За пределами игр и сценариев - Берн Эрик 7 стр.

Для обозначения этого процесса можно использовать разные термины, например сублимация. Но какие бы понятия мы ни использовали, результатом данного процесса будет являться частичная трансформация архаического стимульного голода в то, что мы назовем жаждой признания. По мере того как компромиссы усложняются, поиск признания приобретает все более индивидуальные черты. Именно эта индивидуализация делает социальное взаимодействие таким разнообразным, и именно она определяет судьбу каждого человека. Какому-нибудь киноактеру для того, чтобы «его спинной мозг не сморщился», нужно еженедельно получать по сто писем от поклонников, пусть даже в них говорится одно и то же, тогда как ученый будет способен плодотворно работать на протяжении года, получив всего одно поглаживание от признанного авторитета в данной области.

«Поглаживание» может употребляться как общее обозначение близкого физического контакта; оно принимает самые различные формы. Одни в буквальном смысле слова гладят ребенка; другие обнимают или похлопывают; третьи игриво пощипывают или легонько щелкают по носу. Аналоги такого поведения мы можем найти в разговоре, так что, наблюдая за чьей-то манерой разговора, кажется возможным предсказать, как этот человек будет обращаться с ребенком. В более широком значении «поглаживание» употребляется в разговорной речи для обозначения любого действия, которое подразумевает присутствие другого человека. Следовательно, данный термин может быть использован в качестве основной единицы социального действия. Обмен поглаживаниями составляет трансакцию, которая является единицей социального взаимодействия.

Так как это имеет отношение к теории игр, отметим принцип, который здесь прослеживается: любое социальное взаимодействие, каким бы оно ни было, все же лучше полного его отсутствия. Это было экспериментально доказано на примере крыс. Левин, проведший серию знаменитых экспериментов, установил, что общение благоприятствует не только умственному и эмоциональному развитию, но также улучшает биохимию мозга и повышает сопротивляемость лейкемии. Очень любопытен тот факт, что на пользу животным шло не только нежное обращение, но и воздействие на них электротоком.

Получив подтверждение тому, что было сказано выше, мы можем с уверенностью переходить к следующему вопросу.

СТРУКТУРИРОВАНИЕ ВРЕМЕНИ

Допустим, что физический контакт с ребенком и его взрослый эквивалент, признание, являются критически важными для каждого индивида. Тогда перед нами встает вопрос: что дальше? То есть что людям делать после того, как они обменялись приветствиями, состоящими всего из одного слова «здравствуйте» или из нескольких сотен слов, как на Востоке? После стимульного голода и жажды признания идет структурный голод. Как звучит извечная проблема подростков? «О чем теперь я должен с ней говорить?» Впрочем, продолжительная пауза в разговоре, то есть незнание того, как дальше структурировать время, вызывает чувство неловкости не только у подростков, но и у взрослых. В такие моменты на ум не приходит ничего, кроме: «Вы не находите, что стены сегодня перпендикулярны друг другу?» Перед человеком всегда остро стояла проблема того, чем заполнить время своего бодрствования. В этом экзистенциальном смысле люди, вступая во взаимодействие, помогают друг другу в решении своей главной проблемы.

Операциональный аспект структурирования времени может быть назван программированием. Оно имеет три составляющих: материальную, социальную и индивидуальную. Самый распространенный, простой, удобный и прагматичный способ структурирования времени заключается во взаимодействии с материей и фактами окружающего мира, что обычно называют работой. Технически мы назовем такое взаимодействие словом «деятельность». Термин «работа» в данном случае не подходит, поскольку общая теория социальной психиатрии одной из форм работы считает социальное взаимодействие.

В основе материального программирования лежат проблемы, с которыми мы сталкиваемся при взаимодействии с реальностью. Оно интересует нас лишь постольку, поскольку представляет собой пространство для поглаживаний, признания и других, более сложных форм социального взаимодействия. Материальное программирование нельзя назвать только социальной проблемой – ведь оно базируется на обработке информации. Деятельность по строительству корабля связана с большим числом измерений и оценок, которым должно подчиняться любое социальное взаимодействие, имеющее место в рамках данной деятельности. Иначе строительство корабля не удастся довести до конца.

Следствием социального программирования является традиционное ритуальное или полуритуальное взаимодействие. Главный критерий тут – приемлемость поведения для социального окружения индивида (обычно говорят о «хороших манерах»). Родители во всех частях земного шара обучают своих детей хорошим манерам, то есть тому, как правильно здороваться, принимать пищу, осуществлять мочеиспускание и дефекацию, оказывать знаки внимания живым и оплакивать умерших. Кроме того, дети учатся поддерживать разговор на определенные темы, критиковать, когда надо критиковать, и хвалить, когда следует хвалить. Это такт или дипломатия, которая помимо универсальных имеет и локальные правила. Отрыжка за едой или осведомление о жене другого мужчины могут как поощряться, так и запрещаться местными традициями. Кстати, между данными трансакциями существует высокая степень обратной корреляции. Обычно в тех местностях, где нет запрета на отрыжку, считается неблагоразумным задавать вопросы о чужих женах. Там же, где можно говорить о жене кого-либо из присутствующих, отрыжка за едой рассматривается как дурной тон. Обычно формальные ритуалы предшествуют полуритуализированным разговорам. Для последних зарезервируем обозначение времяпрепровождений.

Когда люди лучше узнают друг друга, в дело все чаще вступает индивидуальное программирование, поэтому начинают происходить разного рода инциденты. На первый взгляд они кажутся непреднамеренными, как их зачастую и воспринимают участники общения. Но внимательное наблюдение показывает, что такие «случайности» следуют определенным образцам, которые при желании можно систематизировать, и что в любой беседе есть свои правила и предписания, пусть даже они нигде не зафиксированы. Об этих правилах никто не вспоминает до тех пор, пока общение, будь то болтовня подруг или словесная перепалка соседей, протекает как положено. Но шаг влево, шаг вправо – и они становятся явными, давая право «невиновному» индивиду прокричать в адрес своего партнера: «Дурак!» Причем сделать это можно как вербально, так и символически (и даже юридически). Такая последовательность действий, которая, в отличие от времяпрепровождений, базируется скорее на индивидуальном, нежели на социальном программировании, называется игрой. Иногда повторение одной и той же игры лежит в основе семейной жизни, а также общественной и профессиональной деятельности на протяжении многих лет.

Сказать, что большая часть социальной деятельности состоит из игр, – это совсем не то же самое, что назвать ее веселой. Это также не значит, что стороны не воспринимают отношения всерьез. С одной стороны, футбол и другие атлетические игры далеко не всегда являются забавными, поскольку игроки могут довольно грубо обращаться друг с другом. Наряду с азартными играми они иногда оказываются очень серьезными и порой даже приводят к гибели кого-то из игроков. С другой стороны, такие авторы, как Хуицинга, причисляют к играм пиршество людоедов – занятие, которое вряд ли можно назвать забавным. Поэтому если человек называет суицид, алкоголизм, наркоманию, преступность, шизофрению и прочие печальные явления играми, то это еще не означает, что он или циник, или сумасшедший. Главной чертой игры является не то, что в ней присутствуют поддельные эмоции, а то, что выражение эмоций строго регламентировано. Это обнаруживается, когда незаконное проявление чувств карается санкциями. Игра может быть очень серьезной, даже фатально серьезной, но социальные санкции бывают строгими только тогда, когда нарушаются ее правила.

Времяпрепровождения и игры представляют собой замену настоящей близости, вследствие чего их следует рассматривать скорее как преддверие общения, нежели как полноценное общение. Близость наступает тогда, когда индивидуальное (обычно инстинктивное) программирование становится более сильным, а следование общепринятым образцам поведения перестает быть значимым, скрытые мотивы и ограничения постепенно уходят со сцены. Только близость может в полной мере утолить стимульный голод, а также жажду признания и структурный голод. Ее прототипом служит акт любящего зачатия.

Структурный голод имеет для нашего существования не меньшее значение, чем стимульный голод. Стимульный голод и жажда признания выражают нашу потребность в сенсорном и эмоциональном насыщении, отсутствие которого приводит к серьезным расстройствам. Структурный голод выражает желание избежать скуки; Кьеркегор хорошо обрисовал те несчастья, которые порождает неупорядоченное время. Чем продолжительнее скука, тем больше она начинает походить на эмоциональный голод, а значит, и последствия у нее будут те же самые.

Одинокий человек имеет в своем распоряжении два способа структурирования времени: деятельность и фантазирование. Конечно, индивид может чувствовать себя одиноким даже в присутствии других, что хорошо известно школьным учителям. Но обычно, когда речь идет о группе людей, ее члены могут структурировать время несколькими способами. Перечислим их в порядке возрастания сложности: 1) ритуал; 2) времяпрепровождение; 3) игра; 4) близость; 5) деятельность, которая дает пространство для любого из предыдущих четырех способов. Цель каждого участника – получить максимальное удовлетворение от общения с одногруппниками. Чем больше человек открыт для общения, тем выше его шансы получить удовлетворение. В общении членов группы преобладает автоматическое программирование. Но иногда оно способствует получению удовольствий, в том числе и мазохистского характера, поэтому слово «удовольствие» лучше заменить более неопределенным, вроде «выгоды» или «пользы».

Польза социальных контактов заключается в том, что с их помощью люди достигают психического и соматического равновесия. Она связана с несколькими факторами: 1) снятием напряжения; 2) избеганием неприятных ситуаций; 3) получением поглаживаний; 4) поддержанием установленного равновесия. Все эти пункты были изучены в мельчайших деталях физиологами, психологами и психоаналитиками. Если перевести их на язык социальной психиатрии, мы получим следующие соответствия: 1) первичная внутренняя выгода; 2) первичная внешняя выгода; 3) вторичная выгода; 4) экзистенциальная выгода. Первые три соответствуют «выгодам от болезни», о которых писал Фрейд: внутренней паранозической, внешней паранозической и эпинозической выгодам соответственно. Опыт показывает, что изучение социальных трансакций с позиций преимуществ продуктивнее, чем при рассмотрении их в качестве защитных реакций. Ведь, во‑первых, самая лучшая защита – отказаться от участия в трансакциях вообще; во‑вторых, термин «защита» охватывает только два первых класса преимуществ, да и то частично, тогда как третий и четвертый остаются за пределами исследования.

Формы социального контакта, которые приносят нам больше всего выгод, – это игра и близость, причем им не обязательно быть включенными в состав деятельности. Близость обычно не длится долго, к тому же она носит скорее личный, нежели общественный характер. Более или менее значимые социальные взаимодействия зачастую облечены в форму игр, которые и составляют предмет нашего исследования. Для получения более подробной информации о структурировании времени следует обратиться к книге автора, которая посвящена динамике групп.

6. Процедуры, ритуалы и времяпрепровождения

Трансакции обычно следуют сериями. Последние носят неслучайный характер: они запрограммированны. В качестве источников программирования выступают Родитель, Взрослый или Ребенок, или, более общо, социум, мир объективных фактов или наши индивидуальные черты (идиосинкразии). В большинстве случаев Ребенок находится под прикрытием Взрослого или Родителя, пока те не закончат «зондирование» социальной ситуации. Поэтому программирование Ребенка обычно задействуется тогда, когда проверка партнера по общению завершена.

Простейшими формами социальной активности являются процедуры и ритуалы. Некоторые из них носят универсальный характер, другие – локальный, но все они подлежат обязательному усвоению. Под процедурой мы понимаем серию простых дополнительных трансакций, осуществляемых Взрослым, которые направлены на взаимодействие с реальностью.

Ритуал – это шаблонная серия простых дополнительных трансакций, которые запрограммированы обществом. Второстепенные детали неформального ритуала, например такого, как приветствие и прощание, в значительной степени определяются местными традициями, но основа этих ритуалов всегда одна и та же. Формальный же ритуал, вроде римско-католической мессы, оставляет куда меньше возможностей для выбора. Форма ритуала Родителя задается традицией; более свежие «родительские» веяния могут иметь похожий, но менее стойкий эффект. Некоторые ритуалы, представляющие большой исторический и антропологический интерес, имеют две фазы развития: 1) трансакции осуществляются под жестким контролем Родителя; 2) Родитель позволяет Ребенку более или менее свободно проявлять себя в ходе трансакций, что в результате приводит к оргии.

Изначально многие формальные ритуалы были контаминированными, но все же достаточно действенными процедурами. Однако с течением времени и под влиянием обстоятельств они утратили свою процедурную значимость, оставаясь полезными в качестве актов веры. Трансактный анализ рассматривает их как попытки искупить вину или получить вознаграждение, которые находятся в соответствии с традиционными требованиями Родителя. Такие ритуалы предлагают безопасный, умиротворяющий (отвращающий беду) и часто приятный способ времяпрепровождения.

Но в качестве введения в анализ игр будет полезней разобрать неформальные ритуалы. Наиболее показательный пример – американский ритуал приветствия.

Ясно, что в данном случае не стоит цель сообщить какую-то информацию. Эти фразы, наоборот, пресекают любой обмен информацией. Возможно, мистер А. готов часами рассказывать о себе мистеру Б., с которым он лишь едва знаком, но последний не собирается выслушивать словесные излияния своего знакомого. Наиболее адекватным названием для данной серии трансакций будет ритуал из восьми поглаживаний. Если бы А. и Б. куда-то торопились, они могли бы вообще ограничиться двумя поглаживаниями типа «“Привет!” – “Привет!”». Если бы они были восточными монархами, их приветствие состояло бы из пары сотен поглаживаний; только затем они приступили бы к делу. Между тем, употребляя жаргон трансактного анализа, А. и Б. на какое-то время «уберегли свой спинной мозг от сморщивания». Так что все должны быть довольны.

В основе описанного ритуала лежит точный интуитивный подсчет, произведенный обоими его участниками. На данном этапе своего знакомства они рассчитали, что каждый из них должен «отвешивать» другому ровно четыре поглаживания за встречу, причем не чаще чем один раз в день. Если через полчаса они вновь случайно повстречаются и у мистера Б. не будет никаких дел к мистеру А., он просто пройдет мимо, слегка кивнет ему головой или, самое большее, небрежно бросит ему: «Привет!» Эти подсчеты производятся не только для коротких промежутков времени, но и для долгих, длиной в несколько месяцев. Давайте сейчас представим себе мистера В. и мистера Г., которые видятся в среднем раз в день и дают друг другу при встрече по одному поглаживанию («“Привет!” – “Привет!”») и идут по своим делам. Мистер В. на месяц уезжает в отпуск. На следующий день после выхода на работу он, как обычно, встречает мистера Г. Если в этой ситуации мистер Г. ограничится, как и всегда, одним поглаживанием, мистер В. обидится и его «спинной мозг слегка сморщится». Произведя необходимые расчеты, мистер В. и мистер Г. жалуют друг другу порядка тридцати поглаживаний. Они могут быть ужаты до нескольких трансакций, обладающих наибольшей выразительностью. Речь мистера Г. будет выглядеть примерно так (каждый пункт по шкале интенсивности, или выгоды, соответствует одному поглаживанию):