— Я, — она натянуто улыбнулась, — я не гадала. Сам знаешь, как я отношусь к гаданиям.
Драсько почувствовал, как с плеч рухнула гора.
— Вот и славно. Так, где лопата для снега? — он хлопнула в ладони. — Ты говорила, управиться нужно до обеда.
========== Часть 2 ==========
— Малфюк, ты уверен? — Гермиэля с подозрением косилась на лопату в его руках. — Мне кажется, магией у тебя получится намного быстрее.
— Грейнджеренко, ты не веришь в мои силы? — Драсько смерил ее полным обиды взглядом.
— О, нет-нет, — Гермиэля замахала руками. — Хочешь лопатой — на здоровье, чисти лопатой.
— Все село знает, что с палочкой я управляюсь лучше, чем даже сам пан голова. Не считая тебя и Фирася, разумеется, — начал Малфюк. — А вот если кто-то увидит, как я с лопатой управляюсь, то сразу подумает: «Вот какой Драсько молодец».
— Ты и так молодец, — ласково произнесла Гермиэля. — Но если хочешь, можешь попробовать лопатой. Так сказать, ради разнообразия.
— Хочу. А то что это получается, какой-то Сирко управляется с лопатой, а я, Драсько Малфюк, не могу, — упрямо произнес Драсько, крепче сжал лопату и вышел во двор. Гермиэля вздохнула и побрела за ним. Проскользнул в открытую дверь и Живоглот. Он вскарабкался на плетень, уселся, свесив хвост, и принялся наблюдать за Малфюком. Драсько с размаху воткнул лопату в снег и запыхтел, пытаясь сдвинуть ее с места.
— Малфюк, — горестно простонала Гермиэля, - понемногу загребай.
— Гермиэленька, детка, — раздался с улицы голос бабы Параски, и Грейнджеренко поспешила к калитке, разве что не теряя на ходу сапожки. Драсько же остался один на один с заснеженным двором и Живоглотом в качестве молчаливого наблюдателя.
Никто в Волшебных Вуйках не знал, сколько на самом деле лет бабе Параске. Поговаривали, что именно по ее вине Гриндевальдюк заблудился в Карпатских лесах, да так и не вышел к Волшебным Вуйкам в далеких сороковых. Самые отчаянные утверждали, что великий козак Пацюк воткнул в землю камень, названный впоследствии Пацюковой Скалой, исключительно затем, чтобы доказать Параске свою любовь. Одно было известно наверняка: Фирась еще под стол пешком ходил, а баба Параска была уже бабой. Да, именно так: не Параской, не теткой Параской, а именно бабой.
Так вот, у калитки стояла баба Параска. От нее как всегда пахло травами, а сморщенные руки перебирали браслет из крупных квадратных можжевеловых бусин, на которых были вырезаны символы, старые настолько, что даже Гермиэля, знавшая наизусть «Словарь магических знаков и рун», не могла определить их значения.
— Ох, Гермиэленька, какие вы молодцы. Заходили ко мне деточки твои, — проскрипела баба Параска. — Так ладненько спели на три голоса, как птички. Давно я такого не слышала.
— Спасибо, баба Параска, — Гермиэля поклонилась в пояс. Она не знала, почему, но все село кланялось бабе Параске в пояс, так что Гермиэля решила, что стоит вести себя так же и не задавать лишних вопросов.
— А Фирасев-то племянник, гляди, исправляется, — захихикала Параска, заглянув Гермиэле за плечо. — Ох, помню я, как Фирасик с Олесиком колядовали. Такие чистые голосочки. А Драсько, наверняка, и колядок-то не знает. Столько Олесик песен пел, а как в Киев уехал, так, поди, и забыл все.
Драсько почувствовал, как лопата начала поддаваться, и налег на нее из последних сил.
— А что, Драсько, учили тебя дома колядкам? — спросила баба Параска через плетень.
— Нет. Не учили, — выдохнул Драсько и в этот самый момент лопата вывернула приличную кучу снега, которая, как большой снежок, полетела прямиком в Живоглота. Тот как раз унюхал травы бабы Параски и отфыркивался, а потому заметил опасность слишком поздно. С пронзительным гортанным «Мяу» Живоглот рухнул с плетня в сугроб в соседнем дворе, побарахтался немного в снегу и, наконец, осмотрел всех полубезумным взглядом.
— Вот, — произнесла баба Параска так, словно вокруг ничего и не происходило. — Я же говорю: уедут и все забудут. Деточек жалко, потеряют свои корни.
— Не потеряют, — попыталась поспорить Гермиэля. — Вот, Сирко с ребятами вернулись. И Марыся с Орысей тоже.
— Ты Сирка видела? — хрипло рассмеялась Параска. — Кому такой болван в Киеве нужен? А Марыська с Орыськой — две балаболки, только и делают, что языками чешут. Как еще мозолей во рту не понатирали. Тьху!
Гермиэля не могла сообразить, что еще можно сказать, но баба Параска в этом и не нуждалась. Еще немного повздыхав о том, куда катится мир, она побрела дальше по улице, особо не утруждая себя прощаниями.
К тому моменту, когда скрюченная фигура Параски скрылась за поворотом, Живоглот уже вновь взобрался на плетень и теперь взирал на Драська так, что сомнений не оставалось: месть будет жестока. Он нервно бил хвостом, пытаясь стряхнуть с кончика снег, и прижимал уши к голове, что придавало ему особенно кровожадный вид. Увидев эту картину, Гермиэля расхохоталась.
— Что, герой, управился лопатой? — просила она сквозь смех.
— Грейнджеренко, не смешно, — буркнул Драсько, потирая руки в попытках их согреть.
— Малфюк, — Гермиэля осторожно забрала у него лопату, — давай сделаем так: я всем буду говорить, что мой двор расчистил ты, собственными руками.
— А на самом деле? — с подозрением спросил Драсько.
— А на самом деле ты сейчас пойдешь греть воду и делать чай, а я тут быстро закончу.
Драсько побрел в дом, чувствуя себя невероятно паршиво. Подогревая заклятием воду, он все думал о том, что баба Параска права. Волшебные Вуйки никогда не были его родиной, но именно здесь он чувствовал себя как дома. Но в то же время он был здесь чужаком: неспособный ничего сделать руками, постоянно терпящий фиаско во всем, что для местных было обыденным делом, непонимающий доброй части здешних традиций и устоев.
Когда Грейнджеренко вошла, Драсько уже был донельзя расстроенным.
— Драсько, все нормально? — Она осторожно обняла его и прижалась щекой к плечу.
— Я, — отрезал он, поворачиваясь. — Самое бесполезное существо в Волшебных Вуйках — это я. Параска права.
— Малфюк, — Гермиэля легонько постучала пальцем по его лбу. — Ты совсем с ума сошел?
— Я не приспособлен к жизни в Волшебных Вуйках, — медленно проговорил он. — Но не могу отсюда уехать, потому что хочу остаться с тобой.
— Драсько, — Гермиэля мягко погладила его по волосам. — Ты еще найдешь себя в Волшебных Вуйках. Давай сейчас выпьем чаю и будем собираться. Не забывай, мы еще должны отнести Фирасю гостинцы.
— Грейнджеренко, я вот сейчас немного не понял, — почесал в затылке Драсько. — Я с дядькой живу, как я ему понесу гостинцы?
Гермиэля рассмеялась.
— Драсько, так положено. Так что давай, набирай пляцки в корзину.
Она взяла со стола кружки, залила кипятком ароматные травы, от одного запаха которых у Драська просветлело в голове.
— Ну не дружу я с лопатой, и что? — сказал он, конкретно ни к кому не обращаясь. — Ну не Сирко я. Зато он в трансфигурации не разбирается.
— Не разбирается, — кивнула Гермиэля, подавая ему чашку.
Такой ответ полностью удовлетворил Драська. Он выглянул в окно и посмотрел на расчищенный чарами снег.
— Я тоже так мог. Палочкой, — произнес он, оправдываясь непонятно перед кем.
— А я тебе что говорила? — спросила Гермиэля. — Палочкой ты бы вмиг справился. Но нет же, захотел руками.
— Я помочь хотел, — пробубнил Драсько.
— Вот именно, — она чуть наклонила голову и пристально посмотрела ему в глаза. — Для меня важно, что ты хотел помочь. И совершенно неважно, как ты это сделаешь.
— Правда? — Драсько просиял и поставил на стол пустую чашку.
— Ну разумеется. А теперь собирайся, мы идем к Фирасю.
Они брели по заснеженной улочке, изредка останавливаясь, чтобы поздороваться с теми односельчанами, что управлялись во дворах. То из одной хаты, то из другой доносилось пение: колядовали дети. колядовала молодежь, словно наперекор бабе Параске.
Возле двора Фирася было натоптано так, словно все село совершило паломничество к его хате не то за благословением, не то еще по какому-то важному делу. Драсько в душе понадеялся на то, что сейчас, в этот самый момент у Фирася никого нет в гостях. Все-таки намечался почти семейный обед, да еще и на Рождество. Это было практически таинством, и нарушать его не хотелось.
Он распахнул дверь перед Гермиэлей и отметил, что та почему-то замерла на пороге.
— Давай, входи, — буркнул он. — Нечего холод впускать.
Драсько втолкнул Грейнджеренко в хату, вошел сам, отряхнул ноги, огляделся и обомлел.
За столом сидел хмурый, как грозовая туча, Фирась, а напротив него расположились мать с отцом и вуйна* Белла.
Комментарий к Часть 2
*Вуйной называют сестру матери по отношению к ребенку либо же жену брата матери.
========== Часть 3 ==========
Драсько от неожиданности словно к полу прирос. Он уже и забыл, как отец хмурит брови, как брезгливо кривится мать, как вытягивает губы в неприятной ухмылке вуйна.
— А я говорил, Олесь, что он не будет рад тебя видеть, — мрачно бросил Фирась.
— Драсько, кто это с тобой? — визгливо спросила вуйна, пока Олесь Малфюк с явным неодобрением рассматривал вошедших. — Драсько, это что, Гермиэля Грейнджеренко?
— Мне лучше уйти, — пробормотала Гермиэля и попятилась к двери.
— Да, Белла, это она, — поморщилась Нелли Малфюк. — Посмотри, Олесь, кого мы воспитали.
— Я вижу, — процедил Олесь. — Я не могу понять одного, Нелли, где мы его упустили?
— Вы о чем? — непонимающе крутил головой Драсько, вцепившись в руку Гермиэли.
— Драсько, — отец поднялся со своего места. — Мы потратили половину состояния на то, чтобы обелить имя Малфюков. Мы прислали за тобой самого Поттерчука.
— И лучше тебе не знать, чего нам это стоило, — ввернула мать.
— Но ты отказался вернуться, — со вздохом закончил отец. — Что именно в моем письме тебе было непонятно? Ты хоть понимаешь, что променял квартиру в центре Киева и место в Департаменте Международных отношений на забытое богом село и какую-то простачку? Нет, я отказываюсь в это верить.
Он закатил глаза и картинно приложил руку к груди.
— Олесик, тебе плохо? Олесик, погоди, сейчас я достану твои сердечные капли! — всполошилась мать. — Посмотри, до чего ты довел отца своими выходками!
Драсько вздохнул. Этот спектакль родители повторяли от раза к разу. В детстве он очень боялся, что отцу действительно станет плохо. Но годы шли, и Драсько стал замечать, что Олесь не только чудесным образом выздоравливает, стоит исполнить его волю, но и не всегда пьет воду с каплями, поднесенную заботливой женой. Хорошо подумав, Драсько даже мог припомнить случаи, когда пузырек с каплями и вовсе не открывался, а то и не извлекался из бездонного ридикюля матери.
— А зачем вы вообще приехали? — спросил Драсько. — Отец вполне ясно изложил претензии в письме, а я дал вполне ясный ответ.
Рука Грейнджеренко дернулась, и, чуть повернув голову, Драсько поймал ее испуганный взгляд.
— Драсько, — охнула Нелли и тоже схватилась за сердце.
— Дорогая, тебе плохо? Капли? — отец отбросил притворство, выхватил из ее рук ридикюль и принялся рыться в нем в поисках заветного флакончика.
— Рождество, — простонала мать. — Семейный праздник. Мы хотели провести его с тобой. А ты променял нас на какую-то простачку!
— Простачку, — эхом повторил Олесь, осел на стул и снова сложил руки на груди.
— Посмотри, до чего ты довел родителей! — взвизгнула Белла, выхватила из рук Олеся сумочку и наконец извлекла из нее злополучный флакончик, но откупорить не успела. Фирась стукнул по столу кулаком, да так, что посуда жалобно зазвенела, а все, кто был в комнате, дернулись от резкого звука.
— Если вам больше нечего сказать, — обманчиво тихо произнес он, и Драсько уловил в голосе дяди истинно Малфюковские нотки, — попрошу покинуть мой дом. Мне дети вечерю принесли.
Олесь от удивления даже забыл, что надо изображать умирающего. Нелли, хватавшаяся то за голову, то за сердце, беспомощно развела руками.
— Выставишь за дверь родного брата? На мороз? — неуверенно протянул Олесь.
— Ну, брат-то меня даже на порог не пустил, когда я приехал в Киев на его свадьбу, о которой узнал от чужих людей, — желчно произнес Фирась. — Так что — да, выставлю, и глазом не поведу.
— Фирась, — Олесь замялся. — Посмотри на мою жену и на ее сестру. Ты представляешь, какая публика собралась на нашей свадьбе?
— Постеснялся брата, — прищурился Фирась. — А теперь я тебя стесняюсь. В этой хате на полу спят и руками едят, так что проваливай.
— Олесик, — жалобно протянула Нелли. — А как же? А что же?
— А дамы могут остаться, — ехидно усмехнулся Фирась. — Я только Олесика выгоняю. А женская рука в хате нужна. Борща я давно не ел.
— С прошлой недели, — брякнул Драсько. — На прошлой неделе Гермиэля тебе борщ готовила.
Гермиэля с силой пнула Драська по ноге, и тот ойкнул.
— Так я же, — Нелли развела руками. — А домовых у вас нет?
— Вот стыдоба-то! — притворно всплеснул руками Фирась. — Не завели мы домовых-то в своей пещере. Все сами да сами, рученьками. Правда, Драсько?
— Ну, ничего страшного в этом нет, — протянул Драсько, пряча руки за спину.
— Драсько? — Нелли в ужасе прижала руки ко рту. — Тебя что, заставили руками работать?
— А тут, пани, не курорт, — хохотнул Фирась. — А Драсько-то молодец. И хвороста принесет, и воды, и снег уберет. Школе вот помог, почитай, половину двора вскопал, да и снег Гермиэле убрал.
— Драсько такой молодец, — пискнула Гермиэля, а сам Драсько удивленно посмотрел на нее и на Фирася.
— Испортил мне сына, — вздохнул Олесь. — А я говорил, я предупреждал, что добром это не кончится. Надо было его к кому-нибудь другому отправить.
— Олесик, а ты и впрямь брата на порог не пустил? — тихо проговорила Нелли. — А говорил — разругались.
— Ну вот как не пустил, так сразу же и разругались, — проворчал Фирась.
— Фирась, так то летом было! А тут — зимой, да в лес, на мороз.
В хате повисла тишина. Олесь с Фирасем сверлили друг друга гневными взглядами, Нелли беспомощно переминалась с ноги на ногу, Белла неуверенно крутила в руках палочку, будто раздумывая, не заставить ли Фирася силой переменить решение. Драсько потупил взгляд и рассматривал теперь свои ноги. Гермиэля не знала, что и думать: с одной стороны старшие Малфюки и Белла — особенно Белла — принесли ей немало горя, но с другой стороны это были родители Драська. Да если бы и не были — негоже выгонять людей на улицу в такой трескучий мороз.
— Дядечка Фирасечка, — тихо сказала она, и все повернулись на звук голоса. — Нехорошо их на улицу выставлять. Тем более перед святым праздником. Пожалуйста, не выгоняйте их.
Драсько от услышанного потерял дар речи. Нет, он знал, что Грейнджеренко добрая, но чтоб настолько — даже не догадывался.
— Ты хорошо подумала, Гермиэленька? — ласково спросил Фирась. — Я знаю, что эти трое тебе сделали. Уж не слишком ли ты добра к ним?
— Может и слишком, — согласилась Гермиэля. — Но это ваш брат и невестка, это родители Драська. Тем более, что пани Малфюк права, это семейный праздник.
— Грейнджеренко, — слабо произнес Драсько охрипшим от долгого молчания голосом.
— Спасибо, пани Грейнджеренко, — в голосе Нелли было ровно столько тепла, сколько она вообще могла испытывать к простачке Гермиэле.
— Я пойду, наверное, — так же тихо сказала Гермиэля и повернулась к выходу.
— Никуда вы, пани Грейнджеренко, не пойдете, — усмехнулся в усы Фирась. — В доме-то эта троица осталась, но кто будет сидеть за праздничным столом — решаю я. Так что вы трое, идите в комнату Драська и сидите там. А мы пока с племянничком и Гермиэленькой пообедаем. Очень уж у пани Грейнджеренко знатные пляцки. Таких пляцков никто в Волшебных Вуйках не делает.
Олесь, Нелли и Белла побрели в комнату, а Гермиэля наконец-то поставила на стул корзину с пляцками.
— Дядечка Фирасечка, может хоть пляцков им дадим? — предложила она.
— Дал бы я им пляцков, да не тех, что пекут, — проворчал Фирась. — Ох, каких бы я им пляцков дал, гостям этим столичным. Век бы не забыли.
Драсько уселся за стол и нахмурился.
— Когда они вообще успели тут появиться?
— Да вот, как ты ушел, так и явились. Не успела за тобой дверь захлопнуться, а они уже тут как тут, голуби сизокрылые. Ух, жаль Гермиэля не дала мне их к чертям лысым в лес отправить. Сейчас как раз мороз, черти в спячке. Вот бы кто провалился в нору к чертям. Они спросонья знаете, какие лютые.