— Кемпейтай! Тревога!
Но на плацу никого не было, и крика его никто, кроме дежурного, не слышал. В ярости Кувахара схватил за шиворот дежурного и изо всех сил толкнул его в коридор жандармерии.
— Поднимай тревогу, мерзавец!
Жандармы прибежали минут через десять. Но было уже поздно. Никто не мог сказать, в каком направлении нужно производить поиски. Обезумевший от страха перед всемогущим Кувахара, начальник жандармерии поручик Гото поспешно разослал несколько групп жандармов по дорогам и на берег. А подполковник Кувахара уже сидел у себя в кабинете и докладывал по телефону командующему, просил разрешения поднять в ружье весь гарнизон.
— Нужно успеть отрезать ему путь в южную часть острова, — захлебываясь словами, говорил Кувахара, необходимо выставить цепь по всему северному склону долины Туманов…
Командующий пришел в неистовство и кричал на Кувахара, как на мальчишку. Но поднимать весь гарнизон из-за одного человека не разрешил. Был поднят только батальон, расположенный на тихоокеанском побережье.
В ДЕБРЯХ МИНАМИ
Грибанов смутно помнил, как все произошло, Окончательное решение бежать сложилось у него еще в кабинете Кувахара, когда тот предложил ему работать в японской разведке и нарисовал перспективу на случай отказа. Когда и как бежать, он еще не представлял себе, но решение это захватило его. И вот под черным дулом пистолета жандармы вяжут его…
Японский прием связывать человека Грибанов знал хорошо и делал все чтобы концы веревок имели хоть небольшой запас слабины. С этой целью он не дал свести близко локти за спиной, заявив, что из-за перенесенного ревматизма суставов локти не загибаются далеко назад. И сколько ни пытались жандармы загнуть их сильнее, они ничего не могли сделать против богатырской силы Грибанова: руки и плечи у него стали словно каменными.
В таком положении его и вывели из штаба. В темноте Грибанов свел локти за спиной и почувствовал, что веревка сползает. Когда вышли на плац, он, как бы споткнувшись, упал. Жандармы бросились поднимать его, так как со связанными руками и ногами он не мог бы встать. Тут он вскочил и наотмашь нанес освободившимися руками два удара по головам жандармов. Один сразу же упал, а другой хоть и зашатался, но устоял. Разведчик выхватил у него винтовку и сильным ударом приклада скосил его. Второй жандарм в это время приподнялся и дважды выстрелил в сторону Грибанова, но, видимо, руки у него тряслись и он промахнулся. Грибанов в упор пристрелил его, потом ножевым штыком перерезал веревки на ногах и шее и кинулся бежать.
Куда бежать, Грибанов не сразу сообразил. Сначала он бросился на пустырь между штабом и жандармерией к подножию вулкана Туманов, но сейчас же вспомнил, что утром видел там обрыв, и, обогнув по пустырю здание жандармерии, бросился по кустам и камням к складам, за которыми начиналась низина, ведущая в долину Туманов. В темноте он бежал с выставленной вперед винтовкой, готовый сразить штыком любого, кто попытается остановить его. Но его никто не останавливал и даже не окликнул ни в пролете, между двумя складами, ни у дороги, на которую он неожиданно выбежал.
Не раздумывая, он помчался по дороге, высматривая на бегу подходящий лесок, куда бы можно было свернуть. Вскоре он очутился в поселке интендантства. Шум грузовой машины, донесшийся справа, заставил его на минуту остановиться. Машина выезжала со двора интендантства на дорогу. Выбравшись на насыпь, машина повернула в сторону долины Туманов. Пока грузовик, громко фырча, набирал скорость, Грибанов нагнал его, увидел, что в кузове никого нет, и ловко вскарабкался в него. Там были ящики, по-видимому со снарядами. Грибанов лег плашмя на ящики и так застыл.
Тут он смог немного отдышаться и осмыслить все, что произошло. Пот градом катил с него, щипал глаза, стекал с губ в рот. Дважды он вытирал лицо рукавом, а пот лил и лил. Грибанов с удовольствием подставил лицо под встречный ветер. Ветер охладил его. По хорошему шоссе машина мчалась на большой скорости, унося его прочь от страшного места.
Напряженно всматриваясь в темноту долины, разведчик старался определить, что за местность окружает его. Он понял, что дорога тянется по северной стороне долины, что внизу бежит какая-то речка и что за ней начинаются горы и леса. Напрягая память, Грибанов старался воспроизвести перед глазами карту острова Минами. Сопоставлял ориентиры. „База, северная оконечность — плато, долина, долина… Да ведь это долина Туманов! А слева — вулкан Туманов. Долина перерезает весь остров. Ее длина — десять-двенадцать километров. К югу от нее основной массив острова, он горист и не приспособлен для жилья. Туда, туда нужно!“
Когда, по его соображению, машина пробежала пять или шесть километров, Грибанов стал готовиться к прыжку. „И сразу вправо, в долину Туманов через речку“.
Вот справа показался пологий уклон, ведущий к речке. Кажется, по нему темнеют заросли. Грибанов закинул ремень винтовки за плечо и стал подаваться к заднему борту грузовика. Со всеми предосторожностями бесшумно свесил ноги, нащупал убегающую землю и — будь что будет! — оторвался. Ударился, упал, покатился, но, кажется, без повреждений. Встал, отряхнулся. Машина была уже далеко. С минуту вслушивался в звуки ночи. Внизу шумела на перекатах речка, на дороге замирал шум грузовика. Больше никаких звуков. И темнота. Ни единого огонька кругом, никаких признаков, что здесь могут быть люди.
Грибанов спустился в кювет и стал протискиваться через заросли бамбука. Он спешил. Кончились заросли, и вот речка — шумливая, со звенящим потоком. Грибанов прилег на галечник и с жадностью напился, потом пригоршнями холодной воды ополоснул голову и шею и смело побрел по воде, мягко ступая по камням ногами, обмотанными парусиной.
За речкой снова заросли. Здесь больше лопухов, колючих кустарников, шиповника. А дальше уже настоящий лес. Грибанов шел напрямик, стараясь придерживаться одного направления — южного. Часто останавливался, вслушивался в звуки ночного леса и снова шел. Шел долго, потерял счет времени, смертельно устал. Взбираясь по какому-то распадку вверх, неожиданно уперся в какое-то сооружение и в испуге остановился, стал слушать. Кругом все так же тихо. Только по верхушкам деревьев нет-нет да пробежит ветерок, да еле слышно где-то перезванивает ручеек. Грибанов стал ощупывать непонятное сооружение. Брезент. Веревка. Под ними что-то твердое. Ящики. Прощупал донизу — настил, под ним — пустота, между толстыми бревнами проросла трава. Осторожно обошел вокруг сооружения и только тогда понял, что наткнулся на резервный неохраняемый склад, о каких он знал по данным разведки. Такие склады были лишь там, где не было гражданского населения. На некоторых островах таких складов были сотни.
Приподняв полог брезента, Грибанов ощупал ящик, потом снял штык с винтовки и просунул лезвие в щель между досками. Штык уперся во что-то металлическое: банки. Отодрал штыком одну из дощечек у торца ящика, засунул туда руку. Банка не пролезала. Пришлось оторвать вторую дощечку. Вытащив банку, покачал — булькает. Проколол штыком, поднес ко рту — мандариновый компот. Грибанов шире располосовал жесть и с жадностью выпил содержимое. Потом стал доставать вкусные мандариновые дольки. Покончив с компотом, Грибанов сунул банку обратно в ящик и долго стоял и слушал. Наверно, скоро уже рассвет. Мысль работала вяло, полусонно. Вспомнил пустоту под досками между бревен. А не устроить ли там временное убежище? Так и решил.
Оставив винтовку, начал одну за другой вынимать банки и рассовывать их по карманам и за пазуху. Потом заделал ящик, опустил полог, натянул его, как было прежде, обошел склад, нащупал лазейку под досками, и, забравшись туда, забаррикадировал лаз корягой. Помятую траву позади себя расчесал, чтобы она снова поднялась. Под досками было хоть и низко, но просторно, и, он, с удовольствием растянувшись, тотчас уснул.
Сколько спал — сутки или несколько часов, — он не знал. Только когда проснулся, то увидел, что его по-прежнему окружает темнота. Открыв глаза, он даже не пошевелился, долго прислушивался. Кругом, как и прежде, было тихо, но спать больше не хотелось. Помня о том, что японцы могли за это время выставить повсюду секреты и что один из них мог быть где-нибудь рядом, Грибанов решил не шевелиться. Он готов был лежать так хоть целую вечность, лишь бы не подвергнуться риску быть обнаруженным. Как ни тяжело было лежать без движений, но разве можно сравнить это с теми пытками, которые обещал ему Кувахара?
И он лежал. Наступило утро. У входа под доски стал пробиваться свет. Грибанов не двигался. Во рту давно пересохло, но Грибанов не прикасался к банкам с компотом. Он слушал, стараясь не пропустить ни единого шороха. Пришла еще одна ночь. Неотразимым был соблазн — открыть банку. Железной волей опытного разведчика он удерживал руки от опасных движений. Лишь с наступлением следующего утра, не услышав ничего подозрительного, Грибанов приподнялся на локоть, проткнул штыком банку и с жадностью выпил компот. Спустя немного он осушил вторую, а потом и третью банку. Лежать стало легче.
Он уже стал дремать, как вдруг услышал треск веток в той стороне, откуда пришел. Потом послышался топот ног. Ему показалось, что идет, по меньшей мере, человек двадцать. Треск и топот приближались. Грибанов замер.
— Вот, господин ефрейтор, еще один склад, — послышался молодой голос, говоривший, по-японски.
— Осмотреть!
Вокруг затопали. Чьи-то ноги в обмотках и ботинках показались против лаза возле коряги, потом на мгновение появилась нагнувшаяся голова. Но японец лишь мельком заглянул под доски через корягу и сейчас же отошел.
— Все в порядке, господин ефрейтор! — доложил тот же молодой голос.
— Хорошо, — сказал другой голос. — Пойдем кверху по этому оврагу, а на обратном пути разделимся и прочешем склоны оврага.
Шаги стали удаляться. У Грибанова было такое чувство, будто он снова побывал в руках японцев, сердце закаменело, в голове стучала одна мысль: не даться живым! Но в глубине сознания уже теплилась надежда, что теперь его уже не найдут. Главное — он убедился, что рядом нет секретов, что солдаты ушли и едва ли снова вернутся к этому складу.
Немного подкрепившись компотом, Грибанов опять лежал неподвижно. Прошло с час времени, и в лесу снова послышались голоса и треск сучьев. Японцы возвращались обратно. К складу они больше не подошли. Шаги и голоса стали удаляться и скоро затерялись в лесу.
Один за другим сменялись планы. Выйти и двинуться по оврагу, в который только что поднимались японцы? А вдруг они оставили там секрет? Нет, нужно прежде осмотреться, вылезти хотя бы на одну минуту. А вдруг подойдет новая группа солдат и он не успеет замаскироваться? По-видимому, на острове ведется сплошное прочесывание леса.
И он лежал еще сутки — ночь и день. Незадолго до наступления темноты вылез. Все тело ныло. Разминая ноги, руки, спину, обошел вокруг склада. Постояв, решил пройтись по оврагу. Но с полпути вернулся, как бы не напороться на секрет! Пошел вниз по оврагу. Шел так, как может ходить только кошка, — ни малейшего шороха! Его окружал густой высокий ельник, перемешанный с березой, высокими тополями и рябиной. Выбрав одну из самых высоких елей, взобрался на макушку.
Так вот где он находится! Долина Туманов была километрах в пяти и гораздо ниже того места, где он находился. Отсюда долина просматривалась и к Охотскому морю, почти до главной базы, откуда он бежал, и к Тихому океану, бескрайный простор которого синел за лесами. Хорошо видны были речка и дорога на той стороне долины. К югу ничего не видно, кроме вершины какого-то вулкана, — видна была лишь темно-сиреневая макушка. Видимо, он был действующим: над ним курился легкий дымок.
Грибанов долго не слезал с ели, обдумывая, куда теперь идти. Ясно, что подальше в горы, но куда именно? А не пойти ли на вулкан? Поскольку он действующий, наверняка там нет жилья. Это выгодно и в том отношении, что с высоты вулкана можно будет хорошо просматривать окружающую местность. Но когда идти? Ночью трудно, можно заблудиться, потерять ориентир и наскочить на секрет. Днем? Да, он пойдет завтра днем.
На рассвете он собрался в путь. Всюду, куда только можно было положить, насовал банки с мандариновым компотом. Шел с особенными предосторожностями, винтовка на изготовку. Оставшиеся в магазине четыре патрона он готов был расходовать самым рациональным образом. Последний патрон для себя.
По правому гребню оврага он вышел на небольшое плато. Теперь ему хорошо было видно все к северу и югу, вплоть до того вулкана, макушку которого он заметил с ели. Между плато и вулканом лежала лесистая впадина, а за ней, километрах в трех, начинался большой распадок, врезавшийся непосредственно в северный склон вулкана. Никаких признаков жилья, дорог, троп не было видно на всем этом пространстве. Грибанов решил выйти к вулкану через тот распадок.
Спуски сменялись подъемами, за перевалами следовали овраги, лес и кустарники сменялись каменными осыпями или густыми зарослями курильского бамбука, похожего на камыш. Грибанов не спешил. Прежде чем идти по открытому месту, он долго и внимательно осматривал его, выбирая укрытые участки. К середине дня он подошел к ключу и с изумлением обнаружил, что вода в нем теплая и пахнет сероводородом. Посидев возле воды на камнях и перемотав онучи, двинулся вверх по ключу, уверенный, что исток его находится у подножия вулкана. На пути ему стали встречаться каменные глыбы, под каждой из которых можно было бы сделать отличное убежище. Подумав, он остановился возле одной из них, С одной стороны, с юга, под глыбой была плоская, но довольно глубокая пустота, видимо ее вымыло сильным дождевым потоком. Если нагрести снаружи и изнутри вал из щебня и гальки, то вход будет закупорен и может получиться так, что никому в голову не придет, что под этой глыбой есть пустота.
Грибанов решил не идти дальше, а оборудовать себе жилье именно здесь. До склада не больше двух часов ходьбы, время от времени его можно навещать. А там, может быть, удастся обнаружить склады и с другими продуктами.
Отдохнув, он сложил консервы в убежище и принялся сгребать гальку к входу. Скоро почти весь вход был завален, оставалась лишь небольшая лазейка. Сверху он накидал крупных камней, чтобы придать естественный вид насыпи. Потом залез туда, заделал вход изнутри и впервые по-настоящему почувствовал себя в безопасности. Он решил пока вдоволь отоспаться.
Читатель, вероятно, уже догадывается, что Грибанов в своем стремлении найти убежище на склонах действующего вулкана оказался в том же распадке, в который это же стремление привело Тиба и его товарищей. Это не случайность. Как Тиба со своей группой, так и Грибанов исходили из простого: возле действующего вулкана никакого жилья не может быть. Вместе с тем он господствует над обширным горным районом, на его склонах ничего не растет, следовательно, если там появятся японские солдаты, их можно увидеть еще на далеком расстоянии и своевременно скрыться.
За пять суток, истекших с момента побега Грибанова. Тиба и его товарищи многое претерпели. Случилось так, что в ночь побега Грибанова Ли Фан-гу находился в поселке, расклеивал листовки, а Тиба и Кэ Сун-ю дежурили на проводе в Генеральском распадке. Они так уже обвыклись здесь, так применились к режиму жизни штаб-квартиры и порядку охраны, что приходили туда почти засветло и действовали смело и наверняка. Тиба с напряжением вслушивался в разговоры: он следил за судьбой пятерых русских и особенно беспокоился за безвестного Чеботина, в котором, как сообщал вечером Кувахара командующему, опознан крупный советский разведчик майор Грибанов. И вот еще один звонок Кувахара: сбежал майор Грибанов! Начинаются поиски, приказано сделать оцепление, чтобы отрезать путь беглецу в горы, на юг.
Тиба немедленно сделал три сильных рывка за шнур — сигнал для Кэ Сун-ю, означающий самую большую опасность. Через минуту юноша уже был рядом со скаткой шнура. Они не стали обходить распадок с севера, а бросились правее, прямо вниз, к дороге. Скоро достигли ее, перескочили и почти кубарем скатились по крутому спуску и кинулись в реку. Глубина была по грудь. Тиба бросил телефонный аппарат вместе со шнуром. На том берегу остановились, прислушались. По дороге, со стороны базы, пробежал грузовик (который увозил Грибанова). Он еще не скрылся за поворотом, а друзья уже бежали по зарослям кустарника к лесу, на юг.