Генерал хотел избежать братоубийственного сражения между солдатами русской армии и приказал верным ему ударным батальонам покинуть Могилев. Ревком, состоявший из большевиков и левых эсеров, объявил, что помещает Духонина под домашний арест. Главнокомандующий остался совершенно один. Никто не пришел ему на помощь. Даже батальон георгиевских кавалеров, охранявший Ставку, перешел на сторону красных. Генерал горько сказал:
– Я имел и имею тысячу возможностей скрыться, я знаю, что Крыленко меня арестует и, может быть, даже расстреляет, но это будет солдатская смерть.
Смещенного с должности генерала Духонина держали в его собственном салон-вагоне. Судьба его решилась в тот день, когда на вокзал прибыл поезд с наркомом по военным делам Крыленко. Арестованного Духонина привели в крыленковский поезд.
Его должны были отправить в Петроград. Но опьяненные сознанием собственной власти матросы требовали выдать им Духонина на суд и расправу. Все это произошло в считаные минуты. Собралась толпа: матросы и пехотинцы жаждали крови. Требовали, чтобы генерал вышел к ним. И когда он вышел, толпа растерзала его.
«Ставка взята, и весь технический аппарат командования в руках новой власти», – удовлетворенно писал в своих воспоминаниях Крыленко.
Он сообщил в Петроград: «Если передать дело судебному следователю, обязательно вскрытие. Предлагаю прекратить дело постановлением государственной власти… Возбуждение дела с обязательными допросами матросов едва ли целесообразно».
Убийство осталось безнаказанным.
В годы Гражданской войны выражение «отправить в штаб к Духонину» стало крылатым и означало казнь без суда и следствия. Сам Крыленко никогда не выразил сожаления по поводу гибели Духонина.
Возможно, Николай Васильевич отнесся бы к этому трагическому эпизоду иначе, если бы подозревал, что с ним через двадцать лет поступят точно так же: в 1938 году расстреляют как «террориста и контрреволюционера»…
Русской армии как единого механизма, подчиняющегося воле командования и способного выполнять боевые приказы, больше не существовало. Начальник штаба 12-й армии прислал новому главкому Крыленко свой доклад:
«Армии не стало – есть огромная, усталая, плохо одетая, с трудом прокармливаемая, озлобленная толпа людей, объединяемая жаждой мира и всеобщим разочарованием. Достаточно натиска небольших неприятельских сил, чтобы вся эта масса людей ринулась в тыл, все сокрушая, поедая и уничтожая на своем пути».
Крыленко, в свою очередь, обратился в Совет народных комиссаров:
«Изголодавшиеся массы бегут и, движимые инстинктом самосохранения, затевают в местностях прифронтовой полосы погромы в поисках денег и хлеба. Недостаток фуража и ослабление конского состава делают невозможным вывоз материальной части и артиллерии. Армия неспособна даже стоять на позиции. Фронта фактически нет».
18 декабря Крыленко доложил Совнаркому, что армия утратила боеспособность и придется принять любые условия, которые выставят немцы при заключении мира. Но невозможно же остаться без вооруженной силы.
25 декабря Крыленко подписал приказ о формировании из солдат-добровольцев народно-социалистической гвардии:
«Народно-социалистическая гвардия создается из солдат действующей армии, запасных частей и всех добровольцев, желающих вступить в ее ряды для защиты завоеваний революции и борьбы за демократический мир и торжество социалистической революции на Западе и в России».
Он призвал к «священной революционной войне»:
«С упованием смотрят на нас народы Запада, в Италии и Испании, в Германии и Франции, в Австрии и Швеции.
Ждут не дождутся истомленные народы призыва к борьбе со своей буржуазией».
Планов формирования добровольческих частей было много. Ни один не удавалось воплотить в жизнь. Отсутствие дисциплины было вполне закономерным. Сразу после революции большевики разработали декларацию прав солдата. За подписью Ленина появились декреты «Об уравнении всех военнослужащих в правах» и «О выборном начале и об организации власти в армии». Власть в армии передавалась солдатским комитетам. Солдаты получили право выбирать себе командиров и не подчиняться приказам.
Крыленко самокритично писал:
«Конечно, тут не обошлось без тяжелых эксцессов, страданий для части ни в чем не повинного младшего офицерства, повсеместно смещенного солдатами с должностей и поставленного на уровень рядовых; самоубийства офицеров, брошенных в землянки, приставленных конюхами, кашеварами и т. д., эпидемией прошли по армии, но зато революция была поставлена на ноги в армии».
Очень быстро большевики столкнулись с тем, что такая армия воевать не может, это была не армия, а толпа. Большевики могли положиться только на вооруженных рабочих Петрограда, матросские сводные отряды и латышские стрелковые части.
Почему в Гражданскую войну необычно большую роль играли латыши, венгры и другие нерусские отряды? Им некуда было деваться, в отличие от русских крестьян они не могли разбежаться по родным селам, им оставалось только одно – воевать.
Еще в царской армии в 1915 году сформировали восемь полков латышских стрелков – общей численностью сорок тысяч человек. В декабре 1916-го полки свели в Латышскую дивизию. Латышские крестьяне ненавидели балтийских баронов. Эту социальную ненависть использовали в войне с немцами. А после революции латыши надеялись, что большевики выгонят из Прибалтики немцев и раздадут им землю.
13 апреля 1918 года большевики сформировали Латышскую стрелковую дивизию под командованием бывшего полковника Иоакима Иоакимовича Вацетиса. В ту пору это была самая надежная часть в составе Красной армии.
На стороне большевиков воевали и китайцы. Откуда они взялись? Во время Первой мировой в России не хватало рабочих рук. Договорились с правительством Китая. Имелось в виду использовать китайцев на строительстве оборонительных сооружений и дорог, а также на военных предприятиях.
В 1916 году пригласили пятьдесят тысяч китайских рабочих. К Октябрю в европейской части России находилось уже втрое больше китайцев. Они строили Мурманскую железную дорогу, добывали уголь в Донбассе, валили лес в Карелии. После революции на родину уехало только сорок тысяч. Остальные остались. Присоединялись к большевикам. Формировались китайские интернациональные отряды. Китайцы воевали и в составе ставшей знаменитой 25-й дивизии Василия Ивановича Чапаева.
Атаман Каледин застрелился
Николай Николаевич Духонин не нашел в себе силы бросить войска против большевиков. Не смог и оставить армию, когда ему самому угрожала смерть. Но, уже сознавая, что обречен, позволил бежать от большевиков военачальникам, которые через несколько месяцев положили начало Белому движению.
По мнению генерала Алексея Алексеевича Брусилова, этот поступок «погубил окончательно рыцарски честного Духонина». Он спас боевых товарищей, но не себя. Они уехали, он остался. Если бы генералы Корнилов, Деникин, Марков попали тогда в руки прапорщика Крыленко, Добровольческая армия, возможно, вообще бы не создалась.
Генералы находились под арестом после неудачи Корниловского мятежа летом семнадцатого года. Это крайне запутанная история. Одни считают ее авантюрой, другие – последней реальной попыткой остановить большевиков.
Лавр Георгиевич Корнилов был одним из самых знаменитых генералов русской армии. В июле 1917 года Временное правительство назначило его Верховным главнокомандующим. А всего через месяц с небольшим генерал от инфантерии Корнилов потребовал от главы Временного правительства Керенского передать ему власть в стране, чтобы навести порядок. Но ничего из Корниловского мятежа не вышло. Лавр Георгиевич, человек эмоциональный, импульсивный и прямолинейный, и мятежником оказался спонтанным, плохо подготовившимся.
Смещенного генерала Корнилова доставили в гостиницу «Метрополь» в Могилеве и держали под домашним арестом. Через несколько дней переправили в город Быхов. Поразительным образом это мрачное и неуютное здание бывшей женской гимназии сохранилось. Я бродил по этому дому, представляя себе события столетней давности.
На фронте радикально настроенные солдаты требовали судить корниловцев. Но в Быхове им ничего не угрожало. Генералов, смещенных с должности «за попытку вооруженного восстания», охраняли преданные Корнилову кавалеристы-текинцы и георгиевские кавалеры. Для них он оставался Верховным.
Внутри тюрьмы арестованные передвигались вполне свободно. Среди них был и генерал Антон Иванович Деникин, которому суждено будет вести с большевиками долгую войну. Разместили генералов с относительным комфортом. Жена Деникина вспоминала: в камере два окна, между ними столик, два стула, кровати заправлены солдатскими одеялами. Из Ставки даже прислали повара, который им готовил. Кормили арестованных на первом этаже. Туда же по субботам приходил батюшка, а вечерами они собирались в шестой, самой просторной камере на втором этаже.
Жена Деникина приносила бутылку водки. Но пили немного, в основном спорили и говорили. Как вспоминал сам Антон Иванович, разговоры сводились к одному и тому же мучительному и больному вопросу: о причинах русской смуты и о способах ее прекращения. Генерал Корнилов ел в своей камере и по нескольку дней не выходил на прогулку. Хотел, чтобы тюремщики привыкли к его отсутствию. Он готовился бежать.
Ранним утром 19 ноября 1917 года генерал Духонин отправил в Быхов одного из своих офицеров – полковника Генерального штаба Павла Алексеевича Кусонского, помощника начальника оперативного отделения в управлении генерал-квартирмейстера Ставки Верховного главнокомандующего. Он предупредил о приближении большевиков:
– Через четыре часа Крыленко и эшелон матросов будут в Могилеве. Город сдадут без боя. Всем необходимо покинуть Быхов.
Вечером пять генералов бежали. Они решили пробираться в Новочеркасск, где власть принадлежала их сослуживцу генералу Каледину.
Иван Павлович Романовский надел погоны прапорщика, Сергей Леонидович Марков переоделся в рядового и изображал денщика Романовского. Александр Сергеевич Лукомский выдавал себя за немецкого колониста. Деникин получил в польской дивизии документы помощника начальника 73-го санитарного отряда… Они поехали в Новочеркасск по железной дороге.
Корнилов покинул Быхов последним. В полночь построили караул. Он вышел. Поблагодарил солдат за службу, вручил им две тысячи рублей наградных, сел на коня и уехал. Солдаты проводили его криками «ура!».
В час ночи сонный Быхов был разбужен топотом коней. Текинский полк во главе с генералом Корниловым скрылся в ночной тьме. За двенадцать дней похода Корнилов потерял своих людей в стычках и, оставшись практически один, все равно вынужден был сесть на поезд. Он позже всех добрался до Новочеркасска, где его ждали с тревожным нетерпением семья и соратники.
«Я увидел подлинную жизнь и ужаснулся, – вспоминал генерал Деникин путешествие в Новочеркасск. – Прежде всего – разлитая повсюду безбрежная ненависть. Ко всему, что было социально и умственно выше толпы, что носило малейший след достатка, даже к неодушевленным предметам – признакам культуры, чужой или недоступной толпе. Ненависть рушила государственные устои, выбрасывала в окно вагона «буржуя», разбивала череп начальнику станции и рвала в клочья бархатную обшивку вагонных скамеек. Царило одно желание – захватить или уничтожить».
Добровольческая армия родилась в казачьей столице – городе Новочеркасске. Сюда со всей страны устремились офицеры, кадеты (воспитанники начальных военно-учебных заведений), юнкера (курсанты военных училищ), не признавшие Октябрьский переворот в Петрограде. Они надеялись превратить юг России в базу войны против большевиков. Верили в природный монархизм казаков.
2 ноября 1917 года в Новочеркасск прибыл генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев, который при императоре был начальником штаба Верховного главнокомандующего. Он обещал сформировать Добровольческую армию, которая восстановит в России законную власть. В гостинице «Европейская» – здание сохранилось, я его нашел – не осталось ни одного свободного номера. Здесь, вспоминал Деникин, разместился штаб антибольшевистского сопротивления – генералы, съехавшиеся со всей России, чтобы поднять вооруженное восстание против большевиков. Организацию взял на себя генерал Алексеев. Но ему не хватало популярности в войсках.
Растерянное офицерство взирало с надеждой на генерала Корнилова. Его имя было притягательно для молодых офицеров. «Никогда не забуду его темного, сумрачного лица, его узких калмыцких глаз», – вспоминал один из руководителей Военного министерства. Алексеев передал Корнилову непосредственное командование Добровольческой армией, а сам занялся материальным обеспечением и политическими делами. Алексеев, который еще недавно распоряжался миллиардным военным бюджетом Российской империи, бегал по всему городу, чтобы найти десяток кроватей, несколько пудов сахара и обогреть, накормить и приютить бездомных офицеров.
«Я застал генерала Алексеева в вагоне, где он жил, – вспоминал бывший депутат Государственной думы Василий Витальевич Шульгин. – Он говорил о том, что армии прежде всего нужна база, где она могла бы собраться. Что этой базой он избрал Дон, который хотя шатается, но все- таки еще держится. Что не может быть другого принципа, как добровольное вступление в армию. Что он убежден: дисциплинированный отряд, имеющий военные знания и опыт, возьмет в конце концов верх над всеми «революционными армиями» с их комиссарами. И что он, Алексеев, исполняет свой долг, а там – что Бог даст».
16 ноября 1917 года в Новочеркасске под видом слабосильной команды – то есть команды выздоравливающих – сформировали первую белую часть, сводную офицерскую роту, наполовину состоявшую из юнкеров и студентов. В декабре образовали еще несколько офицерских рот, которые впоследствии развернули в батальоны.
27 декабря первые офицерские формирования стали называться Добровольческой армией. Хотя какая это была армия – всего несколько тысяч человек! Без оружия и амуниции. Из Киева приехал отряд полка георгиевских кавалеров, затем появился эшелон ударного полка, который был создан летом на Юго-Западном фронте и стал называться Корниловским в честь Лавра Георгиевича.
Восхищавшаяся белой армией Марина Ивановна Цветаева писала:
18 января 1918 года в Новочеркасске Алексеева прямо спросили:
– Скажите, генерал, откуда вы получаете средства для существования?
– Средства главным образом национального характера и добываются путем добровольного пожертвования от частных лиц, – ответил генерал. – Кроме того, не скрою от вас, что некоторую поддержку мы имеем от союзников, ибо, оставаясь верными до сих пор союзным обязательствам, мы тем самым приобрели право на эти с их стороны поддержки.
На самом деле союзники выделили сущие копейки, хотя были заинтересованы в Белом движении, поскольку оно обещало продолжить войну против Германии. В январе 1918 года Алексеев получил от французской военной миссии триста тысяч рублей. Англичане и на это не расщедрились. Зато Донское правительство выделило четырнадцать миллионов. Из них шесть миллионов ассигновал только что избранный донским атаманом Алексей Максимович Каледин.
Неизвестно, родилась ли бы белая армия, если бы на просьбу «дать приют русскому офицерству» не откликнулся атаман войска Донского генерал Каледин. На донские деньги и приобреталось оружие.
Атаман Каледин, герой Первой мировой войны, – фигура и по сей день недооцененная и непонятая. Большевики считали его своим злейшим врагом, офицеры Добровольческой армии называли «казачьей слякотью».