========== -1- ==========
Мышцы рук гудели, плечи наливались свинцовой тяжестью, едкий пот жег кожу лица, а светило нещадно жалило плечи. Воздух со свистом вырывался из легких, однако Лудде продолжал наседать на гибкую, словно прут, фигуру. Продолжительные поединки не были его коньком, он стремился закончить бой несколькими сокрушительными ударами, и обычно это ему удавалось. Лудде (1) сомневался, что верткий, быстрый и обладающий еще многими достоинствами, но все-таки достаточно легкий Йерк (2) сумел бы выстоять против его мощи, при условии, что ему удалось бы нанести прямой удар. Естественно, и Йерк это понимал, он не дурак — воин опытный.
Соответственно, противник Лу стремился уйти с линии атаки, избегал столкновения лоб в лоб, двигался, стараясь измотать. И это ему удавалось. Лудде сжимал зубы до хруста, когда видел шанс достать сухопарого Йерка, и… ничего не предпринимал.
Перед боем к молодому человеку подошел вождь. Старик долго распинался о расстановке сил и той глубокой… ямине, в которую попало племя, а в конце выдал четкую инструкцию — Лудде должен проиграть.
— Я не понимаю… — Лудде вглядывался в ясные строгие глаза вождя, — ведь если я продую, моя судьба перейдет в ладони Йерка. Неужели я тебе настолько надоел?
— Нет, сын, но ты сам-то покумекай: мы к нему с целой кучей просьб. И тут помоги, и здесь подсоби, а начнем все с того, что ты его в песке изваляешь. Норов-то у Йерка в деда пошел. Вспыльчивый и упрямый. Осерчает на «неуважение» и вертанет нас назад, даже не выслушав.
Лудде медленно кивнул: такое вполне могло случиться. Про поганую Йеркову натуру уже давно легенды ходили. Но племя его было велико и богато, не в последнюю очередь благодаря своему хитрому и расчетливому (когда его не накрывало волной неуправляемого гнева) вождю, а маленькому племени луле, по сути, больше не у кого было просить помощи. Лудде догадывался — переговоры будут нелегкими, очень может быть, что по итогам неторопливых бесед луле растворятся в саамах. Или — и это будет еще вполне приемлемым вариантом — часть молодых мужчин и женщин переселятся в дома саамов. А уж на каких условиях — лишь предкам ведомо. Так что злить непредсказуемого Йерка в самом начале не следует. Да и вообще не следует. Слишком уж он своенравен и крут, а уж обидчив — сверх меры.
— Хорошо, пусть так, но, отец, ты ведь сам в прошлую луну говорил, что собираешься передать мне племя…
— Я знаю, Лудде, знаю, — вздохнул старик и положил свою сухую ладонь на плечо сына, — это все блажной Йерк, чтоб его тролли драли! Заупрямился. Сам тебя в супротивники выбрал.
— Да? — растерялся Лудде.
— Ага, — кисло подтвердил вождь, — я его отговаривал, да он ни в какую! Хочу, грит, силушкой помериться!
Лудде раздраженно скривился: что для Йерка всего лишь полудетский каприз, для него самого обернется покореженной судьбой.
— Полагаю, что смогу выкупить тебя через пару сезонов…
Слова вождя прозвучали еле слышно и не слишком уверенно, Лудде снова кивнул, подтверждая, что услышал. Что ему еще оставалось? Только призрачная надежда на то, что Йерк не посчитает его умения необходимыми для племени и с готовностью отпустит к отцу. Разумеется, за некоторую мзду. Если будет куда возвращаться. Лудде задумчиво почесал кудрявый затылок: забавно выходит. Может, и не потеряет он ничего, а просто станет первым из луле, кто к саамам прилепится.
Сомнения перед боем — последняя вещь. Лу тряхнул головой, прогоняя тоскливые мысли, унимая злость и раздражение. Да, он должен проиграть, однако и поддаться противнику надобно красиво. И так, чтобы Йерк об этом не догадался…
Но Йерк догадался. Наверное, все дело было в том, что прямолинейный Лудде не привык врать, как ни бился с ним отец.
Своенравный вождь, заметив обман, потемнел лицом от гнева и велел остановить бой.
— Сегодня отдыхай, — прошипел он, настолько приблизившись к Лудде, что тот успел рассмотреть и маленькую родинку около правого глаза, и тонкий шрам на крыле носа, — а завтра сызнова начнем. Если только замечу, что снова жулишь…
Йерк не договорил, предоставив запыхавшемуся Лудде додумывать самому, и, резко развернувшись, ушел.
***
На следующий день изрядно потрепанный Лудде не поддавался. Ни на крошечку. Йерк уже через пару ударов сердца получил несколько неприятных тычков, но, как показалось Лудде, не расстроился. Сплюнул кровь, растянул губы в совершенно безумной кривой ухмылке, и они продолжили.
Йерк был хорош. Быстрый, гнуткий (3), увертливый. Но Лудде — лучше. Сердце грохнуло раз, другой, наметанный глаз углядел брешь в защите и пудовый кулак Лудде саданул в челюсть противника. Вполсилы. Чуть-чуть.
— Я же сказал: не мухлюй! — зло прохрипел Йерк, оказавшись на песке.
Темные глаза яростно сверкали и не скажешь, что валяется у ног победителя, потирая челюсть.
— Так я чего… — прогудел Лудде, подавая противнику руку, которую тот с великим удивлением осмотрел, но не принял, поднявшись сам. — Это ж… жалко.
— Чего? — в глазах Йерка медленно разгоралось его знаменитое бешенство, краешком сознания Лудде успел отметить, что отец, побледнев, с силой ударился лбом о собственный посох и закрыл глаза, будто не мог заставить себя смотреть на происходящее.
Сам боец был абсолютно спокоен — он знал свое преимущество. Врать у него не выходило, зато правда почти всегда приводила к цели.
— Жалко, говорю, красоту портить. И так теперь еще долго отек не сойдет да синь останется.
Лудде ласково улыбнулся Йерку и грозный, обидчивый вождь вспыхнул сначала от недоумения и растерянности — его, битого-перебитого, и вдруг пожалели! — а потом и от всколыхнувшегося подозрения в том, что над ним издеваются. В самом-то деле! Что он, не видел себя, что ли? Есть у него зерцало, есть! И в нем, в этом отполированном куске металла отражается вовсе не прекрасный юноша, а травленный жизнью, покрытый шрамами, сухой мужчина со злой улыбкой, играющей на тонких неровных губах.
Йерк оскалился, а Лудде меж тем спокойно продолжил, будто не замечая состояния вождя:
— Все же уже ясно? К чему калечить? — Лудде говорил тихо, почти мурлыкал, Йерк пронзал его безумным взглядом, вот-вот подорвется и накинется, но у мужчины такая нежность из сердца хлынула, что он не мог остановиться. — Зачем себя не бережешь? Не понимаю… Молодой, красивый, чего под кулак суешься? Такое большое племя, столько сильных воинов… а ты — один такой. Хранить надо. Беречь.
Лудде улыбнулся, стараясь вложить в простое движение губ все свои чувства, Йерк попятился, зло прищурился и требовательно дернул кистью. К вождю тут же подбежал мальчишка и сунул в его руку миску с ярко-оранжевой водой. Вождь быстро смочил пальцы и брызнул неизвестной гадостью прямо в лицо Лудде. Тот удивленно моргнул, стер с кожи вязкие капли и вопросительно посмотрел на Йерка.
— Так я — красивый? — внезапно вопросил гневливый вождь.
— Да, — не колеблясь, подтвердил Лудде и снова оказался весь в оранжевом.
Вздохнув, воин вытер оранжевые капли с лица и плеч. Чудит чего-то иноплеменный вождь. Ну, да ладно. Вроде, ругаться он почти передумал, и хорошо. Йерк задумчиво осмотрел часто моргающего Лудде — кажется, неизвестный отвар попал в правый глаз, — чему-то улыбнулся и во всеуслышание объявил о том, что победа достается гостям. Потом подошел к вождю луле и очень любезно пригласил в свой дом после вечерней трапезы. Лудде тихо выдохнул — вроде, хорошо вышло. Йерк не бесится, наоборот отчего-то доволен. Отец, правда, глядит грозно — за нелепую выходку Лу ждет занудное нравоучение, но это ничего. Все же обошлось?
***
Обошлось, да не совсем. Зачем-то Йерк настоял, чтобы на встрече глав племен присутствовал и Лудде. Так было не принято — могли позвать стариков, чтобы спросить какого-то совета, но более никого в дом вождя не пускали. Отец заволновался, однако Лудде пока не видел причин для беспокойства.
— Дурень ты! — проворчал вождь, тыкая своими сухим кулачком сына в плечо, — с чего ты ему околесицу понес? Теперь он тебя приметил!
— Он еще раньше меня приметил, иначе не настоял бы на поединке, — спокойно ответил парень, тщательно расчесывая вечно путающиеся кудри.
— Ишь, прихорашивается…
Вождь недовольно зыркнул на непробиваемо-безмятежного сына, из головы старика никак не шел тот факт, что зелье правды не сменило своего цвета, попав на кожу Лу. Если бы в речах воина была хоть толика неправды, оранжевые капли стали бы красными, как кровь. Сам Лудде, конечно, и не понял, зачем Йерк на него брызгается — тайна зелья передавалась преемнику в тот момент, когда вождь уже готовился испустить свой последний вздох. И никак не раньше. А чтобы знания не были утеряны из-за внезапной кончины, при вожде всегда был хранитель — человек, который наизусть затвердил рецепты необходимых главе зелий. Обычай племени гласил, что хранитель ни при каких условиях не может занять место вождя.
Как правило хранителями становились младшие сыновья. Вот и сейчас за сборами Лудде и старого вождя наблюдал из темного угла болезненно-бледный молодой человек. Он всегда следовал за пожилым вождем, помогал варить зелья, тщательно зазубривая наизусть рецепты, и поддерживал эликсирами уже немощное тело. В разговоры не лез и, кажется, почти всегда пребывал в каком-то своем мире.
— Пал(4), ты мне поможешь? — задумавшийся о чем-то хранитель вздрогнул, медленно кивнул и, не произнося ни слова, подошел к Лудде.
Каждый раз глядя на брата, Лудде удивлялся: как у одних и тех же отца и матери могли получиться столь непохожие друг на друга дети? У отца было несколько сыновей и дочь. Все они были высокие и крепкие. Пал же подобен прутику. Но не только худоба и слабосильность отличали его от родни: Пал был тих и задумчив. Он редко участвовал в шумных играх и избегал общества сверстников, предпочитая ему одиночество. Отец старался расшевелить младшего и укрепить его тело, но все его попытки натыкались на молчаливое упрямое сопротивление. Тогда вождь вспомнил о необходимости выбрать среди детей хранителя — Пал подходил для этого идеально. Ему нравилось возиться с травками, перетирать коренья и смешивать зелья, тщательно, по каплям, вымеряя ингредиенты. Склад характера Пала был таков, что его претензий на место вождя можно было не опасаться. С другой стороны, хрупкий юноша оказывался пристроен и защищен: хранители — люди почтенные, ученые, их всяк уважает и вежливо кланяется при встрече. Ведь зелья необходимы многим — вылечить горячку или еще какую хворь, облегчить родовые боли, избавить от некрасивых пятен на руках — к хранителю шли с разными просьбами.
Из Пала вышел хороший хранитель: внимательный, аккуратный, дотошный в мелочах. В его большом, пропахшем травами доме, жили еще несколько мальчишек, которые помогали с простыми зельями. Они вечно бегали туда-сюда с пучками веток, хворостом для очага, ведрами — воды требовалось много, некоторые отвары хранились в больших бочках, столь велика была в них необходимость.
Пока Пал вместе с вождем и несколькими сильными воинами вдалеке от дома, ребятня осталась на хозяйстве.
Лудде зачерпнул из протянутой братом миски густую пахучую жижу и втер в корни волос, приглаживая их так, чтобы они лежали гладко. Потом Пал аккуратно подвел ему глаза и провел пару охряных линий на открытой груди, обозначая принадлежность к роду. Внимательно осмотрев брата, поправил пару складок на одежде, застегнул широкие браслеты на запястьях и повернулся к отцу.
— Лу… — отец подал Палу руки тыльной стороной вверх, и брат начал выводить на них узоры тонкой палочкой, на которую была намотана нить.
— Что?
— Йерк непредсказуем, — Госта пристально смотрел на Лудде, сохраняя неподвижность, чтобы не мешать разрисовывающему его сыну, — я не могу прозреть, что он еще выкинет. Мыслимое ли дело — вождю выходить на песок! Мне не понравилось то, как он на тебя посмотрел.
Лудде хмыкнул — ему-то как раз пришлись по душе искорки заинтересованности, промелькнувшие в глазах Йерка.
— Лу, я тебя прошу, не высовывайся, — попросил вождь. — Сиди молча.
— Конечно, — спокойно кивнул головой парень, про себя подумав, что если он верно понял характер Йерка, ему и не надо будет.
Дом Йерка вопреки обычаям был не самым большим в племени, Лудде с интересом оглядел светлое помещение, чинно уселся на то место, что небрежно указал хозяин дома и приготовился к долгому неподвижному сидению. Было не совсем понятно, в каком качестве он здесь присутствует, потому Лудде постарался быть как можно незаметнее.
Воину показалось, что вольготно развалившийся Йерк внимает речи отца не слишком внимательно. Взгляд иноплеменного вождя все время блуждал, нигде надолго не останавливаясь. И частенько его водянистые, ничего не выражающие глаза возвращались к замершему в не особо удобной позе Лудде. С одной стороны, юноша ожидал и даже желал этих взглядов. С другой — в таких условиях нечего было и думать о том, чтобы усесться как-нибудь иначе или почесать внезапно зазудевший бок.
Время тянулось томительно. Отец по древнему обычаю подводил разговор к главному медленно, неспешно. Йерк рассеянно кивал в такт размеренным речам просителя и, как чудилось Лудде, размышлял о чем-то своем, едва вслушиваясь в слова — о чем хочет просить пришелец, и так ясно. Лудде был уверен, что Йерку известно про бедственное положение, в котором оказалось племя, и потому просьбы отца вряд ли станут для него сюрпризом.
Йерк дождался паузы в словах и растопырил пальцы на руке в знак того, что тоже хочет сказать. Не совсем по правилам. Отец еле заметно нахмурился — он не любил, когда его речи прерывали. Старик весьма гордился своим искусством — не каждый способен говорить до самого захода солнца не повторяясь. Лудде склонялся к мысли, что некоторые соглашения были достигнуты лишь потому, что собеседники не выдерживали красноречия вождя и в конце концов готовы были согласиться практически с чем угодно, лишь бы закончить утомительную встречу, ведь гостя нельзя прерывать.
Отец, конечно, был раздражен самоуправством Йерка, но придержал при себе свои мысли по этому поводу: правила и законы для истинно сильного вождя не писаны, а Йерк был в большом почете у соплеменников.
— Слушай, ты знаешь, зачем ты здесь. Я знаю, зачем ты здесь. К чему столько слов? Думаешь, что коли до рассвета проговоришь, так надежнее надобное заполучишь? Нету у меня желания столько времени чурбаном сидеть. Сразу тебе ответ дам. Просто так, ни за что, отдавать продукты не стану.
Йерк замолчал, выжидательно уставившись на вождя. Госта крякнул от такой прямоты и, приняв навязанные собеседником правила, столь же прямо спросил:
— У нас на мену почти ничего нет. Скольких людей ты хочешь?
— Важно тут не сколько, а кого, — улыбку, появившуюся на губах Йерка, сложно было назвать доброй, но Лудде все равно ею залюбовался.
Вот уже несколько сезонов все мысли юного воина были только о вожде соседнего племени, столь же далеком, как жаркое светило. Злонравный, вспыльчивый Йерк казался Лудде верхом совершенства. Резкий, жесткий и с друзьями и с недругами, легко переходящий от каменного спокойствия к яркой вспышке убийственного гнева, Йерк завораживал уравновешенного Лудде. Он восхищался чужим вождем, дивясь своеобразию и прихотливости его характера. Лудде нравилась жестокость, таящаяся в глубине светлых глаз, но видел он и изнанку: мягкую улыбку и нежный взгляд, обращенные увы, не на Лудде.