(Роман в 12 диетах)
ЯНВАРЬ
Зимняя слива
О целебных свойствах прорастающих семян известно очень давно. Три тысячи лет до нашей эры китайцы, а затем и древние славяне знали, что ранней весной, когда еще нет зеленых растений, полезно есть пророщенные семена.
Исключительная ценность пророщенных семян заключается в том, что проростки являются единственной «живой едой». Включение их в рацион дает возможность человеку использовать в пищу целостный живой организм, обладающий всеми природными биологическими свойствами и находящийся в фазе максимальной жизненной активности. В природных условиях прорастающие семена в течение первых нескольких суток напрягают все свои силы, чтобы одержать победу в борьбе с миллионами микробов, как можно быстрее сформировать корешок, закрепиться в почве и вынести к солнцу первые листочки. Именно в этот короткий период их и должен использовать человек, чтобы получить от такого необыкновенного продукта силу и здоровье.
Итак:
— 10 штук надрезанного чернослива, кураги и сушеных яблок со вчерашнего дня замочены в трех столовых ложках воды.
— Гречневая крупа-ядрица тоже вымочена и за ночь успела подсохнуть.
— В ядрицу добавь сухофрукты с водой, в которой они вымачивалась. Чуть-чуть воды оставь себе запить, но вообще жидкостью не злоупотребляй.
— На обед съешь новую порцию размоченных сухофруктов с пророщенной пшеницей и мелко нарезанную морковку.
— На ужин можешь позволить себе твои любимые мюсли, только не из магазина. Помнишь, как готовила бабушка? Замочи одну столовую ложку геркулеса в трех столовых ложках воды, добавь по одной ложке измельченных орехов, меда и сока лимона.
— Завтра можешь добавить к завтраку кусочек тофу, а в обед — апельсин и несколько грецких орехов. Но главное — каждый день ешь пророщенные зерна. И забудь о горячем питье!
Я встаю рано, но телефон зазвонил еще раньше. Я выскочила в коридор в чем мать родила, в одних трусах, как сказал бы любимый герой моего детства Денис Кораблев. Только Дениска жил в коммуналке, поэтому телефон, естественно, находился в коридоре. А я просто забыла трубку на тумбочке у зеркала.
По всем законам жанра в такое время может звонить только один человек. Поэтому я схватила трубку с закрытыми глазами и крикнула самым бодрым голосом, на какой была способна, досыпая в стоячем положении:
— Да, мамочка!
— Я просто хотела напомнить тебе о нашем договоре. Специально звоню до завтрака, чтобы ты не успела проглотить свои ужасные бутерброды. Ты ведь не успела, правда?
— Нет, мамочка, — пробормотала я, на ощупь перемещаясь в сторону кровати, — не успела.
— Что-что? Катя, говори четче, я тебя плохо слышу.
Она хорошо меня слышала. Просто уловила сонную хрипотцу в моем голосе и забеспокоилась. Следующим вопросом будет:
— У тебя что-то с горлом? Ты простудилась?
А дальше, без пауз, пойдут советы: «Прополощи нос соленой водой, выпей настой березовых почек, прими контрастную ванну». Потом мама бросит трубку, не дожидаясь ответа, а через пять минут позвонит папа, которому в панике сообщили, что Катюша больна. На меня обрушатся новейшие рекомендации в области урино- или какой-то еще терапии, которой он сейчас увлечен, вперемежку с настойчивыми вопросами: «Ты запомнила? Записала? Прислать тебе по электронке?» Кончится тем, что они оба примчатся, не доверяя телефону и интернету, и начнут наперебой лечить любимую дочь, обмениваясь колкостями над моим остывающим телом.
Чтобы избегнуть этой участи, я весело прочирикала:
— Мамусик, у меня ничего не болит. Я работаю на компьютере и держу трубку плечом. Прости, пожалуйста.
— Ты уверена? — разочарованно спросила мама. Она уже приготовилась к подвигу.
— Конечно, мамочка, — выдала я залпом, пока она не сообразила напомнить мне, как вредно для осанки зажимать трубку между плечом и ухом, — у меня все замечательно, просто очень много работы, извини, я убегаю, и мобильник звонит. Целую, пока!
Я положила трубку и рухнула на подушку. За окном была непроглядная темень, но часы показывали без десяти семь. Действительно пора вставать.
У меня замечательные родители, и я их очень люблю, особенно маму. Не потому, что мы с ней ближе, — папочка понимает меня гораздо лучше, и с ним, в общем, легче. Просто за маму я постоянно беспокоюсь с тех пор, как она осталась одна. Чем больше сил мы вкладываем в человека, тем сильнее наша любовь, говорит моя подруга Лиза, а она про любовь знает все.
В детстве нам с братом все завидовали, особенно Саше. Его одноклассникам из школы для особо одаренных детей казалось страшно прикольным, что наши родители бегают трусцой в любую погоду, купаются в проруби и не пичкают нас кашами и котлетками, громко страдая оттого, что бедные детки так плохо кушают. Да уж, чего не было, того не было. Школьные годы отложились в моей памяти пустотой холодильника и травяными салатиками. Мама и папа, конечно, не морили нас голодом специально, просто многие полезные продукты мы не могли себе позволить, а вредные в наш дом не допускались. Тогда почти все жили бедно, но только мои родители сумели сделать из безденежья идеологию, которая в конечном итоге и стала их кормить.
Папочка и сейчас с нежной тоской вспоминает начало девяностых годов и свою программную статью «Что есть, когда есть нечего». Она принесла ему недолгую, но бурную славу и первых последователей, которые потом объединились в клуб «Здоровая страна». Теперь-то я понимаю, что папа был просто гениальным политтехнологом и пиарщиком. Впрочем, почему «был»? И остался по сей день. Но сам он открыл в себе этот талант, когда назвал свой клуб «Здоровой страной». В эпоху, когда настоящая страна болела и разваливалась на куски, как перезрелый арбуз, это название заставляло трепетать сердца и притягивало тех, кто искал в тумане смутного времени путь к истине.
Этот путь указал им папа, а истину искали совместными усилиями. Сколько я себя помню, у нас дома вечно толпился энергичный и очень шумный народ. На чьих-то кухнях до хрипоты спорили о судьбах России и перестройки, а наши гости с не меньшим пылом отстаивали свои концепции здоровой жизни. Засыпая, я слышала женский голос, зовущий на баррикады: «Ничто другое не спасет! Только сыроедение! Точка!», которому отвечал презрительный бас: «Лажа ваше сыроедение, шарлатанство чистой воды. Хатха-йога была, есть и будет. Мудрость веков!», на что тоненький, почти детский дискант взволнованно возражал: «Будущее — за макробиотикой».
Среди гостей попадались совершенно безумные люди, но встречались довольно симпатичные. Один из них, молчаливый армянский художник Грант, перед моим днем рождения закрылся в комнате и написал прямо на штукатурке, аккуратно вырезав прямоугольник обоев, замечательный горный пейзаж. Вот почему еще нам завидовали приятели: в нашем доме разрешалось рисовать на стенах. А еще — громко петь и играть на любых музыкальных инструментах, от скрипки до барабана. И даже деньрожденное угощение — тартинки из шпината на кусочках сырой свеклы и морковки — выглядело не скудным, а оригинальным.
Впрочем, когда деньги появились, мы все равно продолжали есть исключительно полезную пищу. Наша семья пережила увлечения вегетарианством и веганством, тремя типами сыроедения, раздельным питанием по Шелтону и доктору Хею, дзэн-макробиотикой, диетой Аткинса и так далее. Конечно, все это было здОрово и здорОво, недаром мы с Сашей выросли такими умными, красивыми и выносливыми. Но только Сашку украдкой подкармливала бабушка, а я, приходя к подругам, всегда с заговорщицким видом спрашивала: «У тебя нет колбаски — и пожирнее?!» Не знаю, что бы со мной было, если бы не эти тайком перехваченные колбаски.
И все же детство, проведенное в «Здоровой стране», к чему-то меня приучило. Например, грубый джанк-фуд вроде гамбургеров и хот-догов я стараюсь не есть. Но от купаний в проруби и кувырканий в голом виде на снегу остались только зябкие воспоминания. Вместо этого я хожу в спортзал, плаваю в бассейне, когда есть время, и изредка принимаю контрастный душ. То же самое делают мои ровесники, которым с малых лет не компостировали мозги здоровым образом жизни.
Итак, я все-таки встала, приняла душ (обычный, теплый), завернулась в махровый халат и вышла в кухню, разогретая и пушистая, в предвкушении какого-нибудь симпатичного завтрака: кофе со сливками, йогурт, тост с сыром, который мама бесцеремонно назвала ужасным бутербродом… Ой, ой, ой! А ведь никакого завтрака не будет. Вернее, будет, но совсем не такой, какого жаждет моя душа сумрачным январским утром. Чернослив, курага и сушеные яблоки — вот они, с вечера стоят замоченные в керамической плошке на подоконнике. Рядом, также выставленная на скудный зимний свет, подсыхает на плоском блюдечке сырая гречка. Это мамочка вчера навестила меня и подготовила первую трапезу новой диеты, на которую мы с ней договорились сесть вместе.
Дело в том, что Новый год мы встречали вдвоем. Так получилось. Ни ей, ни мне не хотелось видеть чужих, а брат Сашка отвалил с компанией на дачу. Я приготовила традиционный «оливье», запекла куриные окорочка, купила нежный фруктово-желейный тортик.
И в результате ни к чему из этого угощения мы не притронулись, потому что мама принесла свою еду. Накануне она придумала диету и представила ее на дегустацию. Пророщенная пшеница, размоченные сухофрукты, сырая морковь…
Мне было так хреново, даже не хочется рассказывать из-за чего, что я нашла в этом птичьем корме свою прелесть. Суровая пища поддерживает тебя в собранном, боевом состоянии, не дает расслабляться и хныкать.
Мы поклевали зернышек и ягодок, обсудили обаяние Максима Галкина, выслушали поздравление президента, сделали по глотку шампанского и поцеловались под звон курантов. Не помню, кому из нас пришла в голову идея ударить диетой по сердечным неурядицам. Правильное питание, сказала мама, наведет порядок в организме и в голове. И Новый год кончился тем, что мы решили испытать ее методику и начать новую, ни от кого не зависимую здоровую жизнь. Обеим нам было нечего терять.
В ту грустную новогоднюю ночь это казалось правильным. На следующий день я уже раскаивалась, но слово не воробей, и оно вылетело. Я воровато доела «оливье» и курочку, а торт отнесла на работу девчонкам. Мама дала мне два дня, пока она четко распишет все рекомендации: как замачивать крупу и где держать проростки. И вот час икс наступил.
Я вздохнула, смешала все ингредиенты и поставила на стол полученное безобразие, которое имело наглость называться гречневой кашей с сухофруктами. В процессе еды полагалось еще про себя повторять двустишие:
но я решила, что это уж чересчур.
Интересно, на какое время подобная жвачка способна заглушить чувство голода? Если без пробок, то я как раз успею доехать до работы. Предательское воображение нарисовало дымящиеся клубни в «Крошке-картошке» возле метро. Горячее масло и растопленный сыр, салат из тунца и курица по-китайски, всего через каких-то сорок минут, ну максимум час!.. Яблочная косточка укоризненно скрипнула на зубах: нельзя. Нельзя, Катерина, уговор дороже денег. Разве это так трудно — месяц посидеть на дурацкой диете, то есть нет, конечно, — на прекрасной СОЛНЕЧНОЙ ДИЕТЕ, которую придумала любимая мамочка!
Я вынула из холодильника заготовленный пакет с сухофруктами, морковкой и пророщенной пшеницей, поставила его на видное место, чтобы не забыть, и отправилась в ванную чистить зубы, в которых безнадежно застряли гречневые крупинки. Пожалуй, сегодня надо одеться потеплее, учитывая перспективу целый день питаться низкокалорийными солнечными продуктами комнатной температуры.
Еще и не думало светать, когда я пришпорила свой «ситроенчик», пробиваясь сквозь снежные пампасы и стада диких автолюбителей. Толстый свитер, который обычно я надевала в сильные морозы, с непривычки колол шею. В животе было пустовато и совсем не так уж солнечно. Возможно, для волшебного эффекта диеты нужно некоторое время, но все же сейчас не очень подходящий период для экспериментов над собой, слишком уныло и холодно.
Кто вообще решил начинать год в разгар зимы, в темном, неприветливом январе? Как весело было бы встречать его весной, с первыми листочками, птичьим пением и долгими прозрачными вечерами! Или новогодние праздники с елками и подарками специально придуманы, чтобы развлечь людей в тоскливую зимнюю пору?
Этими рассуждениями я отвлекала себя от завывания в пустом животе, хотя знала, что, попав на работу, тут же забуду о еде на целый день, и даже пакет с черносливом и пшеницей может остаться нетронутым. Проблема была лишь в том, чтобы доехать. Когда двигаешься в час по чайной ложке и видишь вокруг столько наглых чудовищ, готовых раздавить всмятку твою маленькую машинку или притиснуть ее к обочине, так и тянет погрызть что-то сладенькое, жизнеутверждающее. Мама говорила, что чернослив и курагу можно есть и между приемами пищи, но с последнего приема пищи прошло не так много времени, вкус сухофруктов еще стоял во рту и не вдохновлял на повторение.
Вообще-то жить впроголодь мне, с моим детским опытом, не привыкать. Когда мы с братом простужались (что, к счастью, случалось редко), нас просто сажали на безводное голодание. Это плюс к контрастным ваннам и холодным обертываниям. Инфекция понимала, что здесь ей не развернуться, и сваливала, поджав хвост, в течение двух суток.
В моей семье считалось, что не только простуды и болезни, но вообще все беды на свете — от переедания. Факт! В этом я еще раз убедилась сегодня по дороге на работу, когда неповоротливый «лендровер» с гамбургером в зубах навис над моим бампером. Я успела увернуться, но «ситроен» вильнул хвостом на скользкой дороге и мягко въехал в придорожный сугроб.
Я выскочила из машины вдвойне злая, потому что голодная. Хозяин грязно-зеленого мамонта тоже выполз, не выпуская изо рта свой Биг-Мак или Биг-Тейсти, отвратительное произведение общепитовского искусства, которое распространяло на всю улицу развратные запахи. Есть мне от них не захотелось, наоборот, даже слегка замутило.
Кипя от возмущения и игнорируя пожирателя отравы, я осмотрела машину. Ущерба практически не было — сугроб, по счастью не прячущий в своем брюхе рекламной тумбы или забора, погасил удар. В общем, огород городить было не из-за чего, разве что погавкать для порядка.
Биг-Мак, продолжая жевать, с озабоченным видом гладил бампер «ситроенчика», словно пытаясь нащупать переломы. Делал он это, видимо, чтоб меня умаслить и разрулить ситуацию без денег — иначе зачем лапать чужую машину.
— Вроде бы ничего, да? — заискивающе сказал он.
Я оглянулась и смерила его негодующим взглядом. И тут он стушевался, встал чуть ли не по стойке смирно и попытался убрать с глаз долой свой вонючий кулек. А смутился этот тип вовсе не оттого, что стукнул мою машину и я имела полное право вызвать гаишника и устроить ему загорание на полдня, а он явно спешил. Нет, ему просто стало стыдно. Потому что он был моих примерно лет, может чуть старше, но позорно толстый, расползшийся, словно надутый изнутри, да еще с набитым ртом. А перед ним стояла стройная даже в мохнатом свитере юная леди, мисс Изящество, в чьем присутствии само слово «котлета» звучит оскорбительно, — и смотрела на него с невыразимым презрением. Он, бедный, сразу почувствовал, какие у него безобразные слоновьи ляжки и тугой необъятный живот, как мерзко пахнет изо рта свежепережеванным мясом, и густо покраснел, отчего стал казаться еще толще. Тела ведь при нагревании расширяются, как учит нас партия.
Это шутка из репертуара моего папочки. Он в какой-то статье советских времен прочитал фразу: «Партия учит, что тела при нагревании расширяются», и много лет повторял ее на бис.
Вспомнив папу, образец толерантности, я немного смягчилась. Лишний вес — не позор и не вина человека, а его беда. Поэтому я перестала испепелять взглядом несчастного обжору. Элементарная дорожная вежливость требовала поддержать диалог, хотя бы в скандальной форме, поэтому я буркнула: