Выйдя из здания театра, я сел в свой автомобиль и сперва даже не думал о том, что же со мной приключилось. Я просто пребывал в состоянии полного безмолвия разума и тела, когда голова ни о чем не думает и не переживает, а тело расслаблено и приятно опустошено. «Какой же это кайф», – подумал я, как вдруг постепенно начало возвращаться ощущение другой реальности, четких образов и картинок Клеменса и Корнелиуса, Иерихо и кулака центуриона, удар которого начал отчетливо чувствоваться на моем лице.
Я проиграл в голове все, что со мной случилось. Это не было похоже на сон или бред. Это не было похоже на мираж или гипноз. Я однозначно присутствовал там, я четко все видел и чувствовал. Надо срочно выяснить, что же это было.
В голове сразу же всплыл друг по институту, который занимался парапсихологией и оккультными науками с юности. Я и сам по молодости начал было увлекаться чтением алхимических трактатов средневековых ученых, но, ничего особо не поняв в них, забросил это дело. Метафизика, хоть и манила, но здравый смысл хирурга во мне побеждал.
Я позвонил Сергею, который был очень удивлен моему звонку, и, рассказав вкратце о том, что со мной случилось, получил в ответ лишь короткое: «приезжай», – и он назвал адрес… Не прошло и получаса, как я уже стоял возле двери его квартиры.
Сергей, поприветствовав, тут же ушел на кухню, пригласив меня за собой. Я разулся и проследовал за ним. Недолго думая, я присел за стол и принялся рассказывать все, что со мной приключилось, с самого начала и в подробностях.
Сережа очень внимательно смотрел на меня, и по ходу моего повествования лицо его то расплывалось в улыбке, то вновь становилось очень серьезным. Когда я закончил свой рассказ, он сообщил мне, что я увидел свое прошлое воплощение.
– О эврика! – воскликнул я с иронией. – Прошлое воплощение – всего-навсего! И ежу понятно, что это память из прошлого воплощения. Что дальше-то?
Сергей был озадачен, почему я вспоминал воплощение, участвуя там именно своей личностью Константина, своим нынешним «Я», но не памятью или сознанием Клеменса. Обычно столь глубинное погружение личности в прошлые воплощения не происходят с переносом личности оператора.
На вопрос Сережи, пил ли я что-то или курил, он тут же ответил сам: «Ну конечно НЕТ! Ты же не куришь и не пьешь, действительно!»
– Вот это странно, – сказал Сережа. – Люди вспоминают прошлые воплощения фрагментарно, но не так явно. Только под гипнозом человек может вспомнить свое прошлое воплощение так реально, но, как правило, он потом ничего не помнит. Или память приходит во сне. Но чтобы вот так – переместившись на несколько часов и проживая их там, как наяву.
– Да, видимо, Иисусы Христы ввели меня в транс, и я улетел.
– Но транс не даст такого участия твоего «Я» в том воплощении. Я еще никогда не сталкивался с таким! – Сережа говорил задумчиво и слегка нервничая. – Вот блин, занимаешься десятками лет духовными практиками, лишь бы какой-нибудь эффект заиметь, а тут – на тебе, приезжает тот, кто не делал никогда ничего, и выдает тираду о римском легионере. Куда катится этот мир!
– Хватит сокрушаться. Ты мне лучше скажи, что делать? А что если вновь накроет?! Я же хирург, мне нельзя, чтобы меня вот так вышибало на ровном месте. Может, я схожу с ума и мне нужно к психиатру?
– Ага, и что он сделает? Напичкает тебя психотропами и выдаст справку, что ты почти здоров? А как раз, если тебя вновь накроет, то это было бы вовсе не плохо для разъяснения ситуации. Давай-ка мы попробуем тебя сейчас ввести еще раз в состояние транса и туда закинуть, коли у тебя сознание еще подвижно и не прошел эффект от предыдущего перехода?!
Я глубоко задумался. Оценил все риски и преференции. Опыт очень интересный, к тому же завтра у меня выходной.
– А давай. Что надо делать?
И Сережа тут же спохватился и, крикнув: «Идем сюда!» – убежал в зал, где начал лихорадочно зажигать свечи и ароматические палочки, которые пахли очень и очень знакомыми ароматами.
С минимальной неуверенностью я посидел еще немного на кухне, дабы собраться с духом.
Надеюсь, все пройдет хорошо. В любом случае, это дело нужно прояснить. И, сделав глубокий выдох, я встал и пошел в зал, где Сережа уже вовсю раскручивал пространство.
Пока я делал эти пять шагов из кухни к залу, чувствовал, что мое сознание уже начало растекаться и уходить из-под контроля. А когда Сергей уселся в позу лотоса и пару раз пропел звук «Аум», у меня возник эффект дежавю. Я это уже видел! Комната наполнялась дымом и запахами, звук «Аум» протяжно откликался где-то в душе, и мое сознание начало наливаться тем знакомым чувством тревоги и необратимости, которое было и тогда, в первый раз. Комок в груди, появившийся изнутри, начал сжимать меня в позу эмбриона, я упал на колени, и слезы покатились из моих глаз сами собой. Я снова начал вспоминать!
Глава 3
Возрождение!
Слезы закончились, как мне показалось, довольно быстро, и я, подняв голову, увидел, что стою на пороге храма. Я вновь Клеменс! «Ёшкин-матрёшкин», – сказал я по-русски так коряво и с акцентом, будто заправский баварец. И тут же увидел человека, сидящего в конце длинного зала этого странного храма, снаружи казавшегося в длину не более чем двадцати шагов, а на деле – не меньше ста!
Я встал, оправившись от слез, и зашагал к человеку.
Пока шел, осознал, что раньше я никогда не плакал. Эта сентиментальность начала даже слегка раздражать меня. Подойдя к человеку, я поприветствовал его по римским традициям, от сердца к солнцу, Ave, Caesar.
Кресло, на котором сидел человек, стояло на небольшом пьедестале, вызывая ассоциации с царским троном. Незнакомец указал перстом на второе кресло в трех шагах от себя. Я сел и попытался тут же начать говорить, однако был остановлен жестом руки этого человека и замолчал. Так мы сидели в полной тишине еще около десяти минут, а когда я вновь попытался заговорить, то был опять остановлен жестом, – это начинало злить и навевать ту самую тревогу от невозможности контролировать реальность. Повсюду стояли полумрак и дымка. «Такие спецэффекты храмные товарищи делать умеют. Нанести жути и мистики», – подумал я раздражительно. К тому же в расположение когорты я должен был попасть до заката, который уже приближался.
Мой изрядно вспыльчивый характер был мне неподвластен. Я такого никогда не замечал в рассудительном Константине. «Похоже, у меня едет крыша», – поставил диагноз я сам себе.
В храме нас было двое. Лица человека я никак не мог разглядеть, но мне почему-то казалось, что это седой старец. И вдруг он резко и легко вскочил, сделал два шага к моему креслу и уставился на меня.
Передо мной стоял молодой человек лет двадцати от роду, с абсолютно голубыми, как адриатика, глазами, с русыми волосами и легкой улыбкой сорванца. Его глаза смотрели не на меня, а как будто в глубь меня, в глубь головы, тела, души. Я ощутил себя малым ребенком, о котором знают все.
– Ну давай, Клеменс, начинай рассказывать свои небылицы, – произнес он, вышагивая взад-вперед.
– Небылицы! Какие небылицы! Почему небылицы?! Ты не можешь знать, о чем я хочу рассказать.
– Константин, ближе к делу. Тебе ведь надо было меня кое о чем расспросить. Вернее, не лично меня, но надо. Так задавай же свои вопросы побыстрее.
От этой его дерзости и всезнания у меня помутился рассудок, я злился и одновременно чувствовал себя бессильным, не понимал, что говорить, поэтому просто молча отвернулся с нахмуренным лицом в знак протеста и сделал глубокий многозначительный вздох, а сам старался расслабиться и прийти в чувство в эти секунды затишья перед бурей, дабы сформулировать пресловутые вопросы.
– Ладно, давай я тебя расслаблю, – весело сказал этот чудодей.
И он прикоснулся к моей груди ладонью, жар которой я почувствовал даже через кожаный доспех.
Я вдруг ощутил, как будто тяжелый камень, распирающий меня изнутри, мешающий мыслить, выпал из груди, подобно сброшенному балласту, и мне тут же стало легче дышать и в голове наступило прояснение.
– Как? Как ты это сделал? Кто ты такой? Что происходит?
– Все в порядке, успокойся. На самом деле ты легионер из Апулии. Урожденный римлянин. Потомок этрусков. Зовут тебя Клеменс Флавий. А происходит то, что ты начал вспоминать свое будущее воплощение, которое произойдет через… примерно две тысячи семнадцать лет!
– Как это – будущее воплощение, какое будущее воплощение? Я же Константин из России, из Москвы, я же помню всю свою жизнь, я же был на шоу двойников, а потом меня переклинило, и я оказался здесь!
– Ты будешь Константином, Клеменс. Но не скоро… прежде нам предстоит сделать кое-что очень важное, то, ради чего стоит жить.
– Это что – перемещение во времени? Слушай, объясни нормально, а то я в полном непонимании, как тебя там?!
– Хочешь, зови меня Иешуа, хочешь – Кришна, хочешь – Дионис, хочешь – Митра. Сколько имен не давали мне за последние пять тысячелетий и сколько еще до этого. М-да, отдохнул Отец на вас за эти годы, придется исправлять немало всего.
– Ты – Иешуа, ты – Иисус?! Ты что, Бог? Это как? И что надо исправлять? Расскажи толком, что происходит?
– Ты историю в школе хорошо учил?
– Не жалуюсь, неплохо.
– Хорошо. Представь, что очень скоро меня предадут, поймают, распнут, объявят мессией, начнут всех кормить моей плотью и спаивать мою кровь, в мою честь будут убиты миллионы ни в чем не повинных людей в псевдорелигиозных войнах, все новые и новые апологеты, извращая мои знания, будут обосновывать свои секты и называть себя мессиями, и между ними возникнет война, которая будет длиться сотни и тысячи лет. Моим именем уничтожат целые народы Нового Света, убьют миллионы прекрасных дев, ведающих матерей и ведающих мужей в Старом Свете, что были людьми знаний, а не веры. После моего распятия начнется самая страшная веха в истории мира и человечества. И как ты думаешь, кто и ради чего меня распнет? И кто со столь рьяным желанием захочет захватывать мир и убивать миллионы, говоря всем, что именно я так хочу и что это великое благо для всех, насаждая рабскую идеологию огнем и мечом?
– То есть ты хочешь сказать, что кто-то тебя убьет и твоим именем будут творится величайшие злодеяния в течение двух тысяч лет?! И вся история человечества, доселе известная, – это вой на непосредственно против человечества за счет веры людей, за счет создания религий?
– Несомненно! А ты как думал? До моего распятия ничего подобного не было. Был просвещенный мир шумерской и египетской цивилизаций, римской культуры, полученной в наследство от этрусков. На севере царит Великая нравственность и культура славянских, сарматских и скифских народов, древнейших народов земли, живущих в природе и славящих свой Род и предков, как основу жизни на земле, но которых тоже уведут во тьму и забвение и обзовут дикарями и варварами, выступая супротив них каждый век и получая от них отпор, но шакалы, возвращаясь в свои логова, вновь будут точить на них зуб. А на западном континенте красные народы, живущие также в тончайшей связи с живым миром, с миром растений и животных, будут почти полностью истреблены и извращены горе-колонизаторами. На востоке же существовало аутентичное высочайшее знание желтых народов о физическом теле и душе человека, об их соединении, и это тоже предадут забвению и забудут их великое единое прошлое, заменив это все пластмассой и дешевыми джинсами, разрушенным институтом семьи и безобразным образом жизни, в основе которого поклонением золотому тельцу и фастфуду, гомосексуализму и Гоморре. Но никто и не задумается, что ни один народ или раса, ни одна нация или государство не выживет на земле без поддержки другого. Все четыре народа – белый, желтый, красный и черный – все они призваны блюсти свои традиции и свои границы ровно так, как было испокон веков и тысячелетий заповедано их предками, жившими в тончайшем равновесии, благодаря чему планета жива до сих пор, а не уничтожена, как планета Фаэтон, или выжжена, как Марс! Но нарушение же этого равновесия между народами влечет страшную беду, Клеменс.
– Я даже никогда об этом не задумывался. А ведь и в правду, на земле четыре цвета кожи! Четыре народа!
– Да, и разделение этих основных народов на национальности и поднароды – преступно и искусственно сделано врагами человечества, чем замечательным образом пользуются сильные мира сего, чтобы пудрить мозги людям. Это лишь сеет раздор и распри между этими народами, чтобы кукловодам было проще управлять! И сие правило старо как мир, – разделяй и властвуй!
– Но как же так? Если ты Бог, то как Рим убьет тебя. Вернее, убил тебя?!
– Боги тоже люди. Люди тоже боги! Все в этом мире имеет начало и конец. Боги во плоти имеют законы плоти, а она не столь вынослива, как душа. Вопрос силы сознания и духа, а не тела. Да и к тому же меня не просто убьют. Это целый ритуал, целый процесс, полный символизма и мистических ритуалов.
– Ладно-ладно. Допустим. Но я-то тут при чем? Что я могу сделать? Костя я или Клеменс – без разницы!
– А ты, Клеменс… А у тебя особое сердце и склад разума, и тебе предстоит многое понять, познать, обучиться, удивиться, отречься и вновь понять и сделать окончательный выбор. Ты верный солдат своего отечества. Рим любит тебя и твою семью. Но если ты согласишься, то нам предстоит сделать колоссальную работу над этим миром. Как минимум – спасти, а как максимум – пробудить! Ты со мной?
– Ты, по-моему, меня плохо знаешь. Или хорошо. Но как же я смогу тебе помочь? Я же простой человек.
– Клеменс, посмотри на меня. Я тоже обычный человек, просто у меня есть развитые способности (вы в двадцать первом веке называете их паранормальными, эзотерическо-магическими знаниями). На самом деле это не более чем «раскачанные» функции человеческого мозга, которые есть у всех и у каждого, используя их, мы сможем исправить одну из самых страшных ошибок человечества.
Мое здравомыслие и логика воспротивились изнутри.
– Хорошо, ладно, допустим, это я понял… Нам надо спасти людей, мир, человечество и все такое. Но у меня есть встречное предложение, давай поступим так: я тебя не знал, ты меня не знал. Верни меня в Москву или я уйду спокойно в расположение своей когорты, тем более что меня, должно быть, уже обыскались, и мы забудем это все как недоразумение…
Не успев закончить свою фразу, я увидел на его лице легкую улыбку.
– Конечно, Клеменс, хорошо. Возвращайся в расположение, тем более там тебя уже ожидает гонец с важным письмом. Я больше тебя не буду тревожить. До встречи в Иерусалиме.
Его слова не произвели на меня особого впечатления: великая премудрость – знать, что наша когорта идет в Иерусалим. А вот про истории, что знает Костя, – это он действительно загнул, но все же не поразил, потому что я не могу вот так довериться какому-то молодому сумасшедшему. Хотя, быть может, это уже я сумасшедший.
Когда я вышел из храма, солнце все еще висело над горизонтом, будто не прошло и минуты с того момента, как я вошел в здание. «Наверное, это все галлюцинации, – подумал я, – все эти травы, благовония». Неподалеку от храма я увидел ряд построек, похожих на ферму, и решил там реквизировать коня. И тут заметил вдалеке скачущий мне навстречу отряд из пяти всадников, вероятнее всего, из расположения нашей когорты.
Я встал посреди дороги, ожидая, пока они приблизятся ко мне вплотную. Выражение их лиц не предвещало ничего хорошего: как минимум – взбучку от командира по возвращении.
Всадники принесли за собой огромный столб пыли, так что дышать было невозможно, и из этого песочного облака я услышал крик задыхающегося от галопа всадника:
– Клеменс Флавий – это вы?
– Ну допустим! – отозвался я с такой же силой, что он даже слегка опешил.
– Меня зовут Тит Вителлий, я всадник из расположения Двадцать первого Стремительного легиона, расположенного в Иерусалиме. Ваша когорта вошла в Иерусалим вчера. Нас послали разыскать вас. Мы вас ищем уже пятый день! И только сегодня днем получили записку, что вы в храме Митры! По вам вышел приказ, ознакомьтесь!