— И что они сделали? — спросил Невилл, понимая, что это похоже на их с Лестрейндж случай.
— Они? Просто вышли к рельсам, — коротко ответил бармен. — Конечно, когда поезд подъехал, им пришлось разбираться с его служителем, но двое из троих не вернулись. Сели на поезд. Я не знаю, нашли ли им нового подопечного или же просто увезли в тихую гавань.
— А тот один, что вернулся?
— О, он вскоре уехал, но уже со своим подопечным. Дело в том, что бедняга не увидел, когда его спутник успел встать на путь исправления. Так что ты отсюда уедешь в любом случае — это лишь вопрос времени и твоего терпения. А вот она рискует остаться.
— Я очень бы не хотел бросать ее здесь, — пробормотал Невилл, словно оправдываясь. — Но она невменяемая. Ничего не слышит, постоянные крики. Она не хочет понять, осознать, сколько принесла зла в мир. Я не могу с ней справиться.
Он поставил пустую чашку на стойку и медленно побрел в свою комнату.
— Если тебе это поможет, нужно просто выйти к рельсам, — крикнул вдогонку бармен.
Невилл уже пересек коридор и коснулся ручки двери, когда его сердце обуяла необъяснимая тревога. Что-то манило его в лес, звало, требовало немедленно отыскать Лестрейндж и вернуть ее в комнату. Невилл постоял несколько мгновений у двери, а потом бросился к выходу из гостиницы.
Стоило ему выскочить на улицу, как он услышал страшный, нечеловеческий крик, доносившийся из леса. Невилл узнал крик Лестрейндж, но не мог понять, почему в ее голосе ему слышатся щелчки и шипение.
«Неужели она перестает быть моей историей только потому, что я решил уехать сам? Неужели это так больно, что она кричит? Что я наделал!» — думал Невилл, пробираясь через лес на звук. Он спотыкался об корни и коряги, кустарники больно стегали его по лицу, а черные стволы деревьев смыкали свои ряды так тесно, что между ними не оставалось просвета. Крик становился все ближе, но и шипение становилось все громче. Казалось, треск и шум пробирается в мозг, растекается с кровью по жилам, заползает в легкие вместе с воздухом, колет тысячами иголок замерзшие руки. Наконец, Невилл вышел на небольшую прогалину, и его взору открылась ужасная картина.
Несколько фигур, белых и плоских, с бегущей по ним черной рябью, схватили Лестрейндж и куда-то ее тянули. Она визжала и вырывалась, а от ее рук в тех местах, за которые схватились фигуры, исходил белый свет. Противники Лестрейндж тоже открывали рты, но вместо крика или слов оттуда доносилось лишь проклятое шипение.
— Оставьте ее! — воскликнул Невилл и поднял палочку, хотя не представлял, какое заклинание можно применить против этих людей. Однако его слова не возымели никакого эффекта, Лестрейндж по-прежнему тащили куда-то.
— Остолбеней! Петрификус Тоталус! — Невилл метал заклинания, но они пронизывали белые фигуры насквозь и ударялись в деревья позади, выбивая маленькие фонтанчики щепок. Тогда он спрятал палочку и бросился к ближайшей фигуре.
От прикосновения к плечу чужака руку ожгло, но Невилл все же отбросил его от Лестрейндж. Остальные, казалось, не обращали на Невилла ни малейшего внимания, пока тот не отбросил еще одну фигуру. Она упала на землю и стала отползать к деревьям, постепенно растворяясь в воздухе.
Третью фигуру Невилл ударил ногой, заставив отшатнуться, и ее последний собрат не стал ждать, пока его настигнет та же участь, и отпустил Лестрейндж, растворившись в воздухе. Повисла оглушительная тишина, нарушаемая только всхлипами Лестрейндж.
— Вставай, пойдем, — Невилл протянул ей руку и ужаснулся тому, сколько ожогов было на ее руках: на плечах, предплечьях, запястьях.
— Ты? — Лестрейндж, казалось, не верила своим глазам. — Зачем ты пришел?
— Пойдем, — он проигнорировал вопрос, поднимая ее с земли. Лестрейндж покачивалась и, похоже, самостоятельно на ногах устоять не могла.
— В глазах все плывет, — призналась она, и Невилл обхватил ее за талию.
— Идти можешь? — спросил он прямо, надеясь, что хотя бы не придется ее нести.
— Постараюсь, — кивнула Лестрейндж.
Они прошли не более пяти шагов, когда у нее подкосились ноги. Лестрейндж стала опасно заваливаться, и Невилл перехватил ее покрепче.
— Если хочешь, я могу тебя левитировать, — предложил он, но ответом ему стало слабое презрительное фырканье.
— Еще чего. Я помню, как ты водой меня окатил. Магия тут работает как-то странно, так что обойдемся без левитации.
Невилл тяжело вздохнул и подхватил ее на руки, надеясь, что идти придется недолго. Лестрейндж была легкой, почти невесомой, что наводило бы на мысль о смертельной болезни, не будь они оба уже мертвы. Он не помнил обратной дороги, но лес словно сам расступался перед ногами, и вскоре они уже вышли к отелю. Лестрейндж сопротивлялась, но очень слабо, а ее требования немедленно поставить ее на землю были такими жалкими, что были еле слышны через завывания поднимающегося ветра.
Дверь отеля распахнулась сама. Невилл пронес Лестрейндж мимо удивленного бармена и поднялся наверх. Войдя в комнату, но осторожно уложил ее на кровать и попытался укрыть, но она вдруг схватила его за руку и притянула к себе с неожиданной силой.
— Спасибо тебе, — зашептала Лестрейндж, — я не могла вырваться. Ты сам видел, этих тварей не брали ни одни чары, хотя я пыталась.
— Все в порядке, — успокаивающим тоном пробормотал Невилл. — Все будет в порядке. Я спущусь вниз, попрошу какое-нибудь зелье. Бармен говорил, что ожоги от прикосновения к чужой истории заживают долго и болезненно, но тебе надо согреться и успокоиться. Ты по-прежнему ходишь босиком. Не упрямься, надень эти несчастные туфли.
Их взгляды встретились: его — решительный, ее — жалкий и растерянный. Невилл почувствовал, как ее пальцы с острыми ногтями вцепились в его подбородок, а через миг ощутил на губах жженую горечь ее прикосновения.
Лестрейндж словно наказывала его за что-то этим поцелуем — диким и неистовым, она впивалась в него дементором, вгрызалась в губы зубами, оставляя кровавые пятна, царапала кожу, словно хотела содрать ее, а потом рухнула обессиленная на подушки.
Невилл отшатнулся. Это было настолько неправильно, что в ушах загудела кровь. Он опрометью выскочил из комнаты, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, пытаясь унять дыхание. Нужно было спуститься вниз, взять какое-нибудь зелье и, наверное, самому согреться и успокоиться, но стоило закрыть глаза, как воображение рисовало горящий взгляд Лестрейндж. Невилл понимал, что по-другому она не умеет. Никто, должно быть, не объяснил, не показал, что можно иначе. Видимо, эта задача досталась ему. Невилл тяжело вздохнул и побрел вниз, в зал.
— Что с ней? — спросил бармен, не дожидаясь, пока Невилл откроет рот.
— Она ходила в лес. Хотела прогуляться. Почему вы не сказали, что чужие истории могут напасть?
— Напасть? — бармен выглядел огорошенным. — Ни разу такого не видел. Не думаю, что такое возможно.
— Зато я видел, как четверо схватили ее за руки и пытались куда-то утащить. Если хотите, можете подняться и посмотреть на ее руки. Они все в ожогах.
— Я не могу войти ни в одну из комнат, — покачал головой бармен. — Но эти ожоги заживают долго, так что когда мадам придет в себя и сможет спуститься, я получу возможность удостовериться в правдивости ваших слов.
— Я бы попросил проверить всех постояльцев, — хмуро проговорил Невилл, забирая у бармена шоколад и зелье. — Четверо из них расхаживают с ожогами на руках. И если против них можно принять какие-то меры — я бы попросил, чтобы эти меры были приняты.
— Конечно, — бармен мелко закивал. — Такое здесь впервые, мне надо связаться с главным вокзалом, но, думаю, с ними можно что-то сделать.
Невилл кивнул, удовлетворенный таким ответом, и принялся пить горячий шоколад. Ему еще предстояло лечить Лестрейндж, но для начала самому не мешало бы унять дрожь. Обжигающая сладость напитка успокаивала, заставляла поверить в свои силы, и от приятного тепла, разлившегося по телу, казалось, что решение уехать было крайне опрометчивым. Невилл поставил чашку на стойку и посмотрел на бармена.
— Скажите, а это нападение никак не связано с тем, что я хотел оставить ее здесь?
— Нет, что вы, — бармен усмехнулся. — Такого никогда не было ранее, а те, о ком я говорил утром, совершенно спокойно покинули эту станцию. Я хочу сказать — без последствий для их бывших подопечных.
— Это все, что я хотел знать, — Невилл удовлетворенно кивнул и направился в комнату.
Лестрейндж лежала под одеялом и тихо всхлипывала. Он уже испугался, что она вновь уснула, и сейчас начнется очередной приступ, но обойдя кровать, увидел ее широко раскрытые глаза и отсутствующий взгляд, направленный в одну точку.
— Лестрейндж, выпей, — Невилл протянул ей бутылочку с зельем, которую она осушила одним махом. Но, похоже, ничего не изменилось, напротив — Лестрейндж била крупная дрожь, взгляд по-прежнему оставался безучастным, как у жертвы поцелуя дементора, а губы шевелились, бесконечно повторяя одно и то же.
— Не трогай, не трогай, не трогай, — от ее умоляющего шепота у Невилла по коже бежали мурашки. Он присел рядом с ней на кровать и осторожно тронул за плечо.
— Лестрейндж, — позвал Невилл, но она оставалась глуха, лишь дрожь усиливалась, — Лестрейндж!
Она даже не повернулась в его сторону, а плечо под его рукой ходило ходуном. Невилл бережно усадил ее, стараясь не дышать, будто она могла рассыпаться от неосторожного движения. Лестрейндж безвольной куклой стала заваливаться на бок, и он прижал ее к себе, пытаясь не касаться обожженных рук. Он и сам обжег ладони, когда расталкивал нападавших, но он справлялся со своей болью, а вот бьющейся в его руках Лестрейндж было намного хуже.
— Все будет в порядке. Их накажут, слышишь? — проговорил он над самым ее ухом, как будто так слова точно донеслись бы до ее воспаленного разума. — Успокойся, Лестрейндж. Беллатрикс.
Она дернулась от звука собственного имени и посмотрела на Невилла выпученными то ли от страха, то ли от изумления глазами.
Он успокаивающе прикоснулся губами к ее виску, снова и снова повторяя, что все будет в порядке, и почувствовал, что Лестрейндж потихоньку расслабляется.
— Ты обещаешь? — хрипло спросила она.
Вместо ответа Невилл осторожно коснулся губами ее губ, не прекращая поглаживать жесткие, спутанные волосы. Лестрейндж замерла, но не напряженно, скорее, выжидающе, а затем сама подалась к нему, словно в поисках тепла. Невилл прижимал ее к себе, дарил ту нежность и заботу, которой она была лишена при жизни.
Чуть позже, после того, как Невилл еще раз сходил к бармену и взял еще одну порцию зелья, Беллатрикс уснула, удобно устроившись в его объятиях. Однако к нему сон не шел, оставалось лишь смотреть в потолок и думать об отъезде. После нападения Невилл уже сомневался, что принимает правильное решение. С другой стороны, если верить бармену, они провели тут уже три месяца, и за это время не случилось ни одного разговора, который бы не просто к чему-то привел, а хотя бы не закончился скандалом. Беллатрикс была невозможной, взбалмошной, почти бешеной, и Невилл мог найти к ней подхода.
«Завтра», — сказал он себе и задремал, прижимая к груди озябшую Лестрейндж, стараясь не думать о том, что это ее последняя ночь без приступов, и он фактически обрекает ее на вечные мучения.
***
Когда Невилл проснулся, Лестрейндж уже стояла у окна, задумчиво глядя в окно.
— Утро, — поздоровалась она, впервые за все то время, что они провели в этой комнате.
Поймав его недоуменный взгляд, Лестрейндж, видимо, решила объяснить.
— Я ждала, пока ты проснешься, — ее голос был похож как шелест осенних листьев. Невилл удивился еще сильнее, ведь ранее она никогда не дожидалась его, если просыпалась раньше. Впрочем, обычно первым вставал он и сразу же уходил вниз, чтобы не скандалить лишний раз.
Невилл поднялся молча, поправил свитер и распахнул дверь, выпуская Лестрейндж первой. Она казалась напряженной, словно за минувшую ночь что-то изменилось, и теперь она не знала, как себя вести.
Горячий шоколад они пили в абсолютном молчании. Невилл избегал смотреть на ее худые руки с выпирающими косточками, на обожженные плечи, на вечно спутанные волосы, потому что каждый взгляд, брошенный на нее, напоминал, насколько она беспомощна здесь и заставлял чувствовать себя предателем. Бармен недовольно оглядел руки Лестрейндж и пришел к выводу, что произошла какая-то ошибка, что кто-то нарушил правила и вышел через заднюю дверь.
— Я пройдусь, — неуверенно протянул Невилл, не глядя на Лестрейндж и надеясь, что она сама все поймет.
— Там моросит, — тихо проговорила она, — не простудись.
Он не смог ничего ответить и вышел прочь, оставив чашку с недопитым шоколадом на барной стойке.
На улице действительно моросило, но идя к рельсам, Невилл не обращал на это внимания. Перед глазами все еще стоял образ Лестрейндж, сухой и чуть дрожащей, которая стояла у окна и смотрела на улицу со смесью тоски и сожаления, словно предчувствовала что-то. Нельзя было даже надеяться, что он стал для нее хоть сколько-нибудь значимым, к тому же, он так и не рассказал о своих наблюдениях. О том, что ее истерики почти магическим образом прекращались, стоило ее обнять. Ни разу не признался ей в своей жалости — хотя это, наверняка, было к лучшему. Вряд ли Беллатрикс Лестрейндж обрадовалась бы тому, что ее жалеют.
За пеленой белого тумана, по которому бежала рябь, не было видно рельсов, а шипение со щелчками не давало возможности расслышать, насколько далеко поезд. Однако больше всего Невилл удивил человек, стоявший на тропинке.
— Профессор Дамблдор? — удивленно переспросил он, не веря своим глазам.
— Да, мой мальчик, — профессор грустно покачал головой. — Я вижу, ты решил отступить?
— Профессор, я не хотел, — Невиллу было неловко оправдываться перед бывшим директором. — Я пытался до нее достучаться, я жалел ее, я пытался ее понять.
— Беллатрикс Лестрейндж, — задумчиво протянул Дамблдор. — Ты оказался перед очень сложной задачей, мой друг. Ты пытался излечить душу, не познавшую любви. Ты дарил ей эту любовь — в той форме, в которой мог ее преподнести, и она принимала ее — не умея с ней обращаться, не зная, как с ней быть. Почему же ты свернул, мой мальчик? Ведь половина пути уже пройдена? Неужели тебе не жаль?
— Жаль, — кивнул Невилл. — Но я так и не понял, что должен сделать, в чем ее искупление. Профессор, может, вы знаете? Что за кошмар я должен прогнать? Вы оказали бы мне неоценимую услугу. Я уверен, вы знаете, в чем искупление Беллатрикс.
— Я рад, что ты зовешь ее по имени, — Дамблдор улыбнулся и посмотрел на него поверх очков. — И я бы с радостью помог тебе, но почему бы тебе не спросить у нее самой?
Он посмотрел куда-то за спину Невилла, и тот обернулся.
Беллатрикс стояла в трех шагах, глядя на них и, похоже, пытаясь не вслушиваться в разговор. Перехватив взгляд Невилла, она неловко переступила с ноги на ногу.
— Мне стало страшно, что с тобой тоже что-то случится, — сипло проговорила она, будто каждое слово давалось ей с невероятным трудом.
— Все хорошо, я никуда не исчез, — Невилл преодолел расстояние между ними и взял ее за руку. — Мы просто беседовали.
— У вас чудные туфли, мадам, — Дамблдор опустил глаза, и Невилл только теперь заметил, что она все-таки надела туфли, которые он трансфигурировал еще в день их приезда. Лестрейндж ответила коротким кивком.
— Ты хотел уехать? — она пронзила Невилла своим тяжелым взглядом, и он медленно кивнул.
— Ты не говоришь, за что тебе дали шанс на искупление. Мы постоянно ругались. Я не уезжал только потому, — он сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, — только потому что мне было жаль тебя. Твои кошмары и приступы, я пытался их победить. Но я не могу бороться в одиночку.
— Это не кошмары, — отрезала Лестрейндж. — Воспоминания. О той ночи, когда мы пришли в дом твоих родителей.
Невилл отпустил ее руку и отпрянул.
— Я прятала их, скрывала легилименцией от Темного Лорда, я боялась, что кто-то узнает, — голос снова стал хриплым. — В ту ночь, когда мы с Рабастаном, Родольфусом и Краучем пришли в твой дом, мы хотели узнать, что Поттеры сделали с Темным Лордом, мы искали его. Твои родители не сдавались даже под пытками, и тогда Родольфус предложил…