- Милый… - взяв мужа за подбородок, тихо позвал Том. Билл, которому казалось, что муж уже целую вечность не называл его так ласково, поднял заплаканные глаза. – А если я помогу тебе состряпать торт, это будет значить, что и я тоже люблю тебя очень сильно?
Билл какое-то мгновение просто смотрел на мужа, а потом, когда смысл слов дошел до него, бросился обнимать Тома, кивая и прижимаясь всем телом.
- Прости меня, прости, я столько наговорил тебе вчера, я хочу быть с тобой, - шептал Сурм.
- И ты меня прости за все глупости, которые я сказал утром.
- Я думал, ты никогда меня не полюбишь! – запричитал было снова Билл, но Том прервал его, уверенно сказав:
- Я люблю тебя, разве ты не знаешь? Я всегда любил тебя.
- Даже когда мы только поженились? – всхлипывая, спросил Сурм.
- С тех пор, как первый раз увидел, я не переставал любить тебя ни на секунду, – произнес он.
- И я люблю тебя. Сильно-сильно, – Билл обхватил мужа руками и сильно прижался, показывая, насколько крепки его чувства.
Том гладил Сурма по спине двумя руками, вдыхал его аромат, смешанный с запахом муки и ванили и чувствовал, как все внутри становится на свои места. Они долго обнимались, и, немного смущенные собственной глупостью и полные облегчения после серьезной ссоры, встали и, переглядываясь, принялись убирать бардак, устроенный Биллом, а затем взбивать яйца и замешивать новое тесто для бисквита.
Вскоре им стало мало смущенных и лукавых переглядок, и они начали как будто невзначай касаться друг друга, а затем и целоваться легкими поцелуями. Поставив коржи в печь и замешивая шоколадно-ореховый крем, они дурачились, кидаясь орешками и пытаясь измазать друг друга в тягучей массе.
Промазывая добытые из печи коржи и пересыпая их орехами, они уже подолгу целовались, порой совершенно забывая о своем занятии, а потом снова возвращаясь к нему.
Том провел ложкой по губам Билла и принялся слизывать с них оставленный крем:
- Ммм… Сладко, – промурлыкал он.
Сурм охотно подставлял испачканные губы, а его руки так и норовили снять что-нибудь с мужа, и вскоре легкая рубашка полетела на пол, открывая взору мышцы рук и плеч. Юноша с удовольствием провел по ним ладонями и, опершись на мужа, подтянулся, чтобы усесться на стол. Обхватив супруга ногами и притянув ближе к себе, позволяя Тому снимать с него фартук, рубашку и прочую не нужную одежду, он принялся тереться и постанывать.
Билл скользил губами по шее и ключицам супруга, а его ладони гладили спину и расстегивали мешающие брюки. Масло для подготовки они использовали кондитерское, приятно пахнущее ванилью и чем-то неуловимо сладким. Том слизывал его с бедер откинувшегося на спину и выгибающегося от удовольствия Сурма. Наконец, им стало мало и этих ласк, и Билл притянул к себе мужа, позволяя до конца проникнуть в пульсирующее, горячее тело.
Они любили друг друга нежно и в то же время страстно, трепетно и бережно, порывисто и ненасытно. Их движения были то плавными, то учащались, становясь резкими, затем опять замедлялись, не позволяя удовольствию вырваться наружу. Их вздохи и вскрики были самыми желанными и усиливали возбуждение. Ни один уже не боялся разочаровать другого, и они щедро отдавали и требовательно брали, стремясь к общему удовольствию.
Оргазм настиг их одновременно, но даже если кто-то на мгновение и опоздал, то это совсем не имело значения. Замученные переживаниями последней ночи, почувствовавшие облегчение и уверенные во взаимности своих чувств, оба опьянели от приятной, легкой усталости, окутавшей их тела. Они с трудом заставили себя оторваться друг от друга и подняться в спальню, где, даже не обтеревшись, плюхнулись в кровать и лениво целовали друг друга, пока не уснули.
В большом доме их ждали к обеду, но Елена велела начинать трапезу без них и запретила посылать слугу на их поиски. Женщина лукаво стрельнула глазами на своего мужа и подняла бровь в знак собственного превосходства, а второй супруг, наблюдавший за этой немой сценой, лишь фыркнул. За столом воцарилась легкая и даже радостная атмосфера: родители шутили, и дети присоединились к ним, быстро подхватив настроение.
Глава 15
Ребенок
Шло время, но впрочем, кто, будучи счастливым, считает его? А хорошо известные нам супруги были счастливы, несмотря ни на что – они так долго были одиноки, что теперь, обретя свою половинку, наслаждались каждой минутой.
Вечером после примирения оба краснели под пристальными, а иногда и насмешливыми взглядами, хотя в них уже не было ни враждебности, ни холодности, которые так расстроили обоих днем ранее. Билл больше не боялся осуждения: его никогда особенно не интересовало чужое мнение, тем более, сейчас, когда сам Том одобрял и любил его.
Билл вскоре понял, что большая семья мужа очень дружна, а ее душой является Елена: она вышла замуж за сановника Софита очень рано, но так и не смогла подарить ему ребенка, из-за чего тот вынужден был жениться второй раз, на Картере. Сурм родил сановнику восьмерых детей, старшими из которых были мальчики - Том и Иммануил, средней – Катерина, забавная и почему-то как две капли воды похожая на Елену, и младшими – Кевин, Джос, София и маленькая Анна. Впрочем, Анне было уже тринадцать, а все по-прежнему нянчились с ней, как в любой большой семье нянчатся с младшими.
Биллу оставалось только удивляться теплоте и неуловимой ауре покоя, царившей в этом доме. Трое супругов редко ссорились, зато часто целовали и обнимали друг друга прямо на глазах у детей. Дети ругались между собой, но очень легко мирились, хотя Биллу поначалу все их споры казались неразрешимыми, а проблемы – непреодолимыми.
Как и предсказывал Том, его мужу пришлось совсем не пришлось долго стараться, чтобы семья приняла его. Стоило только Сурму расслабиться и начать вести себя естественно и непринужденно, смеяться и шутить, обнимать Тома безо всякой причины и дарить ему смущенные, влюбленные взгляды, как вся враждебность и все предубеждения остались в прошлом, а Билл по праву занял свое место в кругу семьи.
В имении не было скучно: каждый день был расписан. Особенно часто, набрав еды и напитков, всем скопом летали на пустынные корты играть в скетч, а возвращаясь назад, искали парящую скалу, чтобы набрать в меха побольше воды и заставить утомленных ящеров тащить ее в оазис.
Ио же отказывался таскать воду, он постоянно оставался недовольным – летать по южным пустыням ночью было опасно, а днем – жарко, его огромные крылья сохли под палящим солнцем, а хозяин, поглощенный своей любовью, недостаточно часто протирал их маслом. И когда во время игры в скетч на одном из плохо промазанных крыльев сгорел маленький участок кожи, горю мантикора не было границ. Он, подвывая и волоча крыло за собой так, будто оно у него вот-вот отвалится, таскался всюду за хозяином и делал вид, что неизлечимо болен и страшно страдает. Биллу даже пришлось пару раз оставаться ночевать в тобло. Но и это не удовлетворило Ио, он ревновал и вредничал, отказываясь есть днем, а потом голодно щелкая у супругов под окнами. Он ел только с разрешения Билла и принесенное только им, поэтому зачастую Сурму приходилось выбираться из теплой кровати и, горестно вздыхая, идти кормить клыкастого обормота. Вот тут уж мантикор наслаждался вовсю: он ел долго, давая хозяину достаточно времени, чтобы почесать его спину между крыльями, а наевшись, разворачивался животом вверх и утробно мурчал, пока Билл расчесывал его шерсть жесткой щеткой. Это было время, которое Ио проводил наедине с хозяином, и Сурму казалось, что он перенесся в детство, наполненное легкостью и мечтами. Рядом с мантикором было тепло и уютно, и, проводя час, а то и больше, рядом со своей кошкой, Билл и сам не знал, кого он балует: себя или его.
Они провели у родителей Тома почти две недели и остались бы дольше, ибо Сурму очень понравилась семья Тома, их совместные игры, прогулки и обеды. Было весело и комфортно, Билл чувствовал себя защищенным и любимым, таким, каким не был никогда раньше. Но все заканчивается, и им пришлось ехать в столицу, так как на балу Незабудок должны были объявить о помолвке Георга.
Каждый раз, когда юноша думал об этом, у него сжималось сердце: он не мог даже представить себе, какого это было бы – делить Тома с кем-то, видеть, как он целует кого-то другого и даже уединяется с ним в спальне. И Билл думал о голубоглазом Сурме, о том, что брак по расчету сделает несчастным и его, и Георга.
Они прибыли во дворец Анклава практически одновременно с четой Листингов. Билл, как и многие из присутствующих, не мог оторвать от супруга Георга глаз. Юноша поразился, насколько красив был Шелдон: высокий и стройный, он сиял подобно драгоценному камню, его наряд темно-синего цвета удачно оттенял золотые волосы, сплетенные спереди и распущенные по спине, и делал ярко-голубые глаза еще более глубокими и загадочными. В Сурме было море грации и пленяющего очарования, и это заставляло вновь и вновь обращать на него взгляд.
- Ты так спокоен, - тихо произнес Билл после коротких приветствий. Их мужья давно не виделись и отошли немного в сторону, чтобы поговорить.
- Я очень волнуюсь, - почти застенчиво улыбнулся Шелдон, - но рад, что этого не видно. Я не очень-то люблю приемы и был бы рад сидеть дома с детьми. Однако, – юноша пожал плечами, - наших мужей нельзя оставлять одних. Кругом слишком много желающих составить их счастье.
- Мне очень жаль, - тихо сказал Билл, заглядывая в красивые сияющие глаза.
- А мне – нет! Они еще даже не обручены! – внезапно выпалил Шелдон.
- Извини, - в замешательстве промямлил черноволосый Сурм, втайне думая, куда бы сбежать. Но ему не потребовалось искать путей к отступлению, ибо Шелдон сам, развернувшись, направился прочь.
Билл, как и все в зале, не понял, что произошло, но раздался страшный визг и вопли. Юноша успел лишь отскочить, когда прямо рядом с ним пронесся вихрь из блестящих юбок, впрочем, их обладательница не успела далеко убежать: Шелдон настиг ее, и от сильного толчка она упала на пол, а Сурм, оседлав ее, принялся методично сдирать украшения и выдирать пряди волос.
Мелиса Хатвей, а это была именно она, истошно кричала, несколько мужчин пытались отодрать от нее Шелдона, но он цеплялся за нее из последних сил, и мужчины, хватая его за руки, невольно помогали ему отдирать оборки от платья и выдергивать украшения из волос. Наконец, Георгу удалось усмирить своего мужа и крепко прижать к себе, удерживая за талию. Мелису пытались поднять, по ее исцарапанному лицу катились слезы, кто-то снял с себя пиджак и накрыл ее голые плечи.
- Только подойди еще раз к моему мужу, я тебя убью! – тихо и угрожающе произнес Шелдон. Уже не вырываясь, он исподлобья смотрел на несостоявшуюся невесту Георга.
Билл совершенно растерялся, произошедшее казалось ему ужасным, и он прижался к Тому, который успокаивающе гладил его по спине. После заминки, вызванной дракой, чету Листингов попросили покинуть зал. Но Георг не мог просто уйти – ему необходимо было переговорить с семьей Хатвей, и он попросил Тома и Билла побыть с Шелдоном в одной из комнат Анклава, закрытых для обычного посещения.
Георг все не возвращался, а Софита вскоре вызвали в главную залу, так как он должен был произнести вступительную речь на открытии сезона, и Билл остался наедине с Шелдоном.
- Зачем ты это сделал? – Биллу до сих пор было не по себе от произошедшего. Шелдон нехорошо улыбнулся, но его лицо, к удивлению черноволосого Сурма, от этого не стало менее красивым.
- Теперь эти с*чки дважды подумают, хотят ли они жить с моим мужем и воспитывать моих детей! – Шелдон посмотрел на испуганное лицо Билла и продолжен уже мягче – Ты не понимаешь, Билл, тебе забили голову всей этой чепухой! Нам даже не дают образование, чтобы мы не возникали! – он взмахнул руками. – Мы такие же люди, как все они, неужели мы недостойны хорошего отношения? Зачем моему мужу жена? Я могу дать ему все, чего он хочет: любовь, жаркие ночи, детей! А меня пытаются задвинуть на задний план, как будто я досадное недоразумение. Но я никому не позволю воображать себя матерью моих детей и женой моего мужа. Он уже женат! И этого должно быть достаточно! – светлая кожа Шелдона вспыхнула ярким румянцем.
Билл был просто очарован и восхищен им, он смотрел на него, не в силах оторваться. Сурм слушал речи, которые любой Вормар назвал бы ересью и попыткой учинить бунт, и не мог не согласиться со сказанным. В глубине души он чувствовал то же самое: желание оставаться единственным для Тома, ведь он может дать ему все. Его муж явно предпочитает спать с мальчиками, а в остальном… Что он не может такого, что могут девушки?
Помолвка Георга не состоялась, Мелиса отказалась от подобного замужества, более того, желающих занять ее незавидное место не наблюдалось. Том лишь вздыхал: подобный скандал в самом начале сезона не предвещал ничего хорошего. Молодой Софит не любил время приемов, балов и прочих сборищ, он не понимал, почему надо тратить на это время, которое он мог бы провести со своим мужем. Тому хотелось все время быть рядом с Биллом, тем более что с каждым днем становилось все очевиднее – тот носит его ребенка.
Мужчина ничего не говорил супругу о его интересном положении, не зная, как он отнесется к этому – Том не желал волновать его слишком рано. Билл же наслаждался светским сезоном вовсю: наряды, украшения, положение в обществе, новые друзья, летные прогулки и игры в скетч.
Он с удовольствием проводил время в общении и развлечениях. Но сначала его все время тошнило, а после он стал постоянно уставать и спать днем, хотя никогда не был соней. Он не говорил ни о чем мужу, чтобы тот не вздумал вызвать лекаря или, еще хуже, не запретил ему посещать приемы.
Билл сдружился с Шелдоном и другими Сурмами, которые считали, что девушки бесполезны, и это они должны довольствоваться ролью третьего супруга или вообще не выходить замуж. Увлеченный их идеями, Билл даже уговорил Тома нанять ему учителей, что было, впрочем, легко – на его стороне была Елена, которая считала, что муж ее сына должен быть образован и всесторонне развит. Юношу увлекли занятия, он ждал учителей с нетерпением, а после с энтузиазмом пересказывал все пройденное Тому.
Сурму понравились также и парковые прогулки с детьми, которые часто устраивались днем: дети знати играли со своими сверстниками, а мамаши болтали, прогуливаясь по дорожкам. Так как в семье Листингов не было жены, роль мамаши исполнял Шелдон и зачастую приглашал с собой Билла. Светловолосый Сурм обожал своих детей – и непоседу Марка, и совсем еще маленького Шона, он мог рассказывать о них не останавливаясь. На одной из таких прогулок Шелдон и открыл Биллу правду относительно его положения.
Но Билл тоже не спешил порадовать этой новостью мужа. Во-первых, он сам не знал, как относится к своей беременности: с одной стороны, Том очень хотел детей, и Сурму было отрадно, что он может исполнить его заветное желание, но с другой – ребенок казался ему чем-то далеким, а сознание того, что он уже живет внутри, почему-то пугало. Во-вторых, Билл вдруг понял, что если то, к чему стремился Том, осуществилось, ему незачем более делить с ним постель, а лишиться близости с мужем Сурм совсем не хотел.
В первый месяц лета началась ужасная жара, собираться в городских домах было невыносимо жарко, и знатные семейства проследовали в свои загородные резиденции, куда приглашалось огромное число гостей и по ночам проводились не менее пышные, чем в столице, приемы.
Семья Каулитцев не была исключением, и в преддверии семнадцатого дня рождения Билла они отправились в свое загородное имение. Организованный праздничный прием грозил затмить собой все балы и увеселения сезона. В ожидании бала в имение, казалось, съехалось полстолицы.
Еще до выезда в загородный дом Том зашел к Биллу в спальню, которую тот использовал для занятий с учителями. Был уже вечер, и Сурм повторял что-то из заданного. Мужчина сел рядом с ним и, обняв, принялся гладить его длинные пальцы.
Юноша тут же прижался к нему, наслаждаясь объятьями.
- Милый, - тихо позвал Том и, когда Билл слегка повернул к нему голову, удобно устроенную на плече, продолжил. – Ты знаешь, что носишь ребенка?