе странно на холодной, обманчиво невинной чистоте.
Неживая улыбка растянула мои губы. Когда я взяла её в руки впервые, у меня не было ничего, кроме пугающей пустоты внутри и холодного, чисто профессионального любопытства к тому, что она может.
Когда я надела её в последний раз, вокруг меня смыкалось магическое пламя, не оставляя мне и шанса на выживание. И как бы споро и знакомо пальцы ни складывали одну печать за другой, я смогла выпустить из ловушки всех. Кроме себя.
Печати. Судорожно вздохнула, невольно качнувшись вперёд от внезапно накатившей слабости и ухватившись за плечи мужчины. Десятки, сотни, тысячи разнообразных узоров, мгновенно наполнивших память. От нескольких завитков до многоуровневых конструкций, при взгляде на которые в глазах начинает рябить.
Забытое искусство, подвластное далеко не каждому. Вот только вместе с гордостью, с памятью о мастерстве Печатей пришло осознание того, как же я пользовалась оным. На языке осела горечь понимания, скрутившая внутренности узлом так же, как сила «щедрого» незнакомца.
Я ненавидела смерть, отобравшую у меня семью. Но сама же освоила ремесло убийцы в совершенстве.
– Благодарю… – тихо откликнулась я, оборвав затянувшееся молчание. – Но убивать я больше не хочу. Не хочу и не могу.
– Глупое дитя. – Упрёк прозвучал неожиданно мягко. Мужчина склонил голову набок, глядя на меня так, как порой смотрел отец, стоило нам с сёстрами что-то натворить. – Смерть и Жизнь… Две стороны одной медали, одна всегда идёт за другой, и это то, что нельзя изменить. Так же как нельзя изменить то, что ты и «легендарная» Мантикора – две части одного целого. То, что ты не потеряла человечность, это хорошо. Но и бежать от самой себя тоже не выход. Бессмысленно и совершенно бесполезно, ребёнок, ведь всегда найдутся те, кому захочется посмотреть, какого цвета твоя кровь. Так что… – Он довольно сощурился, чему-то усмехнувшись. – Моя маска тебе пригодится.
Он отступил на шаг назад, небрежным движением руки снимая скрывающую лицо маску. И я наконец смогла его рассмотреть.
Мужчина был… красивым. Не привычно, не правильно, гротескно и слишком странно, но всё же красивым. Узкий подбородок, впалые щёки и скулы, о которые, кажется, можно порезаться. Если, конечно, мне хватило бы смелости прикоснуться. Прямой нос с горбинкой, чуть вздёрнутые в неприкрытой насмешке брови и по-мальчишески задорные синие глаза. Почему-то они казались мне слишком холодными и пустыми, чтобы принадлежать живому существу. В их глубине, где-то там, на самом дне, притаились безжалостные, опасные твари. И я не хотела знать, что будет, если их хозяин отпустит своих демонов на свободу.
Мужчина безмятежно, тепло улыбнулся, заставив меня невольно сжаться. От этой улыбки тянуло безумием с толикой удушающей любви. Той самой, что медленно, но верно убивала предмет своего обожания.
– Страх. Я забыл, какой он на вкус, – тихо хмыкнул мужчина, свободной рукой взяв меня за запястье и увлекая за собой.
Он держал аккуратно, но сильно, временами сжимая до лёгких отголосков боли, молнией скользящей по оголённым нервам. Предупреждая, что сопротивляться не имеет смысла. Ведь я всё равно согласилась на всё, что он мне предложил. Согласилась вернуться.
Окружающая пустота вдруг стала вязкой и тяжёлой, сжимая грудь и выдавливая воздух из лёгких. Ноги налились свинцовой усталостью, а боль, до этого лёгким пером щекотавшая сознание, с каждым шагом становилась всё сильней. Пока мышцы не свело судорогой, заставив сжать зубы и тихо, рвано втянуть воздух. Только незнакомец этого не замечал, утягивая меня за собой.
Наконец он выпустил мою руку, вложив в неё безмолвную маску, и, сделав ещё несколько шагов, легко выхватил своё странное оружие. Серебристые искры взметнулись вверх, окутывая фигуру мужчины стылой магией, от которой, казалось, разучившееся биться ровно сердце застывало на пару секунд.
Длинные пальцы с лёгкостью перекидывали древко из одной руки в другую. По его тёмной поверхности змейкой вился странный узор, то угасая, то разгораясь с новой силой, и резанул по глазам ярким всполохом мягкого зелёного света, стоило мужчине с невероятной грацией крутануть своё оружие, описав идеальный круг. С сухим щелчком раскрылся наконечник, обнажая длинное, изящно изогнутое и покрытое мелкими рунами лезвие. Такое же странное, столь же нелепо красивое и очень опасное, как и его владелец.
Осознание обрушилось на меня совершенно внезапно, словно кто-то ухватил за шкирку, как слепого, беспомощного котёнка, ткнув носом в очевидные факты. И я обязательно посмеялась бы над собственной недогадливостью, если бы не эта самая стылая магия, вившаяся вокруг нас. Магия, отдающая могильной сыростью и тленом, магия гораздо более древняя и сильная, чем многие могут себе представить.
Магия смерти…
Я действительно глупый ребёнок, раз пыталась спорить с Ним. Очень глупый, наивный ребёнок.
Коса вновь крутанулась вокруг своей оси, подчиняясь воле хозяина. Кончик её оставлял за собой бледный, еле заметный след, полыхнувший чёрно-алым, стоило соединить линии. А совсем уже не незнакомец отошёл в сторону и, на грани издёвки склонившись в поклоне, жестом предложил мне сделать первый шаг.
Былые сомнения подняли голову, разрывая изнутри. Но под этим взглядом я не могла произнести и слова против, стискивая в пальцах проклятую белую маску. Символ всей моей жизни, символ выигранной (или проигранной?) войны.
– Тебе пора.
Холодная улыбка не вязалась с крупицей тепла в синих глазах. Играючи пройдясь кончиками пальцев по кромке лезвия, он встал, оперевшись на свою косу и ехидно вскинув бровь, глядя на меня, замершую в чёртовой нерешительности в паре шагов, отделяющих меня от дома.
Глубоко вздохнув, я медленно, наплевав на боль, накатывающую всё сильнее, выпрямилась и гордо вскинула голову. Пересилить свой страх, иррациональный ужас перед неизвестностью было не просто, но я шагнула к открытому порталу. И уже почти коснулась пальцами тёмной завесы… но обернулась, с кривой улыбкой глядя на своего «спасителя»:
– Спасибо за всё, Фанэт…
Улыбка мужчины стала чуть шире. Хмыкнув, он выпрямился, с лёгкостью закидывая косу на плечо:
– Пожалуй, ты стоила этих хлопот, Мантикора. Но не пытайся снова спорить с Судьбой на собственную жизнь. В конце концов, эта дама в карты играет куда лучше Гекаты. И вряд ли я в ближайшие пару сотен, а то и тысяч лет захочу снова спасать чью-то душу.
Я кивнула, склонив голову и признавая его правоту. В груди снова заполошно билось сердце, в этот раз от мысли, что, может, я всё же нужна на Аранелле. Если уж по мою душу пришёл один из самых первых Древних. Тот, кого в нашем мире называют просто и незатейливо – Смерть.
Закрыв глаза, я сделала последний шаг, бросаясь вперёд, как в омут с головой. Не слыша тихого, довольного смешка. Не видя, как предвкушающе вспыхнули зелёные искры в глазах Фанэта, меняя его облик до неузнаваемости.
У него тысяча масок, десятки форм. Но Смерть – это всегда Смерть. Фанэт… Свободный. Вездесущий. Видящий вас насквозь, как бы вы ни пытались скрыть ваши желания. И никогда не открывающий своих мотивов до конца.
Переход оказался началом моего свободного падения. Я летела спиной вниз, прижимая к груди прощальный подарок – маску Фанэта, цепляясь за картинки-видения, за свои воспоминания, чтобы не потерять себя в этом ощущении бесконечного полёта. А губы беззвучно шептали, повторяя раз за разом:
– Я вернусь… Я же обещала…
Сколько это длилось? Не знаю. Но в какой-то миг я словно замерла, повиснув в воздухе. Без возможности обернуться или же всё-таки упасть. Странное ощущение невесомости обескуражило, но ровно на пару секунд. Я резко выдохнула, когда это чувство пропало так же резко, как и накатило. Разлетелось на тысячи мелких осколков от удара, выбившего не только весь оставшийся воздух из моих лёгких… но и жалкие остатки сознания, за которые я цеплялась с безнадёжностью обречённого человека. И всё равно проиграла эту битву.
И пришла в себя в самом настоящем аду. Боль. Она сжигала изнутри, превращая каждую секунду в самую настоящую агонию, а любое движение – в подвиг, явно достойный войти в легенды. Мышцы сводит судорогой, выкручивая, выворачивая наизнанку. Нервы звенели натянутой струной, дрожа от волнами накатывающих ощущений. И если бы я могла кричать…
Кричала бы. Не переставая. Стоило лишь окончательно осознать, что эта самая чёртова боль – не мираж, не отголосок, а то, чем пропиталось моё тело. Пожалуй, только это и примиряло меня со всеми последствиями своего воскрешения, заставляя безумно хрипло смеяться от того, что я чувствую себя. Пусть искалеченная, потрёпанная и беззащитная. С сорванными связками и лёгкими, полными дыма. Пусть задыхаюсь от кашля и острых, не самых приятных ощущений, пронизывающих насквозь, но я жива. И это чувство ни с чем не сравнится.
Я резко выдохнула, прикрыв слезящиеся глаза. Тело, незажившие раны и потерянная физическая форма – ерунда, право слово. Восстановить всё это – вопрос нескольких недель, дайте только на ноги встать. Главное, что я всё-таки живая. Что сердце бьётся о сломанные рёбра, а проклятая боль ощущается остро. И пусть туманится разум и сложно думать, я осознаю, что я – жива. И мне ничто не помешает вновь оказаться с теми, кто дорог, кого я люблю. Несмотря на разделяющее нас расстояние и всё, что произошло.
Ещё один вздох сорвался с потрескавшихся губ. Первый восторг от ощущения собственного тела сходил на нет, оставляя после себя недоумение. Острое, болезненное и скребущееся в душе. Я без понятия, где нахожусь, и не имею ни малейшего представления, что мне делать дальше.
Попытка приподняться и оглядеться по сторонам провалилась. Тело скрутил очередной приступ боли, вырывая из груди болезненный стон. Всё, что я могла увидеть, закусив до крови нижнюю губу, – что я на кровати в какой-то комнате. И поминаю недобрым словом всех Хранителей и древних, пытаясь смириться со всеми этими «радужными» ощущениями.
Глупо было надеяться, что, открыв глаза, я окажусь среди родных, относительно здоровой и владеющей не только телом, но и магией. Глупо, но я всё же надеялась. Забыв, что мне никто не обещал, что будет легко. И видимо, прежде, чем я перешагну порог собственного дома, придётся проделать долгий и тяжёлый путь. К своему выздоровлению для начала.
Я медленно, глубоко вдохнула и так же медленно выдохнула, стараясь отгородиться от всего. Не вышло, и я слабо улыбнулась, удержавшись от желания качнуть головой в такт мелькавшим мыслям. Ничего, это тоже пройдет. Было бы желание, а возможности найти – не проблема. Тем более что, несмотря на свою полную бездарность в целительском деле, кое-чему я всё же смогла научиться. Главное – сделать первый шаг. Дальше, как говорится, дорогу осилит идущий.
– Я вернулась… Я справлюсь… – Шёпот прозвучал как гром, разбивая тягучую, душную тишину.
Где-то кто-то тихо ойкнул, раздался звук разбитого стекла и смачное упоминание парочки Хранителей в не самых цензурных выражениях. Но вместо того, чтобы испугаться, я улыбнулась.
Мышцы отчаянно сопротивлялись, тело ныло, и слёзы текли из глаз сильнее. Только та самая хрупкая надежда, бережно лелеемая в глубине души, согревала меня, отодвигая всё остальное на второй план. Поэтому я продолжала улыбаться, глядя невидящим взглядом куда-то на потолок.
По привычке попытавшись потереть бровь, я тут же самым натуральным образом взвыла от боли. Она прострелила меня насквозь, от кончиков пальцев до самого позвоночника, отдаваясь огнём во всём теле, заставляя задыхаться, выгибаясь на кровати. Повторное поминание всуе Хранителей я отметила лишь краем сознания, цинично хмыкнув в ответ на нелицеприятные характеристики оных.
– Но-но-но, дорогуша. Рушить всё, что мне удалось добиться непосильным, заметь, трудом, да с таким энтузиазмом? Верх неблагодарности, – недовольно цокнул языком незнакомый мне мужчина, оказавшийся рядом спустя пару минут. – Между прочим, я в кои-то веки совершил поступок, достойный истинного самаритянина. И дать кому-то свести всё на нет моя эгоистичная самовлюблённость просто не может себе позволить.
Хватка на подбородке не была нежной. Она заставила повернуть голову и посмотреть на своего спасителя. И я, сморгнув слёзы, попыталась разглядеть того, кто не только сохранил моё тело, но даже пытался его лечить.
Тихий смешок отозвался тянущим чувством в груди. Моим спасителем оказался высокий, обманчиво тонкий, светловолосый мужчина. Пара вьющихся, золотистых прядей постоянно лезла ему на глаза. Овальное лицо с тонкими правильными чертами и мягкий, закруглённый подбородок. Прямой нос, плавная линия иронично приподнятых бровей. На левом виске, там, где размеренно билась жилка, начиная от скулы и до середины лба ажурной вязью шла татуировка. И так сразу и не скажешь, нанесена она с помощью магии или набита старым добрым способом.
– Знаю, я – красивый, – хмыкнул мужчина, продолжая вглядываться в моё лицо, хмурясь. Указательным пальцем второй руки он прошёлся по щеке, очерчивая ожог от магического пламени, расплывшийся по коже, и недовольно цокнул языком. – Шрамы останутся. Незаметные. Впрочем, может, в следующий раз ты, человечка, дважды подумаешь, прежде чем соваться в самый эпицентр магического огненного шторма. Совсем вы, люди… того. – Он покрутил пальцем у виска для большей демонстрации своего непонимания человеческой природы.
Я невольно попыталась улыбнуться, услышав в его упрёке больше недовольства и какой-то самой настоящей детской обиды. Но скривилась от боли, стянувшей мышцы лица, и выдохнула, с трудом разлепив пересохшие губы:
– Пить…
– Увы, нельзя. Алкоголь совершенно несовместим с некоторыми зельями, – тут же откликнулся блондин, сокрушённо вздыхая и качая головой.
– Воды… – Хриплый кашель мало походил на смех.
Но несмотря на всю абсурдность ситуации, на боль, выламывающую кости и грозившую выбить меня из сознания вновь на неопределённый срок, я чувствовала себя… живой. Удивительно живой.
– Ах ты ж… – Блондин хлопнул себя по лбу и озадаченно почесал бровь. – Старею, видимо… Склероз подкрался незаметно! – И он, скрывшись из поля моего зрения на пару минут, вернулся с небольшой кружкой в руках. Поставив в неё соломинку, поднёс кончик трубочки к моим губам, хмыкнув: – Извольте.