— Что? — сказала я. — Опять Андрей?
— Да нет, не Андрей, — всхлипнула Ксения. — Есть хочется-а…
Тут я ей ничем помочь не могла. Правда, попыталась. Я посоветовала ей представить себе, что она голодает не просто так, а со смыслом. Например, скрывается от врагов в подземелье или ждет спасения на необитаемом острове, голом и каменистом. А лучше всего вообразить, что от голодания зависит, например, судьба ее любви. Вроде как она выдержит эти десять дней, а в награду получит своего ненаглядного Андрея.
— На надо мне никакого Андрея! — басом перебила Ксения. — Я котлету хочу! Киевскую, с маслицем…
— Но тебя же здесь никто не держит. Хочешь — иди домой к своим котлетам. Зачем так страдать?
Оказалось, что Ксюша идти не может. Вернее, может, но это будет совсем плохо. В профилакторий ее запихнули подружки. Они все стройные, худые, вылизанные, в общем, то, что надо. А она среди них одна толстая жаба, потому что ленивая и любит покушать.
— А Андрею тоже не нравится, что ты… ну, не худая? — осторожно спросила я.
— Да Андрею по барабану, он только в дисплей и смотрит.
— Так не все ли тебе равно?
Но Ксюше было не все равно. Потому что она отличалась от подружек, и это сразу бросалось в глаза. Даже в модных клубах фейс-контроль разглядывал ее особенно пристально. А уж в фитнес какой пойти, в сауну, где раздеваются, — просто позор.
Я не решилась предложить ей бросить подружек и не посещать места, где фейс-контроль фиксирует свое внимание не на «фейсе», а на талии.
— Я не могу, я умру, — вздохнула Ксения. — Меня уже тошнит второй день.
— Это тебя от компьютера тошнит, — сказала я. — Лучше книжку почитай.
— Какие книжки, ты что! Там все про еду.
— Вовсе не обязательно.
— Обязательно. Это дома, когда читаешь сытая, то не замечаешь. А здесь, на голодное брюхо, только открой — сплошная жратва на каждой странице.
Я не согласилась. Я пошла к Ирке и взяла пару ее боевиков, изданных под именем Сергея Быстрова, которые она притащила в профилакторий для меня и Даши. Ирка готовить ненавидит, книги у нее жесткие, мужские, никакой кулинарии там быть не может, решила я.
Себе я оставила «Культурного атташе», а Ксении дала «Войну проспектов». Мне читать не хотелось, я бы еще поспала, но надо было доказать бедной Ксюше, что безопасным бывает не только секс — есть в жизни другие, вполне невинные занятия, от которых и не тошнит, и не толстеешь.
Увы, моя плаксивая соседка оказалась права. Действие романа происходило в одной арабской стране, и уже на третьей странице герои начали с аппетитом пожирать фалафель. Тут же для непосвященного читателя объяснялось, как это блюдо готовится и с чем его едят — если в пите, то с салатом, нарезанными помидорами и острым соусом, а если на тарелке, по-европейски, то с чипсами и хумусом. Дальше рассказывалось, как из турецкого гороха делается эта вкуснейшая паста — хумус.
«Ну ладно, — подумала я, — может, это случайно. В конце концов, страна, о которой пишет Сергей Быстров, довольно бедная, кроме фалафеля и хумуса они толком ничего не едят, а описывать одну и ту же пищу на протяжении всего романа Ирка не станет».
Увы, действие в следующей главе происходило на званом вечере в итальянском посольстве, где гостей потчевали пастой и ризотто с жирными тигровыми креветками, привезенными диппочтой, ибо откуда в мусульманской стране креветки… Дочитать эту сцену я не успела, потому что Ксюша закричала:
— Ну вот, ну вот! Они пошли в ресторан!
— Кто? — спросила я, с трудом отрываясь от пышного итальянского хлеба с орехами, намазанного душистым чесночным маслом.
— Ну, эти бандиты и опер, который хочет к ним внедриться. Смотри: «Безуглов скромно заказал овощной салат и бефстроганов. Он специально выбрал простую пищу, чтобы не отвлекаться от разговора. Но его собеседники, по-видимому, успели проголодаться. Официант в одно мгновение уставил стол блюдами с красной и белой рыбой, старым добрым «оливье» и колбаской всех сортов — от нежно-розовой до бордовой с белыми конопушками сала. А вскоре на специальной решетке с подогревом появилось скворчащее мясо с поджаренной корочкой, роняющее на угли ароматный жир…». Не могу, это просто издевательство!
Мне пришлось признать, что чтение вряд ли спасет нас от мук голода.
— С поджаристой корочкой! Конопушки сала! — жалобно повторяла Ксения. — Нет, ну почему кому-то — все…
Ее прервал телефонный звонок. Солнышко Андрей сообщал, что написал новые плагины к программе «Adobe Illustrator». Если Ксюхе интересно, он их вывесил в сети на своем сайте. Лично мне это было совсем не интересно, но он говорил слишком громко или динамик в мобильнике работал слишком хорошо. К счастью, Ксюша отвлеклась на эти плагины и полезла в ноутбук. Сейчас ее снова затошнит, но это ничего, потому что за окном уже стемнело и скоро спать.
Но прежде чем пришло время спать, нас позвали на лекцию о статусе женщины в семье и обществе.
Очень молоденькая и очень бойкая девчушка объясняла, что нет такой вещи, ради которой женщина могла бы пожертвовать своей карьерой или своим здоровьем. Вступая в отношения с мужчиной, надо всегда обращать внимание, готов ли он к тому, что у партнерши есть своя жизнь, свои привычки, которым она не собирается изменять. А также: что может дать мне этот мужчина? Не станет ли он просто паразитом, энергетическим вампиром, который обескровит мою личность…
Обескровленная личность произвела на меня такое сильное впечатление, что я не заметила, как лекция закончилась и специалистка по статусу женщины перешла к вопросам.
— А как вы смотрите на то, что женщина может вырастить ребенка без мужчины, в неполной семье? — тонким голосом выкрикнула Дашенька.
Ирка покосилась на нее неодобрительно. Она бы могла лучше всех тут рассказать, как надо растить ребенка в неполной семье.
Ведущая важно кивнула.
— Прежде всего следует взвесить свои возможности. Ребенок ни в коем случае не должен чувствовать себя ущемленным в материальном плане. Иначе вы добьетесь обратного результата — он будет страдать от своего положения и не оценит всех преимуществ жизни в неполной семье.
— А какие тут преимущества? — спросил кто-то.
— Огромные! — с жаром воскликнула лекторша. — Во-первых, это близкий контакт с матерью. В полной семье ребенок часто чувствует себя третьим лишним, если у родителей хорошие отношения. А если отношения плохие, он вынужден участвовать в этой войне и принимать чью-либо сторону. От всего этого вы избавлены, когда вас только двое. Дети в такой ситуации раньше взрослеют и чувствуют себя равноправными партнерами по совместной жизни. Если ребенок — мальчик, он учится уважать женщину как личность на примере своей успешной, счастливой матери. А если это девочка, она завидует маме и берет с нее пример. В принципе, если вы можете построить в семье такие отношения и обеспечить своего ребенка всем необходимым — я подчеркиваю: всем, а не просто куском хлеба с маслом, — то мужчина как муж и отец не нужен ни вам, ни ему.
— Это вроде бы называется феминизм, — раздался голос из того угла, где сидели женщины постарше.
Ведущая снисходительно улыбнулась.
— Феминизм — это термин, над которым мы привыкли смеяться. Как понятие он несколько устарел. То, о чем мы с вами говорим, — не теория, которую можно назвать феминизмом или как-то иначе, а просто реалии современной жизни. Закрыть глаза на них уже нельзя.
Даша и Ирка зааплодировали.
После лекции у Даши разгорелся спор с одной «взрослой» женщиной, и все мы невольно оказались в него втянутыми. Эта тетенька по имени Татьяна, высокая и статная, с волосами, намазанными какой-то маской, доказывала, что мужик бабе все-таки нужен. Причем именно в семье, а не в койке. Хотя бы потому, что все на себе тащить одной, какая бы ты ни была уверенная в себе и обеспеченная, — трудно и страшно.
— И не страшно, и не трудно, — возражала Даша, хлопая голубыми глазами Белоснежки. — Когда я рассчитываю только на себя, то точно знаю, что мне никто не помешает.
Ее поддержала моложавая женщина с заживающими шрамиками вокруг лица, хозяйка крупного ювелирного салона:
— Я понимаю, когда мужчина помогает тебе в делах и приходит на свидания — с подарками, с цветами. А так — сидит над душой, зудит о своем, изводит глупыми подозрениями да еще ночью лезет — на хрена это надо?
— Но две-то головы лучше, чем одна, — добродушно сказала Татьяна. — И два дохода лучше.
— Это смотря какие головы и какие доходы, — заметила Ирка.
— Вот смотрите, — Дашенька увлеклась по-настоящему. — Допустим, я ищу достойного спутника жизни…
— А достойный — это какой? — поинтересовался кто-то.
— Ну… Умный, красивый, внимательный, не сволочь, не жмот. И, как сегодня говорили, чтобы уважал мое право на собственную жизнь.
— А как насчет денег?
— Это однозначно. Деньги у него должны быть. Никакого рая в шалаше.
— То есть прекрасный принц на белом «мерседесе», — подвела итог Татьяна. — Ты думаешь, такие часто встречаются?
— В том-то и дело, что редко! И пока я его буду искать, потрачу столько сил, времени, нервов, столько разочарований перенесу. А представьте, что все эти усилия я брошу на собственную профессиональную карьеру и самоусовершенствование? Ну?
— Ну? — хором повторили мы.
— А вот то-то, что самостоятельно я добьюсь большего и в материальном, и в духовном плане, чем пока буду бегать за принцем, которого, может, и не найду Так зачем?
— Знаешь, — сказала Ксюша на удивление рассудительно. — Так природа захотела, почему — не наше дело.
— Природа захотела, чтобы люди спаривались, не более того, — сказала Ирка.
— Не только спаривались, но и жили парами, — возразила Татьяна.
— Это общество захотело. А общественное устройство меняется. И сегодня семья уже потихоньку изживает себя. На Западе люди живут поодиночке, и это в порядке вещей.
— То-то у них рождаемость падает, на Западе.
— Ну и что, что падает. Зато благосостояние и продолжительность жизни растут.
— То есть нас ждет рай одиноких стариков?
— Нет, зачем же стариков, — сказала Ирка. — Старушек.
Тут все рассмеялись и разошлись по комнатам.
Весь этот спор я промолчала. Мне нечего было сказать. Я вижу, что семья изживает себя, хотя бы на примере моей собственной семьи. Когда-то мы были вместе: мама, папа, мы с Сашкой и бабушка, а теперь все разделились, и это в порядке вещей. Никто из моих мальчиков не вызывал у меня горячего желания выйти за него замуж, а если говорить об уважении к свободе личности, то лучшим мужем был бы Славка-кузнечик — ему вообще на все личности плевать, кроме своей собственной. Никого из них я не представляю отцом своего будущего ребенка, и мне очень нравится Иркина неполная семья. Трудно представить себе, чтобы в нее мог вписаться какой-то мужчина.
Одним словом, общественное устройство меняется. Но человек более консервативен, ему измениться не так-то просто. Человек, особенно женщина, может головой понимать все что угодно — и про время, которое зря тратится на поиски пары, и про преимущества самоусовершенствования и карьеры. Но он все равно страдает, когда он один. Хотя иногда скрывает это так, что посторонним незаметно. Тогда эти бедные посторонние, в свою очередь, начинают считать, что только они такие отсталые, рабы старомодных представлений: мол, нехорошо человеку быть одному. И прячут эти представления глубоко-глубоко, хотя все равно про себя грустят. Ругают себя, смеются над собой и грустят. И моя мама, и я, и самодостаточная Ирка, и бойкая Даша, и техносексуалка Ксюша, и Лизка на своем диване. Ничего с этим не поделаешь, хотя поделать очень хочется. Стать по-настоящему железной леди, чтобы ни в ком не нуждаться. Не получается, и деньги тут ни при чем, будь ты хоть дочкой Ротшильда. Правильно сказала взрослая Татьяна — это природа.
С такими невеселыми мыслями я заснула, а утром были прогулка по саду, сауна, гидромассаж, клизма, несколько порций дневного сна вперемежку с «Культурным атташе». Я чувствовала себя куклой из ваты, которую невидимые ниточки ведут туда или сюда без всякого согласия или протеста с ее стороны. Что самое интересное — есть не хотелось. И Ксюша больше не хныкала — она в основном спала, и даже не отвечала на жужжание своего SonyEricsson, которое означало, что неутомимый Андрей опять шлет ей сообщения о новых играх или плагинах.
А вот Ирка, наоборот, стала страдать от вкусовых галлюцинаций, поскольку в ее новом романе, кроме смерти, было еще и продовольствие, и его надо было изображать в красках.
— Ты пиши о внешнем виде, — советовала я, но Ирка говорила, что у нее слишком развито воображение, и, даже говоря о многотонных контейнерах гуманитарной помощи, которые сбрасываются с вертолетов, она ощущает вкус говяжьей тушенки и горького шоколада еще до того, как контейнер приземлится.
Этот разговор происходил у нас в комнате, и Ксюша не выдержала. Жалобно пискнув, она выскользнула из-под ноутбука, где каждую секунду квакала «аська», и бросилась вон. Ирка сочувственно посмотрела ей вслед.
— Чтобы голодать, нужен характер, — назидательно сказала Даша. Она вчера сдала свой экзамен по вождению и страшно собой гордилась. Я-то знала, что это уже четвертая или пятая по счету сдача, и Дашин папа наконец договорился, чтобы ребенку выдали права и больше не мучили. И договорился он с гаишниками так убедительно, что ребенок мог бы сдавать экзамен во сне — его бы все равно засчитали. Но, как говорил мой друг Костик, как бы ни болела, лишь бы умерла. Сама же Даша считала, что у нее открылись внутренние резервы, и потому она откаталась лучше, чем когда ела.
Увы, характера бедной Ксении не хватило. Она пошла к главврачу Маргарите Ивановне и попросила перевести ее с голодания на щадящую диету. Но диета оказалась недостаточно щадящей, потому что Ксению она не пощадила — ей все равно хотелось есть, даже больше, чем во время голодовки. В конце концов она сбежала из профилактория за три дня до конца курса. Из-за калитки мы наблюдали, как ее забирал Андрюша-солнышко, который оказался двухметровым красавцем с пышной светлой шевелюрой, владельцем спортивного BMW. Даша только рот раскрыла. Так вот кому достаются богатые принцы, говорил ее очумелый взгляд. И потом весь вечер после лекции о преодолении стресса наши девушки обсуждали Ксению — какая она невзрачная толстая плакса без воли и характера, наверняка только и мечтает выйти замуж и будет классической подкаблучницей.
Больше ко мне никого не подселили. Я привыкла к голоданию и клизмам, и мне просто было очень скучно. Ирка торопилась закончить свои смерть и продовольствие, а общаться с Дашей не хотелось. И тут позвонила моя дорогая Лизка, которой, как всегда, срочно понадобилась помощь.
— Так ты не дома? — ужаснулась она. — В профилактории? А кто же со мной поедет?
Оказывается, родители свалили отдыхать, а к Лизке собрались гости. Она пыталась отбиться, но это родственники, их огромное количество и среди них один очень симпатичный троюродный кузен Митя. Они едут из Новгорода, и их надо кормить! Представляешь, Катя?
— А мюсли они не едят? — пошутила я, но Лизка обиделась. Тут такое дело, а мне смешно. Она рассчитывала, что я посажу ее в машину, отвезу в магазин, куплю продуктов, которые не надо готовить, и привезу обратно. А я, оказывается, заперлась в своей башне из слоновой кости…
Тут Лизавета попала в самую точку. Врач Маргарита Ивановна называла наш профилакторий именно башней из слоновой кости. В том смысле, что тут можно отгородиться от всего мира и заняться собой. Но вообще-то режим был нестрогий, открытый, поэтому я успокоила мою бедную Лизу. Я поеду с ней, помогу сделать покупки и заброшу домой. Но до магазина пусть добирается сама.
Мы выбрали «Рамстор», который находился примерно на равном расстоянии от профилактория и Лизиного дома. Я спокойно села за руль и поехала по раскаленному городу, страдая не от голода, а от бензинового смога, плывущего над дорогой. Каждое лето я мечтаю о кондиционере, но не успеваю его поставить, а тем временем жара проходит, и я думаю: зачем, мы же не в Каире.