Сразу забыв о де Мариньи, Атал схватил Морин за руку и пожал, сколько хватило сил.
— Мое дорогое дитя, вы, наверно, всю жизнь любите кошек, и любите их всей душой. Ведь кошки Ултара не подойдут к кому попало. Они очень разборчивы.
— Кошек? — улыбнувшись, ответила она. — A-а, вот как они называются… Ну конечно, теперь вспомнила! На Нуминосе кошки — мифические создания, о них известно только из легенд о Материнском мире, которые передаются от поколения к поколению.
Де Мариньи поспешно рассказал старцу о происхождении Морин и о том, что на Нуминосе, одной из лун Бореи, кошек никогда не было, потому что Итакве никогда и в голову не приходило принести туда хоть одну. Атал был совершенно ошеломлен.
— Говорите, она может вот так подружиться с любым животным? Но ведь это же потрясающе! Если все остальные предзнаменования были дурными, это обязано оказаться хорошим! Искатель, одно лишь присутствие этой девушки рядом с вами предвещает успех вашего странствия.
— Так вы скажете мне, где я смогу найти тех людей, о которых вы говорили, тех, которые путешествовали за Таларион и имели какие-то дела со Смотрителем?
Атал кивнул седой головой.
— Все, что вы захотите узнать. Правда, если я попытаюсь рассказать все, что слышал об этой парочке, это растянется на всю ночь, а половина все равно окажется вымыслом. Нас с вами, обоих, наверняка сломит сон, прежде чем я доберусь до конца. Так что постараюсь быть кратким.
Они пришли сюда из мира яви и застряли, так как их жизни там безвременно оборвались. Поначалу не могли освоиться в этих местах, с жителями и обычаями мира земных грез, стали скитальцами, авантюристами, забияками, даже воровали. Но, поскольку они были одаренными сновидцами, в конце концов мир грез принял их, дал им приют. И, как выяснилось, не зря, ибо сейчас мне кажется, что они по праву войдут в легенды. Они превратились в дозорных, разведчиков бдительного Куранеса, среди их многочисленных деяний были и проникновение в неприступные крепости, и тщательное их изучение, и истребление черных колдунов, и стычки с мверзями, и продолжительные рейды в самых чудовищных местах мира грез. Ведь это именно они сожгли дотла бумажный город Таларион, когда лишь чудом уцелел зловещий фантом Латхи! Впрочем, мне говорили, что она отстраивает этот кошмарный улей заново. Они были полководцами мира грез в битве Безумной луны, они сорвали заговор Зуры, целью которого было обрушить Серанниан с небес; говорят, даже король Илек-Вада включил их в число своих друзей!
— Рэндольф Картер? — ахнул потрясенный де Мариньи.
— Собственной персоной, — кивнул Атал. — Что касается короля Картера и цели вашего прибытия сюда… Очень, очень жаль, что сейчас он в отсутствии. Ведь Рэндольф Картер в своих сновидениях посещал Элизию и, возможно, сумел бы показать вам дорогу. Но, увы, он снова куда-то отправился — исследует места, которые ему еще не снились, и, как обычно, ищет вашего отца, Этьена; они ведь давние друзья, еще по миру яви.
Де Мариньи снова немного помрачнел.
— Так уж устроен мир. Яблоко, как говорится, от яблони… Я стал тем, что есть, только благодаря Этьену-Лорану де Мариньи. Его любовь к тайнам передалась мне, и теперь я тоже искатель. Вернее, Искатель!
— О да, такова ваша судьба, — вздохнул Атал.
Время уже было позднее, и публика потянулась небольшими кучками к выходу; гости вежливо кланялись на прощание, желали доброй ночи и расходились по домам. В небо поднялась луна, фонарики поблекли в ее свете, и даже кошки заволновались и тоже начали разбегаться, чтобы поискать в глубоких сумерках добычи или приключений. Ведь даже несмотря на появление такого чуда, как Морин, у кошек всегда найдутся еще более важные дела, особенно когда в ночных небесах мира грез высоко стоит полная и яркая луна. И случилось это как раз вовремя: над головами негромко захлопали крылья, и из благоухающей тьмы показалась и легко опустилась на плечо Атала птица ултарского храма Старших Богов, розовый голубь.
Кое-кто из уходивших кошек оглянулся, сверкнув в темноте желтыми глазами, два-три поджарых забияки-кота задумались было, не стоит ли позабавиться и попытаться пустить по ветру немного перьев, но Морин уже успела разобраться в их образе мыслей и негромко укорила их за такие намерения. Потенциальные нарушители спокойствия удалились, Атал же трясущимися руками отцепил от ножки голубя крохотный цилиндрик и развернул спрятанную в нем полоску бумаги.
— Письмо, — бросил он и, прищурившись, подвинул поближе фонарик. — Но от кого и о чем?..
— Ах! — воскликнул старец, когда ему наконец-то удалось сфокусировать зрение на записке. — Должен сказать, что оно пришло как нельзя вовремя. Потому что, если вы действительно желаете встретиться с людьми, о которых я только что говорил, — искателями приключений из мира яви, это следует сделать немедленно, или будет уже слишком поздно. Вот, прочтите сами. Если я не ошибаюсь, это написано знакомыми вам рунами; английскими, насколько я понимаю.
Де Мариньи взял записку, развернул ее на столе и прочел. Она оказалась очень короткой и тревожной.
«НА ПОМОЩЬ! — взывали черные неровные строчки. — И ПОБЫСТРЕЕ, ИЛИ ЗАВТРА НА РАССВЕТЕ ГАДЖ ОТПРАВИТ НАС ПРЯМО В ПЕКЛО!» — И подписи Дэвида Герона и Элдина Скитальца…
2. Герон и Элдин
Разыгрывая для себя «До того как», Дэвид Алленби Герон, расставшийся с жизнью в мире яви, где был восприимчивым, тонко чувствующим художником, основным предметом для которого являлись эфирные тела, и профессор Леонард Э. Дингл (психология и антропология), в прошлом специалист в области подсознательной психической деятельности, неизбежно должны были вновь впасть в хандру. У Герона, или, как его именовали более официально, Герона Снящегося, и Элдина Скитальца за плечами было бессчетное количество пройденных дорог.
Сначала они обсуждали всякие «Враждебные существа», «Убитых или Покоренных Тварей и Особ», потом перешли к алфавитному перечню «Дам, По Коим Страдали», затем, хронологически, к «Великим Подвигам» и «Победам Над Смертью», что в свете нынешних обстоятельств имело несколько зловещий оттенок. Первая часть охватывала некоторых черных магов, людоедские виды флоры и фауны, мверзей, дхолей, зомби, люмитов, лунных тварей, ленгийцев и тому подобных и в конце концов вела к Гаджу, которого они просто-напросто хотели прикончить и которому, по иронии судьбы, по всей вероятности — разве что чудо какое случится, — в очень скором времени предстояло прославиться в мире грез в качестве палача, прикончившего их самих!
Вторая серия «До того как» — Дамы, По Коим Страдали, явно оказалась не слишком подходящей темой для текущего момента. У Элдина, начавшего с «Аминза Ариз», вышибло слезу, прежде чем игра успела затронуть следующие буквы. Поскольку Аминза, да благословят Боги Снов память о ней, проснулась в тот самый день, когда они с Элдином должны были обвенчаться, отчего их роман резко и безвозвратно завершился.
А вот «Великие Подвиги» вполне подошли, поскольку оба авантюриста получили возможность немного похвастаться и взглянуть друг на друга с новым уважением, поскольку перечисление множества полузабытых к настоящему времени проявлений героизма давало для этого все основания. Ну, например, кто из воров мира грез мог бы повторить подвиг Герона — «расколоть» великую твердыню Первых? И кто, кроме неповторимого поджигателя Элдина Скитальца, позволил бы себе увидеть во сне, как сжигает с кремнем и огнивом целый город (гнездо Таларион)? (Что касается последнего подвига, то Герон всегда напоминал, что такое уже бывало и сделал это чуть ли не его тезка, некий Нерон, который, если память ему не изменяла, был обитателем мира яви.) И так далее. Увы, последней по времени из этих подвигов была вылазка, по поручению Куранеса, в Пустоши, лежащие за Зурой, где пират Гадж заметил их, узнал, взял в плен и теперь собирался убить.
Здесь они естественным образом перешли к «Победам Над Смертью». Этот перечень оказался самым длинным и включал в себя не только Тварей и Особ из первых серий, но и разнообразные опасности, такие как леденящий холод верхних слоев атмосферы, неодолимый Водоворот, переход по «доске» длиной в две с половиной мили над Южным морем, заклинание превращения в камень, брошенное лунной тварью, случай, когда их сожрала Оорн, брюхоногая богиня из первобытного Саркоманда, трясина, куда заманила их Латхи, роман (вплоть до полного разложения) с Зурой из Зуры и т. д. и т. п. ad infinitum. Вот только — и опять вполне естественно — эта тема опять привела их к нынешней встрече со смертью, которую им, похоже, предстояло не одолевать, а скорее просто ожидать, а значит, главное занятие — это игра «До того как». Потому что, вне всяких сомнений, этой паре неутомимых сновидцев предстояло лишь убить время до собственной кончины, которая не минует ни одного из них.
Правда, до кончины этой еще оставалось время, а у собеседников имелось еще немало перечней событий, которые следовало перебрать; новейшие из них относились к «Пройденным дорогам». И пусть даже это могло показаться похвальбой, но вряд ли можно было ожидать, что кто-то еще из сновидцев сумеет составить карту странствий, которая была бы хоть наполовину сравнима (и не менее достоверна) с той, какую могли бы оставить Герон и Элдин. Им довелось плавать на плоту из тростниковых деревьев через синее озеро у подножия Великих холодных гор и преодолевать водоворот по пути в плавни, раскинувшиеся за Таларионом. Из дебрей Талариона они добрались (прилетели) на спасительном листе Великого Древа в сады мага Нирасса, что в Тилисе. Из Тилиса их «магическим образом» перенесло в мгновение ока в могучую горную крепость. Они побывали на борту корабля снов Куранеса, корабля смерти Зуры, бумажного корабля фантома Латхи. Мверзи, ночные призраки, носили их над всеми безднами снов, они, через могучую подъемную систему Серанниана, выходили в эфирную среду, они на спине многоногого Бегуна прорывались через Ночные пещеры Пнота и через Липкое море. И это еще не все, далеко не все.
В воздушном заливе Серанниана они съезжали по световому столбу, исходящему из пытливых глаз Смотрителя, на небесный корабль, взмывали в высоту на обломке мачты и воздушном пузыре, взлетали на луну мира грез по винтовой колонне лунного света! И напоследок (только по времени, а отнюдь не по важности) они родились от девы — лунной бабочки к подножию (или на корни) волшебного лунного дерева, а оно впитало их и преобразовало в побеги, которые затем улетели вниз, в мир грез, и, наконец, они упали двумя нелепыми тыквами на берег Ская совсем рядом с Ултаром, где оба «возродились» и выросли.
— А теперь, — мрачно констатировал Элдин, — нас, похоже, унесут на этих проклятых неподъемных крестах в самое сердце мира грез — возможно, в пропасти самых чудовищных кошмаров!
Герон мог лишь кивнуть (в самом буквальном смысле) и согласиться:
— Ну да, еще одно чертово распятие, на которое ты меня затащил…
— Это шутка или обвинение? — с явным подозрением в голосе осведомился Элдин.
— Хе! — фыркнул Герон.
— Извинения приняты! — суховато бросил Элдин. — Знаешь, малый, ведь у нас есть список куда важнее тех, которыми мы тут забавлялись. И даже не вспомнили ни разу.
— И?..
— Ну как же? Он называется «Безвыходные положения, из которых нашелся выход», и в нем может найтись подсказка насчет того, как нам выбраться из нынешней лужи.
Герон осторожно повернул голову (пожалуй, единственную часть тела, которой он мог пошевелить) и пристально посмотрел на сотоварища, находившегося в таком же, как он, удручающем положении. Скиталец, крепко привязанный к большому деревянному кресту и висящий на нем над краем почти бездонного (к сожалению, лишь почти) провала, являл собой плачевное зрелище. Он никогда не был красавчиком, но сейчас выглядел совершенным уродом.
Элдин — старше Герона лет на дюжину, а может быть, и на все тридцать, с морщинистым, бородатым, весьма некрасивым лицом, с которого, впрочем, смотрели удивительно яркие голубые глаза; правда, сейчас один из них сделался черным. Крупный, массивный, длиннорукий, он даже немного походил на обезьяну, и все же, несмотря на всю его физическую мощь, каждое его движение или жест (когда он имел возможность двигаться) выдавали чувствительность души и глубокий ум. Увы, от силы сейчас мало что осталось — флибустьеры Гаджа избили его до полусмерти, — иначе Элдин давно уже разорвал бы свои веревки. Сейчас же Скитальцу оставалось лишь с усилием цедить слова сквозь разбитые губы, так что Герон подначивал его лишь для того, чтобы поддержать его дух. Элдин прекрасно это понимал; знал он также и то, что для Герона эта ночь тоже была не лучшей в жизни.
— Ну, ты-то как думаешь? — спросил он, мрачно взглянув на своего молодого товарища-сновидца. — Есть у нас выход или…
— Скорее всего, «или», — так же мрачно ответил Герон и осторожно выпрямил шею, поморщившись от резкой боли за ухом, где его волосы слиплись от запекшейся крови.
В своих сновидениях, как, впрочем, и прежде, в мире яви, Герон был высоким мускулистым блондином. Глаза у него были голубыми, как у Элдина, но светлее и могли мгновенно краснеть от злости или желтеть, когда он погружался в задумчивость, оказавшись в трудном положении. Сейчас они были желтоватыми, но толку от его раздумий не было. По природе своей он был добродушен, очень любил песни и девушек, но при этом являлся в бою волшебником-виртуозом любого холодного оружия, а костяшки его пальцев были тверды, как камень. Да, он сильно отличался от Элдина, но у них было и много общего. Прежде всего, они в равной степени обладали страстной тягой к чудесам и сходным, порой не без яда, чувством юмора. Земной мир снов подчас способствует образованию странных компаний попутчиков.
— Считаешь, мы должны болтаться здесь и спокойненько дожидаться завтрашнего дня? — удивленно спросил Элдин. — Между прочим, очень может быть, что этот день окажется последним.
— Да нет же, черт возьми! — буркнул Герон. — Конечно, нам с тобой нужно немедля трогаться в путь и поскорее убраться отсюда! — Он тяжело вздохнул. — Послушай, старина, не знаю, как ты, а я с трудом могу пошевелиться. Вернее, я в состоянии моргать, говорить, выгибать спину, качать головой вперед и в стороны, но это все. Ergo, ни на что не способен! Ни физически, ни эмоционально, ни умственно. Я еще не полностью утратил надежду, но все же должен признаться, что, если уж совсем начистоту, не вижу для нас с тобой большого и радужного будущего.
— Хм-м-м! — мрачно протянул Элдин. — Как я и подозревал, ты ждешь, пока я вытащу нас обоих, так ведь? Дэвид Герон может завести неведомо куда, а потом Элдин Скиталец давай, выводи!
Герон, хотя ему и было очень плохо, не смог сдержать улыбки. Теперь уже Элдин вставлял ему шпильки — вне всякого сомнения, нарочно. На самом же деле никто из них не был виноват в том, что они оказались в этом безвыходном положении — их задача была безнадежной с самого начала. И теперь Герону оставалось лишь оглядываться (в переносном смысле) назад и думать, как их сюда занесло…
…В то же самое время за много миль от них (точное расстояние не имеет значения: протяженность времени и пространства в земном мире снов весьма обманчива) в блистательном городе Селефе король Куранес почти в точности повторял мысли Герона, разница была лишь в том, что размышлял он вслух, поскольку рядом с ним находились его друзья, гости из мира яви. Прочтя записку, которую принес на своей лапке розовый храмовый голубь, де Мариньи поспешно распрощался с Аталом, запихнул Морин в Часы Времени и немедля отправился к подножию Танарианских гор, в долину Ут-Наргая. Первопроходцы Герон и Элдин были агентами Куранеса, так что кого же было расспрашивать об их возможном местонахождении и этом самом Гадже, который, судя по всему, представлял собой более чем серьезную опасность для их жизней, как не самого Куранеса?
Сейчас в королевском дворце (вернее, в увитом плющом особняке, точь-в-точь похожем на местонахождение его высокого престола в Серанниане) Искатель и Морин Нуминосская сидели вместе с королем за большим столом, а в отдалении стояли наготове лакеи в ливреях. Куранес, облаченный в длинную, до самого пола, ночную рубашку, но уже совершенно проснувшийся, нацепив на нос очки в квадратной оправе, прочитал при спокойном свете двух старинных масляных ламп надпись на доставленном гостями клочке бумаги и заметно побледнел.
— Их схватил Гадж! — выдохнул он. — Пират Гадж, гроза Южного моря и неба вокруг Зуры и Талариона!
В облике Куранеса, несмотря на его довольно хрупкое сложение, нельзя было не заметить истинно королевского величия. Седоватая борода, но живые, яркие глаза, и ничего похожего на текучую изменчивость, проскальзывавшую у коренных жителей мира снов (Homo ephernerans, как давным-давно назвал людей, обитавших в его сновидениях, Элдин Скиталец). Нельзя было не заметить также, что этот человек, считавшийся покойным в мире яви, здесь, в мире снов, являл собой могущественную добрую силу и был давним врагом всех коалиций ужасов и ночных кошмаров. Прочитав записку и окончательно стряхнув с себя сонливость, он схватил де Мариньи за руку.