– Будь я проклят!.. – прошептал Добряк.
Я встревожился. Всадник выглядел страшно; нечто первобытное, таившееся в самой глуби моей души, побуждало броситься наутек. Но неистребимое любопытство удерживало на месте. Кто он такой? Не на том ли загадочном корабле приплыл? Что ему здесь нужно?
Взгляд невидимых глаз всадника скользнул по нам равнодушно, словно по стаду овец. Потом незнакомец резко обернулся и уставился на Молчуна.
Тот выдержал взгляд, не показав страха. И все же у меня создалось впечатление, что его каким-то образом унизили.
Процессия проследовала мимо, вышколенная, дисциплинированная. Потрясенный Добряк, все еще не придя в себя, велел пленникам двигаться дальше. Когда мы следом за чужаками вошли в ворота Бастиона, нас разделяло лишь несколько ярдов.
Мы арестовали почти всех самых непримиримых лидеров синих. Когда молва о нашем налете распространилась, те смутьяны, что пошустрее, решили размять мускулы. Из брошенной ими искры разгорелось чудовищное пламя.
Погода, которая никогда не бывает сносной, скверно влияет на способность рассуждать здраво. Толпа в Берилле – воплощенная дикость. Бунты вспыхивают почти без причины. А уж если доходит до крайностей, погибших считают тысячами. Этот бунт оказался одним из самых жестоких.
Половину вины за него следует возложить на армию. Вереница слабых, быстро сменяющих друг друга синдиков сильно расшатала дисциплину, войска стали неуправляемы. Хотя бунтовщикам они обычно очень даже рады, рассматривая приказ подавить бунт как разрешение на грабеж.
Но случилось наихудшее. Несколько когорт из Развильных бараков, прежде чем отправиться наводить порядок, потребовали особой оплаты, причем авансом. Синдик платить отказался.
Когорты взбунтовались.
Взвод Добряка спешно закрепился возле Мусорных врат и сдерживал все три когорты. Почти все наши погибли, но никто не побежал. Сам Добряк потерял глаз и палец, был ранен в плечо и бедро, а в его щите, когда подоспела подмога, насчитали более сотни дырок. Взводного принесли ко мне скорее мертвым, чем живым.
Кончилось все тем, что бунтовщики предпочли разбежаться, чем сразиться лицом к лицу с остальным Черным Отрядом.
Такого жестокого мятежа я не помнил. Мы потеряли почти сотню братьев, а ведь всегда считалось, что даже один убитый – это слишком много. Но мы поквитались за каждого – мостовые Стона были устланы ковром из трупов. Крысы ходили жирные, а с окраин на городские улицы перебрались стаи ворон и стервятников.
Капитан приказал Отряду укрыться в Бастионе.
– Подождем, пока все само заглохнет, – сказал он с отвращением. – Мы хорошо поработали. Контракт не требует от нас самоубийства.
Кто-то пошутил насчет того, что мы сами себе враги. Мол, осталось только на собственные мечи броситься.
– Похоже, синдик именно этого от нас и ждет.
Берилл плохо действовал на нас, но хуже всего пришлось Капитану. Тот винил во всех наших неудачах себя и даже попытался отказаться от командования.
Вошедшая во вкус толпа всячески поддерживала творящийся вокруг хаос, оказывая мрачное, тупое, точечное сопротивление и вмешиваясь в любые попытки тушить пожары или предотвращать грабежи. Но, слава богам, она только этим и ограничивалась. Мятежные когорты, пополнившись дезертирами из других отрядов, убивали и грабили без остановки.
На третью ночь, сдуру вызвавшись нести караульную службу, я стоял на Треянской стене. Город был необычайно тих. Не будь я настолько усталым, насторожился бы, но сил хватало лишь на то, чтобы не заснуть.
Ко мне подошел Тамтам:
– Костоправ? Ты-то здесь откуда?
– Это временно.
– Видок у тебя – краше в гроб кладут. Лучше иди отдохни.
– Да ты и сам не очень-то хорошо выглядишь, коротышка.
Он пожал плечами:
– Как Добряк?
– Пока еще не выкарабкался. – Если откровенно, я почти и не надеялся, что он выживет. Я ткнул пальцем в темноту. – Не знаешь, что там происходит?
Издалека донесся одинокий вопль – какой-то странный, не похожий на звучавшие недавно. Те были полны боли, ярости и страха, а этот насыщен чем-то жутким, чем-то темным.
Тамтам покашлял и похмыкал, в точности как это делает его брат Одноглазый. Ах, не знаешь? Ну и не знай дальше. Колдуны, одно слово.
– Ходит слушок, что бунтовщики, когда грабили Некропольский холм, сбили печать на склепе форвалак, – проворчал он наконец.
– Да неужели? И что, эти твари вырвались на волю?
– Синдик полагает, что да. Но Капитан как-то не принял известия всерьез.
Я тоже не принял, хотя Тамтам выглядел встревоженным.
– А те парни, что заявились вчера в город, похоже, крутые.
– Неплохо бы их к нам завербовать, – тоскливо произнес Тамтам.
Они с Одноглазым уже давно служили в Отряде и собственными глазами наблюдали его упадок.
– И что их сюда привело?
Тамтам пожал плечами:
– Ступай, Костоправ, отдохни. Не рви задницу. Никому от твоей усталости легче не станет.
И он заковылял прочь, затерявшись в дебрях своих размышлений.
Я озадаченно поднял бровь, отметив, что Тамтам сильно сдал за последнее время, – и вновь принялся наблюдать за пожарами и кострами. В городе было тихо, и это тревожило. Глаза слипались, огни расплывались. Тамтам прав – нужно выспаться.
Из мрака донесся еще один непривычный, полный отчаяния вопль. На сей раз кричавший находился куда ближе.
– Вставай, Костоправ. – Лейтенант растолкал меня, не церемонясь. – Капитан зовет в офицерскую столовку.
Я застонал. Я выругался. Я пригрозил сделать из Лейтенанта инвалида. Он ухмыльнулся, защемил нервный узел в моем локте и стянул меня с постели на пол.
– Да проснулся я, проснулся, – буркнул я, нашаривая сапоги. – В чем дело-то?
Но Лейтенант уже ушел.
– Добряк оклемается? – спросил Капитан.
– Не думаю, но я всякие чудеса видывал.
Офицеры и сержанты уже собрались.
– Вы все хотите знать, что случилось, – начал Капитан. – Позавчерашний гость оказался заморским посланником. Он предложил союз: военные ресурсы северян в обмен на поддержку флота Берилла. На мой взгляд, разумно. Но синдик заупрямился. Он еще не пришел в себя после завоевания Опала. Я посоветовал быть гибче. Если эти северяне – подонки, союз с ними будет меньшим из нескольких зол. Лучше быть союзником, чем данником. Главный вопрос сейчас немного другой: как действовать, если посланник потребует слишком многого?
– Значит, если синдик прикажет драться с северянами, то нам следует отказаться? – уточнил Леденец.
– Не исключено. Сражение с чародеем может закончиться гибелью всего Отряда.
Бабах! – грохнула распахнутая дверь. В столовую влетел невысокий жилистый смуглый мужчина с огромным носом. Капитан вскочил и щелкнул каблуками:
– Синдик.
Гость шарахнул по столу обоими кулаками сразу:
– Вы приказали своим людям укрыться в Бастионе. Я плачу вам не за то, чтобы вы прятались, как побитые кнутом шавки.
– Но и не за то, чтобы мы добровольно стали мучениками, – ответил Капитан своим обычным «не-зли-дурака» голосом. – Мы телохранители, а не полиция. Поддерживать на улицах порядок – обязанность городских когорт.
Синдик был на грани срыва – измотанный, перепуганный, отчаявшийся. Как и каждый из нас.
– Будьте благоразумны, – посоветовал Капитан. – Берилл уже миновал точку, после которой возврата нет. На улицах хаос, любая попытка восстановить порядок обречена. Сейчас какое лекарство ни пропиши, больному будет только хуже.
Мне его слова понравились. Я уже успел возненавидеть Берилл.
Синдик слегка сжался.
– А как же форвалака? – спросил он. – И этот стервятник с севера, что ждет возле острова?
Полусонный Тамтам встрепенулся:
– Как-как? Возле острова?
– Да. Дожидается, когда я к нему приползу на коленях.
– Интересно, – сказал коротышка-колдун и вновь впал в полудрему.
Капитан и синдик ожесточенно заспорили об условиях контракта. Я принес наш экземпляр. Синдик упорно пытался расширить круг наших обязательств всяческими «да, но…». Все было яснее ясного: он хотел, чтобы мы сражались на его стороне, если посланник выдвинет ультиматум.
Эльмо захрапел. Капитан отпустил всех, а сам остался с нашим нанимателем.
Полагаю, семь часов вполне могут сойти за полноценный ночной сон, поэтому я не задушил Тамтама, когда тот меня разбудил. Все же я ворчал и жаловался на судьбу, пока он не пригрозил превратить меня в одного из идиотиков, вымаливающих подаяние у врат Рассвета. Лишь одевшись и вместе с Тамтамом присоединившись к дюжине других братьев, я спохватился, что так и не выяснил, куда мы направляемся.
– Заглянем в один склеп, – пояснил Тамтам.
– Чего? – Иногда по утрам я не очень сообразителен.
– Мы идем на Некропольский холм. Надо осмотреть склеп форвалак.
– Эй-эй, погоди-ка…
– Что, Костоправ, уже в штаны наложил? Я всегда считал, что у тебя кишка тонковата.
– О чем это ты?
– Да не дергайся. Твою драгоценную задницу будут охранять три лучших колдуна. Одноглазый тоже хотел пойти, да только Капитан велел ему присматривать тут за порядком.
– Я про другое спрашиваю. Зачем мы вообще туда лезем?
– Ну, чтобы узнать что-нибудь новенькое. Существуют ли вампиры, к примеру. Может, это просто туфта, запущенная в город с той уродской посудины, что недавно к нам пожаловала.
– А что, ловко… Пожалуй, нам самим стоило до этого додуматься.
Угроза нарваться на форвалаку сделала то, чего не смогла грубая сила: бунтовщики быстренько разбежались по домам.
Тамтам кивнул и погладил маленький барабан, благодаря которому и получил свое прозвище. Я отметил его задумчивость. Тамтам никогда не признает собственных промахов – в этом он даже своему братцу фору даст.
Город был тих, как поле через пару дней после сражения, и, как уже упомянутое поле, он был полон вони, мух, стервятников и мертвецов. Тишину нарушали лишь топот наших сапог и скорбный вой собаки, охраняющей труп хозяина.
– Цена порядка, – пробормотал я и безуспешно попытался отогнать собаку от тела.
– Стоимость хаоса, – возразил Тамтам и стукнул в барабанчик. – А это, Костоправ, не одно и то же.
Некропольский холм выше холмов, на которых стоит Бастион. С Верхней Выгородки, где расположились мавзолеи богачей, можно было увидеть корабль северян.
– Затаился и ждет, – сказал Тамтам. – Как синдик и говорил.
– А почему в гавань не заходит? Кто посмел бы его остановить?
Тамтам пожал плечами. У остальных тоже никаких гипотез не было.
Наконец мы подошли к знаменитому склепу. С виду он вполне соответствовал тем слухам и легендам, что о нем ходили, – очень и очень старый, определенно битый молнией, весь в шрамах от различных инструментов. Толстая дубовая дверь была взломана, землю на дюжину ярдов вокруг усеивали самых разных размеров щепки.
Гоблин, Тамтам и Молчун соприкоснулись головами. Кто-то пошутил, что так, мол, у них хотя бы один мозг на троих получается. Затем Гоблин и Молчун встали по обе стороны у входа, чуть поодаль, в нескольких шагах, а Тамтам повернулся к склепу лицом. Он потоптался, как бык, готовый броситься в атаку, нашел нужную точку, затем присел, приподняв и разведя руки, словно пародировал какого-нибудь мастера рукопашного боя.
– Может, откроете все-таки дверь, придурки? – прорычал он. – Болваны! Кругом одни болваны! – Бум-бум по барабанчику. – Стоят и ковыряют пальцем в носу.
Двое из наших подошли и навалились на покореженную дверь. Та, слишком перекосившаяся, поддалась совсем ненамного. Тамтам выбил короткую барабанную дробь, испустил душераздирающий вопль и прыгнул в щель. Гоблин тут же подскочил к двери, но внутрь не полез. Молчун тоже скользнул поближе к склепу.
Внутри Тамтам пискнул по-крысиному, зачихал и сразу выбежал обратно со слезящимися глазами, зажимая нос. Его кожа цвета черного дерева стала серой.
– Это не туфта, – гнусаво бросил он, словно подхватил сильнейший насморк.
– Ты это о чем? – спросил я.
Он показал большим пальцем на склеп. Гоблин и Молчун были уже внутри, они тоже чихали.
Я бочком подобрался к двери и заглянул в склеп, но увидел лишь густую пыль в столбе солнечного света возле входа. Тогда я вошел.
Когда глаза привыкли к полумраку, я увидел повсюду кости. Кости в кучках, кости в штабелях, аккуратно рассортированные каким-то безумцем. Необычные это были кости, вроде и похожие на человеческие, но, на мой лекарский взгляд, каких-то очень странных пропорций. Я насчитал чуть больше пятидесяти тел. Давным-давно склеп набили под завязку – телами форвалак, уж это точно, потому что в Берилле лишь злодеев хоронят без кремации.
Но были там и свежие трупы. Прежде чем меня одолел чих, я насчитал семь мертвых солдат со знаками различия одной из мятежных когорт.
Я выволок одного из мертвецов наружу, бросил его, проковылял в сторону несколько шагов и вывернул желудок наизнанку. Когда полегчало, возвратился, чтобы осмотреть добычу.
Мои спутники меня опередили – стояли кружком с зелеными рожами.
– Призрак на такое не способен, – подытожил Гоблин.
Тамтам согласно закивал. Он был потрясен больше всех. «Как-то даже слишком потрясен. Куда больше, чем следовало бы», – подумал я.
Молчун занялся делом и наколдовал ветерок, который ворвался в дверь склепа, покружился и вылетел вместе с облаком пыли и запахом смерти.
– Ты как? – спросил я Тамтама.
Он глянул на мою лекарскую сумку и отмахнулся:
– В порядке. Просто кое-что вспоминал.
– Что именно? – немного выждав, уточнил я.
– Мы с Одноглазым тогда детьми были. Нас только-только продали в ученики Н’Гамо. Из деревни, что на холмах, прибежал вестник и попросил осмотреть покойника. – Он опустился на колени рядом с мертвым солдатом. – Раны были точно такие же.
Мне стало не по себе. Никто из людей так не убивает. Это тело терзали сознательно и расчетливо. Тут поработал какой-то злобный разум – и от этого было еще страшнее.
Я сглотнул, присел рядом и начал осмотр. Молчун и Гоблин вошли в склеп. В сложенных чашечкой ладонях Гоблина перекатывался янтарный шарик света.
– Крови совсем нет, – заметил я.
– Форвалака забирает кровь, – пояснил Тамтам.
Молчун выволок второй труп.
– И органы, когда есть время, – добавил Тамтам.
Второе тело было вскрыто от паха до горла. Сердца и печени в нем не оказалось.
Молчун опять скрылся в склепе. Гоблин вышел, уселся на разбитый могильный камень и покачал головой.
– Ну что? – спросил Тамтам.
– Реальное существо, никаких сомнений. Наш заморский приятель тут ни при чем. – Он показал пальцем на корабль северян, дрейфующий среди рыбацких лодок и каботажных суденышек. – В склепе было пятьдесят четыре форвалаки. Они сожрали друг друга. Осталась только одна. Последняя.
Тамтам подпрыгнул, как от затрещины.
– Что с тобой? – спросил я.
– Это значит, что осталась самая злобная, коварная, жестокая и безумная из всех.
– Вампиры, – пробормотал я. – В наши-то дни…
– Это не совсем вампир, – уточнил Тамтам. – Это леопард-оборотень. Человек-кошка, днем ходит на двух ногах, а ночью на четырех.
Я слыхал о волках-оборотнях и медведях-оборотнях. Крестьяне, жившие в окрестностях моего родного города, рассказывали про них всякие истории. Но о человеке-леопарде они никогда не упоминали. Я сказал об этом Тамтаму.
– Люди-леопарды водятся далеко на юге, в джунглях. – Он взглянул на море. – И в могилу их полагается закапывать живьем.
Молчун притащил еще один труп.
Леопарды-оборотни, пьющие кровь и пожирающие печень. Очень древние, очень темные существа, в которых тысячелетиями копились ненависть и голод. Ходячий ночной кошмар.
– Вы можете справиться с форвалакой?
– Н’Гамо не смог. Я никогда с ним не сравняюсь, а он, схватившись с молодым самцом, потерял руку и ногу. У нас же здесь старая самка – сильная, свирепая и умная. Все вчетвером мы могли бы ей противостоять. Но одолеть – нет…