ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
АННА ПЕТРОВНА (1708—1728), цесаревна Всероссийская.
ПЁТР I АЛЕКСЕЕВИЧ, император Всероссийский, отец Анны Петровны.
ЕКАТЕРИНА I АЛЕКСЕЕВНА, императрица Всероссийская, супруга Петра I, мать цесаревны Анны Петровны.
ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА, цесаревна Всероссийская, сестра Анны Петровны, в будущем — императрица Всероссийская.
НАТАЛЬЯ АЛЕКСЕЕВНА, царевна, сестра Петра I, тётка и крёстная мать Анны Петровны.
ТАТЬЯНА МИХАЙЛОВНА, царевна, сестра царя Алексея Михайловича, тётка Петра I.
СОФЬЯ АЛЕКСЕЕВНА, царевна, дочь царя Алексея Михайловича, сводная сестра Петра I.
ПРАСКОВЬЯ ФЁДОРОВНА, царица, супруга сводного брата и соправителя Петра I Иоанна Алексеевича.
ЕКАТЕРИНА ИОАННОВНА, герцогиня Мекленбургская, дочь царя Иоанна Алексеевича и царицы Прасковьи Фёдоровны.
АННА ИОАННОВНА, герцогиня Курляндская, дочь царя Иоанна Алексеевича и царицы Прасковьи Фёдоровны, в будущем императрица Всероссийская.
ПРАСКОВЬЯ ИОАННОВНА, царевна, дочь царя Иоанна Алексеевича и царицы Прасковьи Фёдоровны.
АЛЕКСЕЙ ПЕТРОВИЧ, царевич, сын Петра I и его первой супруги, царицы Евдокии Фёдоровны Лопухиной.
РОМОДАНОВСКИЙ ФЁДОР ЮРЬЕВИЧ, государственный деятель, соратник Петра I.
РОМОДАНОВСКАЯ АНАСТАСИЯ ФЁДОРОВНА, боярыня, сестра царицы Прасковьи Фёдоровны.
МОНС АННА ИВАНОВНА, гражданская супруга Петра I.
МОНС ВИЛИМ ИВАНОВИЧ, брат Анны Ивановны, камергер.
МАВРА ЕГОРОВНА ШЕПЕЛЕВА (по мужу — графиня Шувалова), приближённая Анны Петровны и Елизаветы Петровны.
НИКИТИН ИВАН НИКИТИЧ, художник, персонных дел мастер.
СТРОГАНОВ АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ, барон, придворный.
ЗОТОВ ВАСИЛИЙ НИКИТИЧ, сын первого учителя и соратника Петра I Никиты Моисеевича Зотова, генерал-майор.
КАРЛ-ФРИДРИХ, герцог Голштинский, супруг Анны Петровны.
ПЁТР III ФЁДОРОВИЧ, император Всероссийский, сын Анны Петровны и герцога Голштинского Карла-Фридриха.
БЕСТУЖЕВ-РЮМИН ПЁТР МИХАЙЛОВИЧ, государственный деятель, дипломат, придворный двора герцогини Курляндской.
БЕСТУЖЕВ-РЮМИН АЛЕКСЕЙ ПЕТРОВИЧ, его сын, государственный деятель, выдающийся русский дипломат.
ТОЛСТОЙ ПЁТР АНДРЕЕВИЧ, государственный деятель, соратник Петра I, выдающийся дипломат.
ИЗМАЙЛОВ ИВАН, архангелогородский губернатор.
МЕНШИКОВ АЛЕКСАНДР ДАНИЛОВИЧ, государственный деятель, соратник Петра I.
АРСЕНЬЕВА ВАРВАРА МИХАЙЛОВНА, дочь стольника, сестра жены А. Д. Меншикова.
АРСЕНЬЕВА ДАРЬЯ МИХАЙЛОВНА, жена А. Д. Меншикова.
МАКАРОВ АЛЕКСЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ, кабинет-секретарь Петра I.
Часть I
МОЛОДЫЕ ГОДЫ БАТЮШКИ
Пётр I, патриарх Адриан[1].
— Владыко! Владыко! Государь Пётр Алексеевич к крыльцу идёт. Торопится, владыко, только что не бежит. Принимать-то где его будешь — в Столовую палату спустишься аль тут — в передней келье останешься? Нам-то, нам что делать велишь?
— Здесь останусь. Разговор у нас, видать, потаённый будет. В келейке в самый раз.
— Подавать чего надо ли?
— Без угощенья какой разговор. Романеи выставь давешней. Заедок набери. Да яблок, яблок красных, что в рядах сторговал, непременно выставь. Чтоб одно к одному — любит их государь.
Тепло в патриарших палатах. Куда как тепло. Чуть-чуть ладаном росным потягивает. Иной раз дымком сосновым: его святейший больше берёзового жару любит. Огоньки лампадок колеблются: полом ветерок ходит — как ни оберегайся.
А оберегаться надобно. Неможется святейшему. Давно неможется. Никому виду не подавал. На поставлении всё голова кругом шла — один келейник Пафнутий знал. Зорко следил, чтоб огреха какого не случилось. Не случилось. Поставили. А здоровья не прибавилось. Вот и сегодня после ранней обедни прилечь задумал — не вышло.
— Владыко! Отец!
— Здравствуй, государь. Здравствуй на многие лета. Обрадовал ты меня приходом своим, сказать не могу, как обрадовал. Думал, недосуг тебе в твоих делах и заботах.
— К тебе прийти недосуг! Да что ты, владыко! После кончины матушки один ты у меня близкий человек остался. От тебя одного честного слова и утешения жду. Больше не от кого. Не верю. Никому не верю.
— А сестрица как же, государь?
— Наталья-то? Наталья и впрямь за меня живот положит. Только сколько она в нашем змеевнике может! Всего ничего. Дай Господь, сама бы была жива и здорова.
— Разуверять не стану, государь. Надо бы мне тебе по сану моему о любви к ближнему толковать. Надо бы...
— А совесть не позволяет, верно, владыко? Не так чтобы мне матушка в деле помогала. Где там! Всего-то опасалась. Куда ни поеду, отговаривала.
— Как же матери иначе. Ведь о своём рожоном дитяти пеклась. Что ей до государства, был бы сын жив-здоров.
— Да нет, владыко, ты тех времён не застал, когда покойная царица за престол для сына билась. Чего добиться могла, иной разговор. А без престола меня видеть не могла.
— И то понять можно, государь. Мать сундуки для сына выворачивает — что получше ищет, а тут царство!
— Лежало у тебя сердце к ней, владыко, знаю, что лежало. Не то что у покойного кира Иоакима. Тому Милославские ближе были. Знаешь, о чём я тут на днях подумал: как это в нашем царстве все патриархи каждый к своему государю прилежали. Ни один о державе не заботился. Вспомни-ка, патриаршество кто ввёл? Борис Фёдорович Годунов. Затем и ввёл, что Иов, первый наш патриарх, за него до последнего стоял.
— Прав ли я, государь, не прав, только, по моему разумению, не должна власть церковная царской противостоять, только что во всём помогать. Государству церковному в Государстве мирском негоже быть. Державе то не на пользу. Мудрый человек покойный Никон был, ан чем его мудрость Московии нашей обернулась: раскол да раздоры, сшибки братоубийственные, будто настоящих врагов округ не хватает. Другое дело — патриарх Филарет...
— О предке не говори. Не люблю. Сан свой от кого получил? От вора и расстриги? От вора тушинского? Что — цены разбойнику не знал, а ведь и потом от сана не отказался, с себя не сложил.
— Не о том, государь, вспоминать надо, не о том. Теперь-то уж и тайны в том никакой нет, что он государством управлял. Без малого десять лет, как из польского плена вернулся, его из Смутного времени к свету выводил.
— А может, дед Михаил Фёдорович и без него бы не хуже справился? А тут то прабабка, великая старица, всем распоряжалась, ни в чём никому пощады не знала, то Фёдор Никитич власть перехватил. Матушка сказывала, даже в семье воли ему не дали, на всю жизнь обидели — в свои игры играли.
— О чём ты, государь?
— О том, владыко, что полюбилась царю безвестная дворяночка, помнится, Марья Хлопова. Хороша ли, плоха была, не о том речь. Ему по сердцу — вот что главное. Сговорили их честь честью. Её в терем ввели, а там и порешили…
— Как порешили, государь? Не было такого в царских теремах.
— Не было? Ан было. Порешили на свой способ. Стали к венцу убирать, волосы в косе так затянули, что в глазах у девицы потемнело, сознания лишилась. А прабабка рада-радёшенька. Мол, порченую девку подсунули. Марью из дворца. Всю семью в ссылку в Сибирь. А деду иную девицу по их расчёту подсунули: царь — значит, наследников иметь должен. Смирился бедолага. А Марью всю жизнь помнил. Семейство из ссылки вернул. Должности всем нашёл. Её оправдал. Да прок какой! Счастье-то мимо прошло.
— О чём поговорить со мной хочешь, государь? Вижу, тяжко у тебя на сердце. Это в твои-то молодые годы! Скажи, что душу гнетёт, глядишь, вдвоём и разберёмся.
— Да уж, владыко, коли говорить, только с тобой. Никогда не забуду, как кир Иоаким перед кончиной собрал на собор всё московское духовенство и архиереев, чтобы торжественно «папёжников» осудить.
— Сборник кир Иоаким собирался издать в опровержение латынян. «Остен» его назвал. Не успел. Скончался.
— А в завещании нам с Иоанном Алексеевичем предписал иноземцев сторониться. Ни в чём им на русской земле ходу не давать. Не брату завещал — мне. Мне одному!
— Что покойников тревожить, государь. Ты за державу в ответе, тебе и решать, что лучше.
— Неужто его бы слушать стал. Да вот Иоанн...
— А государь Иоанн Алексеевич чем тебе помеха? Плох он со здоровьем, совсем плох. Вон как в молодые-то годы одряхлел. Видит еле-еле. Да тут ещё паралич прихватил. Ещё в прошлом году, государь, тебе о том толковал.
— Может, и одряхлел на вид, да дело своё мужское, гляди, как справляет. Прошлым годом царица Прасковья Фёдоровна царевну Анну Иоанновну принесла, в этом — царевной Прасковьей Иоанновной подарила. Екатерине Иоанновне уже четвёртый годок пошёл. Глядишь, и до сынка дело дойдёт.
— Всё равно моложе царевича Алексея Петровича окажется.
— Моложе... Вот из-за того покойная родительница и заторопилась меня женить, камень на шею навязала. Думай теперь, как жить. Глаза б мои её, постылую, не видели.
— Грешишь, государь, грешишь! Чтоб так о супруге богоданной, перед святым алтарём венчанной! Смириться бы тебе, государь, получше к царице Евдокии Фёдоровне присмотреться. Ну, другая показалась, ну, побаловался маленько — кто Богу не грешен, царю не виноват, так ведь это проходит, государь, верь, проходит.
— У меня не пройдёт! И слов на меня не трать, владыко. Знаю, иначе говорить тебе сан твой не позволяет, а ты по-человечески на дело взгляни. Оженили меня, когда ещё и к девкам-то не тянуло. Выбора сделать не дали — хоть на первый взгляд, словом перемолвиться не успели. Да оно и слава Богу, потому что никаких слов у Евдокии Фёдоровны отродясь не водилось. Окромя пуховой постели да сытного стола, знать ничего не хочет. Чуть что в слёзы. Чего ревёт, чего хочет, сама сказать не может. Скажешь, владыко, все теремные девицы у нас такие? А как же царица Прасковья Фёдоровна? И обиход знает, и словечко ввернуть в беседе сумеет, и во всяком разговоре, хоть самой сказать нечего, сидит слушает. Знала сестрица Софья Алексеевна, какая поддержка братцу её, головкой слабому, нужна. И здесь не промахнулась!
— Твоя правда, государь, всем царица Прасковья Фёдоровна взяла. И красотой ни с кем не поделилась.
— Что уж там! Так и говорят, первая красавица. И с царевной Софьей, умница, не дружилась, Так-то ловко от лишних встреч увёртывалась. Всё в сторонке держалась. Будто в правительницу не слишком верила.
— И так быть могло. Или не по душе ей правительница пришлась. Говаривали, будто царевна Софья от невестки всё наследника добивалась, а та и забеременеть не могла, даром что Иоанн Алексеевич куда моложе был.
— Скажи, владыко, пока Василий Юшков их царским хозяйством не занялся. С 1684-го года супруги без деток жили, а с 1691-го, как Юшков пришёл, за дело принялись.
— Юшкова убрать хочешь, государь?
— Пока нет. Чего зря невестку обижать. Хотя с сыночком дело может выйти непростое. И всё равно, владыко, не тем голова занята. С тобой посоветоваться хотел. Надобно смотр новым войскам произвести. Потешным, как в народе их звать стали. Поглядеть в деле, они ли, стрельцы ли лучше. Войско готовить. Только смотр необычный, а вроде бы сражение промеж них. Там всё и прояснится.