Но «типичные» формы сновидений интерпретируются практически одинаково, так как у большинства людей они имеют практически аналогичное содержание. Это такие знакомые всем сновидения, как падение с высоты, выпадение зубов, полеты или чувство стыда, которое человек испытывает во сне оттого, что он голый или одет неподобающе. Последнее сновидение обычно возникает, когда спящий сбрасывает с себя одеяло и спит обнаженным. Сны о выпадении зубов обычно возникают из-за ощущений в полости рта, при этом не обязательно, чтобы у человека болели зубы. Штрумпель (1877), вслед за Шернером, считает, что человеку снится, как он летает во сне, оттого, что его легкие расширяются и сокращаются при дыхании, и при этом он так слабо ощущает кожу грудной клетки, что это не воспринимается сознанием. Потому человеку и снится, будто он парит в воздухе. Падение с высоты снится ему оттого, что во сне вдруг падает рука или неожиданно выпрямляется согнутое колено; когда он начинает постепенно осознавать эти ощущения, постепенно просыпаясь, то в этот момент ему и снится, что он падает. Эти довольно логичные попытки объяснения довольно несостоятельны потому, что при этом считается, что та или иная группа физиологических ощущений может или слабо восприниматься психикой человека, или ускользать от нее вовсе. До сих пор не было получено объяснений, как это происходит. Но далее у меня появится возможность вернуться к этим типичным сновидениям и прояснить их происхождение.
Сравнивая целый ряд похожих сновидений, М. Симон (Simon, 1888) попытался сформулировать некоторые законы о влиянии органических ощущений на сновидения: «Если во сне какая-либо система организма, с помощью которой обычно выражается аффект, по какой-то причине возбуждается до той степени, чтобы возник этот аффект, то в возникающем при этом сновидении появятся репрезентации, которые будут перекликаться с этим аффектом».
Далее он формулирует другое правило: «Если какой-либо орган во сне активно функционирует, стимулируется или его работа нарушается, то в сновидении появится репрезентация, которая отражает эту органическую функцию данного органа».
Моурли Вольд (Mourly Vold, 1896) предпринял попытку экспериментально обосновать предполагаемое влияние телесных ощущений на возникновение сновидений, воздействуя на какую-то конкретную область человеческого тела. Он менял положение конечностей спящего человека и сравнивал изменения в сновидениях с изменением поз спящего. Он пришел к следующим выводам:
1. Положение частей тела спящего в сновидении приблизительно соответствует их положению в действительности, то есть человеку снится именно такое положение его тела, которое и существует в реальности.
2. Когда человеку снится какое-то определенное движение его тела во сне, то оно соответствует такому в действительности.
3. Поза спящего может во сне приписываться не ему, а другому человеку.
4. Ему может присниться, как что-то мешает совершить такое движение.
5. Конкретное положение какой-то части тела во сне может появиться у какого-то животного или чудовища, при этом может возникнуть аналогия между частью тела и этим существом из сна.
6. Движение частей тела во сне может так или иначе быть связано с этой частью тела. Например, если мы шевелим пальцами на руках, то нам могут присниться числа.
Я бы на основании этого сделал вывод, что даже теория физиологической стимуляции не может абсолютно опровергнуть того, что существует очевидная свобода в том, как и отчего возникают образы в сновидениях.
4. Психические источники возбуждения
Размышляя о том, каким образом сновидения связаны с происходящим в состоянии бодрствования и откуда возникают образы в них, мы узнали, что исследователи сновидений со времен древности до наших дней были убеждены, что людям снится именно то, чем они занимались днем и что их интересовало в состоянии бодрствования. Но такие интересы, соединяющие состояние бодрствования и сна, представляют собой не только психическую связь, но и порождают сновидения, и недооценивать важность этой взаимосвязи не следует. Наряду с прочими стимулами, которые активно воздействуют на спящего человека, они объясняют происхождение многих образов в сновидениях. Но есть и противоположное мнение на этот счет, что сновидение отвлекает человека от того, что его интересует днем, и что по ночам нам начинает сниться лишь то, что волновало нас раньше, появляясь в снах лишь когда оно утратило для нас связь с настоящим. И при анализе сновидений нам постоянно приходится сталкиваться с тем, что недопустимо выводить общие правила и законы в толковании снов, не прибегая при этом к таким терминам, как «часто», «обычно», «в большинстве случаев» и т. д., и при этом мы должны быть готовы признать исключения из этих правил.
Если бы этиологию сновидений можно было объяснить исключительно на основе интересов человека в состоянии бодрствования, то можно было бы объяснить все элементы сновидений, эта проблема была бы разрешена, и нам оставалось бы лишь разграничить роль психических и соматических импульсов, порождающих конкретные сновидения. Но в действительности такое исчерпывающее толкование сновидения невозможно, и каждый, кто к этому стремится, столкнется с рядом компонентов сновидения – обычно их бывает много, – обнаружить источники которых исследователь не в состоянии. Интересы человека в состоянии бодрствования как психический источник сновидений, по всей вероятности, не играют настолько значительной роли, чтобы с уверенностью заявить, что во сне человек продолжает переживать именно то, что волновало его в состоянии бодрствования.
Нам неизвестно о других психических источниках сновидений. Поэтому, за исключением теории Шернера, которую мы будем обсуждать далее, все теории сновидений уязвимы для критики везде, где предпринимаются попытки объяснить те образы и идеи, которые чаще всего возникают в качестве материала для сновидений. Сталкиваясь с этой дилеммой, большинство авторов склонны значительно недооценивать сложную роль психики в формировании сновидений. Такие исследователи проводят различие между сновидениями, обусловленными нервными импульсами, и сновидениями-ассоциациями, и утверждают, что сновидения второй категории просто воспроизводят какие-то события (Wundt, 1874), но они не в состоянии развеять сомнений по поводу того, могут ли такие сновидения сформироваться «без каких-либо стимулов органического происхождения» (Volkelt, 1875). При этом исчезает из поля зрения даже характерная особенность сна-ассоциации. Фолькельт указывает: «Нельзя утверждать, что в ассоциативных сновидениях присутствует постоянное ядро. Сама сущность этого сновидения нестабильна и подвижна. Воображаемая жизнь, уже не подвластная рассудку и интеллекту, больше не подчиняется психическим и физиологическим стимулам, которые удерживают ее как нечто целостное, и теперь она существует сама по себе, ничему не подчиняясь, пребывая в беспорядке» (Volkelt). Вундт также не придает психическим факторам первостепенного значения, утверждая, что «неверно считать фантазмы сновидений галлюцинациями в чистом виде. Вероятно, большинство образов в сновидениях в действительности являются иллюзиями: они обусловлены слабыми чувственными впечатлениями, которые во сне никогда полностью не исчезают». Вейгандт разделяет эту точку зрения и обобщает ее. Он полагает, что «непосредственными источниками сновидений являются, в первую очередь, чувственные стимулы, к которым затем присоединяются репродуктивные ассоциации». Тиссье придает психическим источникам сновидений еще меньше значения: «Снов, спровоцированных психическими факторами, не существует», и далее: «Мысли приходят в наши сны из внешнего мира».
Те авторы, которые разделяют умеренную позицию философа Вундта по этому вопросу, уверенно заявляют, что большинство сновидений возникают в результате воздействия на человека комплекса соматических и психических стимулов, которые во время бодрствования или им не осознаются, или отражают его интересы.
Далее мы выясним, что можно понять, как формируются сновидения, если вскрыть самые неожиданные психические источники возбуждения. Пока нам не следует удивляться тому, что стимулам сновидений, не связанным с психической деятельностью, отводилась такая значительная роль. Это происходит не только потому, что они легко доступны наблюдению и могут быть подтверждены экспериментально: мнение о том, что сновидения обусловлены соматическими стимулами, вполне в духе теорий, господствующих в настоящее время в области современной психиатрии. Безусловно, всячески подчеркивается, что именно мозг управляет организмом человека, но все, что указывает на возможность существования психических проявлений, независимых от органических изменений, или спонтанных психических проявлений, кажется современным психиатрам таким опасным, словно, признавая эти явления, мы вернемся во времена натурфилософии и метафизических представлений о природе человеческой души. Психиатры с недоверием относятся к душе, считая, что она, так сказать, должна постоянно быть под контролем, и тогда никакие душевные импульсы не могут существовать автономно. Таким образом, они не верят, что между физическими и психическими аспектами существует прочная причинно-следственная связь. Даже в тех случаях, когда исследование обнаруживает, что психические факторы выступают в качестве основной причины явления, их более глубокое изучение однажды принесет положительные результаты, помогая понять взаимосвязь органических и психических факторов. Но если, в соответствии с нашими знаниями на сегодняшний момент, психические факторы должны восприниматься в качестве основных, сомневаться в том, что это так и есть, не следует.
Г. Почему человек забывает свои сны после пробуждения?
Всем известно, что наутро сны тают, как дым. Правда, мы можем восстановить их в памяти, поскольку знаем о том, что нам приснилось; но нам часто кажется, что мы о чем-то забыли; ночью нам точно снилось что-то еще; мы можем заметить, как чрезвычайно яркое утреннее воспоминание о сновидении в течение дня постепенно исчезает и о нем остаются лишь самые смутные разрозненные воспоминания. Часто мы помним, что нам что-то приснилось, но что именно – уже не помним, и мы так привыкли забывать свои сны, что нас совсем не удивляет, когда человеку ночью что-то приснилось, а проснувшись утром, он уже ничего не может из этого вспомнить. Но нередко бывает и так, что сновидения надолго остаются в памяти. У моих пациентов мне доводилось анализировать сновидения двадцатилетней давности, и я сам помню сейчас один сон, который видел по меньшей мере тридцать семь лет назад, и он до сих пор так и стоит у меня перед глазами. Все это весьма примечательно и на данный момент непонятно.
Штрумпель (Strümpell, 1877) представляет детальное описание того, как забываются сновидения. Это, очевидно, довольно сложное явление, и Штрумпель считает, что на то существует не одна, а целый ряд причин.
Прежде всего, все те факторы, которые способствуют забыванию чего-либо в состоянии бодрствования, оказывают влияние и на забывание снов. В состоянии бодрствования мы обычно забываем о многих ощущениях и впечатлениях, потому что они незначительны или не вызывают у нас сильных эмоций. Это же относится и к большинству сновидений; они забываются, потому что не оказывают на нас сильного впечатления, а вот нечто значительное нам при этом запоминается. Но сама по себе интенсивность впечатлений здесь не имеет ключевого значения. Штрумпель (Strümpell, 1877), как и другие авторы, например Калькинс (Calkins, 1893), признает, что часто яркие образы из сновидения быстро забываются, а более слабые и незначительные иногда остаются в памяти надолго. Кроме того, когда мы просыпаемся, то склонны забывать о том, с чем столкнулись всего лишь раз, и скорее будем помнить о том, с чем сталкивались неоднократно. Большинство сновидений уникальны и не повторяются; отчасти именно поэтому мы и забываем их. Гораздо важнее третья причина, по которой мы забываем сны. Чтобы чувства, представления, идеи и т. п. произвели достаточное впечатление и остались в памяти, необходимо, чтобы они были не изолированы друг от друга, а сосуществовали или каким-то образом группировались. «Если слова должным образом выстроены по отношению друг к другу и образуют значимый ряд, одно слово помогает другому, и образуемое ими целое, наделенное смыслом, легко уложится в память и надолго останется в ней. Вообще, все сложное и необычное так же трудно запомнить. Как и все запутанное и беспорядочное» (Strümpell, 1877). Итак, сны в большинстве своем невразумительны и не подчиняются какому-то порядку. Композиции, из которых состоят сны, не обладают качествами, которые помогли бы их запоминать, и потому, как правило, такие сны забываются, поскольку они рассыпаются на части спустя какое-то мгновение после пробуждения.
Штрумпель (Strümpell, 1877) убежден, что есть и другие факторы, которые зависят от взаимосвязи сновидений и состояния бодрствования, и благодаря им мы забываем свои сны еще сильнее. То, что сны забывают после пробуждения, очевидно, если вспомнить о том, что мы уже обсуждали [53], – сны не в состоянии победить упорядоченные воспоминания бодрствующего человека, и от сновидений остаются лишь разрозненные детали, вырванные из физического контекста, именно так мы и вспоминаем о них после пробуждения. Поэтому композиции из снов не вписываются в физические цепочки впечатлений, которые заполняют сознание бодрствующего человека. Нам не на что опереться, чтобы их запомнить. «И сновидения словно парят над нашим психическим пространством, как облака на небе, гонимые малейшим дуновением ветра» (Strümpell, 1877). Более того, при пробуждении на наше внимание обрушивается поток ощущений, и сны просто не могут устоять перед ним. Сны меркнут при свете дня, как звезды под лучами солнца.
И наконец, следует учесть то обстоятельство, что сновидения забываются оттого, что большинство людей вообще мало интересуется тем, что им снится. Каждый, кто интересуется сновидениями, например ученый, который занимается их изучением, видит сновидений больше, чем обычный человек, и лучше их запоминает.
Существуют еще две причины, по которым мы забываем наши сны, о которых Бенини [1898] упоминает, как об идеях, впервые предложенных Бонателли (Bonatelli, 1880), в дополнение к списку Штрумпеля, которые, похоже, уже охарактеризованы последним исследователем. Они заключаются в том, что: (1) ощущения, возникающие во сне, значительно отличаются от ощущений в состоянии бодрствования; (2) во сне события разворачиваются не в том порядке, что во время бодрствования, и, так сказать, «не поддаются переводу» в сознании проснувшегося человека.
Учитывая все причины, по которым мы забываем сны, кажется особенно примечательным (на чем настаивает Штрюмпель (см. Strümpell, 1877), что столь многие из них сохраняются в памяти. Постоянные попытки сформулировать какие-то правила запоминания сновидений, которые предпринимались рядом исследователей, так и не смогли пролить свет на этот процесс, и он по-прежнему представляется нам загадочным и необъяснимым. Недавно были получены обоснованные описания некоторых особенностей того, как именно мы вспоминаем сны (Radestock, 1879; Tissié), например, когда утром у нас сначала возникает впечатление, что мы полностью забыли свой сон, но затем в течение дня нам удается восстановить его в памяти, если его содержание, о котором мы, казалось бы, забыли, вдруг оживает вновь, под воздействием какого-то случайного впечатления.
Но в целом размышления о процессе воспоминаний о снах постоянно вызывают возражения, и критика в их адрес сводит на нет ценность подобных рассуждений. Поскольку столько снов забываются навсегда, мы не можем быть вполне уверены в том, что то, что от них сохранилось, не подверглось искажению.
Штрюмпель также выражает сомнения по поводу достоверности воспоминаний и сновидениях (Strümpell, 1877): «И может произойти так, что в момент пробуждения наше сознание может невольно оказать влияние на воспоминания о сновидении: мы убеждаем себя в том, что видели во сне нечто такое, чего там на самом деле не было».