Annotation
Медленно дописывается
Глава 1. Убийца
Глава 2. Мария
Глава 3. Приезжий
Глава 4. Встреча
Глава 5. Серые
Глава 6. Сны
Глава 7. Комарики
Глава 8. Цыгане
Глава 9. Демократия
Глава 10. Серые.
Миргород (главы 1-10)
-- Пролог
Карла судили демократично и гласно, на центральной площади города, при скоплении народа. Хоть и ночью - так уж вышло. Но все равно, кто хотел, тот все-таки мог, имел такое право и возможность прийти и лично посмотреть, как делаются дела в новом обществе.
Суд был чрезвычайный и военный, из трех офицеров, старший из которых был целым полковником. Вокруг площади стояли автоматчики, красиво расставив крепкие ноги в туго зашнурованных начищенных до блеска ботинках, и сжимая в руках короткие черные автоматы, направленные на толпу "во избежание эксцессов". Когда армия еще только разгружалась из подъехавшего внезапно к старому вокзалу длинного эшелона, а потом разгоняла на этом вокзале рынок и занимала посты на перекрестках, так и объяснили всем сразу, что все это исключительно временно и только "во избежание эксцессов".
Эксцессы какие-то все же были, потому что была слышна плотная стрельба в некоторых кварталах, и даже рявкали танковые пушки, и шел откуда-то едкий черный дым. Но почти все горожане исполнительно сидели дома, потому что было так объявлено для их собственной безопасности из широких рупоров громкоговорителей с крыш разъезжавших по городу специальных агитационных бронеавтомобилей.
Военный суд не занимался следствием, следствие уже было проведено опытными дознавателями. Суд рассматривал дело в совокупности, листая бумаги и читая написанные разными почерками слова и предложения. Потом суд коротко совещался, даже не уходя с площади, и тут же выносился приговор. Смертных приговоров, чего так опасалось, но одновременно и ждало население, не было ни одного, потому что, как объяснили военные, во всем почти мире давно уже отменили смертную казнь. Антигуманно это и не демократично - живого человека казнить.
Каждому выведенному из подвалов мэрии зачитывали его собственные признания и все то, что накопали дознаватели, опрашивавшие свидетелей произошедшего, потом спрашивали - согласны ли и есть ли что добавить или возразить. Потом судьи склоняли головы друг к другу, совещались совсем недолго, и молодой лейтенант с громким басистым голосом тут же объявлял приговор.
Кому-то дали всего год исправительных работ в пользу города и государства. "Серым" давали обычно не менее пяти и еще поражение в правах гражданина на пять лет вперед, и они тут же дисциплинированно отходили в сторону, под охрану новой милиции, набранной из добровольцев.
Были и те, кого торжественно и радостно освобождали из-под стражи за отсутствием вины. Они тут же шли к улыбкам и распахнутым в объятиях рукам, входили в толпу, сливались с ней и сами становились толпой, одинаково дышащей и смотрящей.
Карла вывели самым последним, и площадь сразу зашевелилась, зашумела. Качнулась толпа.
- Тихо! Сайленс! Силенсио! - неожиданно зычно крикнул высокий и худой лейтенант, а автоматчики подтянулись, и некоторые даже клацнули для вида затворами, чтобы показать готовность не допустить никаких нежелательных эксцессов.
На Карле была та самая белая рубашка, в которой он когда-то появился в городе. Та, по которой его сразу опознавали поначалу, как не здешнего, не своего, чужого. У нее были длинные углы воротника, опускающиеся на грудь, высокие манжеты на шести пуговицах каждый. Пока Карл был в тюрьме, немного отросли волосы на голове и на лице. Уже не щетина, а небольшие мягкие усы и бородка, не скрывающие его улыбки.
- Ишь, улыбается еще, - переговаривались негромко на площади. - Натворил нам тут гадостей разных, вон, даже армии пришлось вмешаться, а сам еще и смеется. Эх, не те времена сегодня, а то загнали бы его в развалины, да устроили охоту, как на совсем дикого, правил и порядка не понимающего... Нет, военные, конечно, тоже не мед, но расстрелов-то все же не будет. Говорят, теперь это не положено. Не то, мол, время. А жаль. Без расстрелов некоторые просто ведь ничего не понимают. А он же нам столько всего испортил!
- Да, и детей, детей наших...
- Погодите, - вмешивался кто-то. - Разве и детей - тоже он? Вроде, это был другой случай?
- Да какая разница! Все они - преступники!
- Подсудимый, - между тем обращался к Карлу суд военного трибунала. - Признаете ли вы свою вину?
- Не признаю, ибо не виновен ни в чем.
Толпа зашумела опять и подвинулась вперед, распухая, как тесто в опаре. По четкой команде из ворот старой казармы выбежал еще взвод автоматчиков и отделил второй линией центр площади от толпящегося народа.
- Запишите в протокол: вину свою не признает. Так... Суд рассматривает обстоятельства дела.
Судьи листали бумаги в тонкой картонной папке, поднимали изредка глаза на Карла, стоящего перед их столом, о чем-то тихо переговаривались. Наконец, кивнули согласно друг другу, и лейтенант встал, держа в руках листок с решением суда, уже подписанным всей тройкой.
- Карл, он же Иеронимус, он же Иеро Путник, он же Фридрих, он же, называвший себя в насмешку над жителями города бароном фон Мюнхгаузеном, не назвавший на следствии своего подлинного имени и не предъявивший подлинных документов, подтверждающих социальное положение и названную фамилию, обвиняется в смятении умов, незаконной деятельности и совращении молодежи, повлекшем массовые нежелательные эксцессы и необходимость применения армейской силы для поддержания установленного ранее порядка. Вины своей в ходе следствия и на суде не признал. Приговаривается...
Площадь затихла.
- ...Приговаривается к изгнанию на вечные времена с запрещением когда либо находиться в городе. Изгнание будет произведено немедленно по западному тракту через область вечного тумана.
- Убийцы! - крикнул кто-то в дальнем углу площади и тут же захлебнулся своим криком, замолчал, как будто заткнули рот.
А площадь аплодировала решению суда военного трибунала. Площадь - аплодировала, хлопая в такт мерному движению конвоя: раз-два, раз-два, раз-два!
Целый взвод, как настоящий почетный караул, вел Карла от площади, шагая в ногу. И даже один бронеавтомобиль катился впереди, освещая путь фарами и ворочая для порядка башенкой со спаренными пулеметами. Полчаса всего идти бодрым шагом, если от центра в ту сторону, где туман. Вот уже и развалины начались, и пустыри между бывшими домами, заросшие по краям крапивой. Самая окраина города. А в ста метрах за ней сплошная белая стена вечного тумана.
Как его еще назвать, если после самой последней войны (да крайней же, крайней, говорили некоторые умники) встал этот туман вокруг города, и никто с тех пор не вернулся из него. Были одно время смельчаки, и были еще просто дураки, пытавшиеся на полном ходу, разогнавшись, проехать насквозь по дороге. Никто не вернулся.
Теперь по этой дороге шел Карл, отмахивая одной рукой в такт шагам и хлопанью ладоней какой-то части толпы, что последовала за конвоем. Раз-два, раз-два.
Пятьдесят метров.
Раз-два, раз-два.
Двадцать метров.
Караул остановился, четко в ногу выполнив команду. Прекратилось и хлопанье ладоней горожан. Карл в полной тишине сделал еще с десяток шагов и остановился, будто в задумчивости.
- Карл! Они хотят тебя убить!
- Я знаю, - повернулся он вполоборота к тем, кто остался сзади. - Но это ничего. Это совсем не страшно.
- Но как же теперь мы?
- А теперь так, без меня. Сами. Ну, вот и все, дорогие мои, - он повернулся и подошел к стене тумана вплотную.
- Вы вернетесь? - крикнул кто-то еще.
- Нет. Я никогда и никуда не возвращаюсь. Но мы все равно встретимся, мы обязательно встретимся!
И он шагнул вперед.
Сначала светлый силуэт просвечивал сквозь мутную пелену тумана, потом он вдруг пропал. Караул разом лихо повернулся кругом, прищелкнув каблуками, и в ногу, скорым маршевым шагом направился в город. За ними ехал бронеавтомобиль. Толпа быстро рассосалась, частично уйдя за армейскими, частично свернув на соседние улицы, по домам, по квартирам, по своим теплым спальням, потому что было уже совсем поздно, и добрым гражданам, соблюдающим правила и установленный порядок, надо было ложиться спать.
- Мы теперь тоже пойдем, да?
- Нет, давай еще подождем немного.
- Чего ждать? Ведь никто и никогда не возвращался оттуда, из тумана.
- Он же - фон, тот самый! Как в настоящей сказке, понимаешь? Он же даже на Луну из пушки... Мы же с тобой вместе читали!
- Это все выдумки, сама знаешь - сказки, фантазии. И потом, он только что сказал, что уже не вернется.
- И все равно, давай, еще немного подождем.
За спиной над темной громадой города постепенно светлело небо. Ветерок тронул самый край белой туманной стены. Туман заколебался, заходил, зашевелился, как гуляют волны в море. Встречая первые лучи, начали пересвистываться какие-то невидимые человеку птахи в высокой траве.
А потом вдруг резко, как бывает только на юге, выпрыгнуло в небо солнце, озарив все вокруг не нежно-розовым, утренним, а сияющим, желтым и потом сразу почти белым светом. Задуло с востока, ровно, как из какого-то специального ветродуйного аппарата, поддалась вдруг стена тумана. Там поддалась, где дорога, по которой ушел Карл. Поддалась вдоль дороги, прогнулась, и вдруг как будто лопнула. Туман полетел клочками к небу, опустился слоями к земле. Посветлело в степи, и сразу стало все вокруг прозрачно и ясно. И нет больше никакой белой стены до самого неба. Видна степь от края до края, покрытая зеленой травой, а на выжженных солнцем пятачках и на обочине дороги - пахучей серой полынью.
- Ты видишь? Гляди же, гляди, какой простор!
Степь поднималась вокруг города, как море, огромной волной, нависая горизонтом. Дорога уходила вдаль, как будто поднимаясь вверх. Не было в степи и на дороге никого. Никто не шел и не ехал в город. А вот из города...
Из города выбиралась вереница странных древних повозок. Из-под полотняных серых крыш смотрели смуглые лица. Суровые черноволосые мужчины в просторных рубахах сидели на высоких козлах, правя вперед. Туда, по длинной широкой степной дороге, по которой давно никто не ездил.
- Смотри, смотри, а это кто еще?
- Цыгане, похоже.
- Какие еще такие цыгане, ты что, шутишь, что ли?
- Самые обычные. А какие они должны быть, по-твоему?
- Ну, нам же рассказывали в школе... Всякое там. И вообще их ведь уже просто не бывает. Цыгане - это просто такая страшная сказка для маленьких.
- Не все, что говорят в школе, нужно брать на веру. Это я так говорю не совсем педагогично, но ты уже давно взрослая - можно.
Караван уходил к горизонту, как к небу.
И была сама дорога. И была даль.
- Пошли. Нам надо еще успеть вернуться домой, чтобы собрать вещи и продукты. Надо успеть попрощаться с друзьями.
- Наверное, теперь и поезда будут ходить по расписанию?
- Конечно. Теперь-то уж точно все наладится. Все будет, как положено. Но Карл ушел туда. Значит, и нам с тобой в ту сторону.
--
Глава 1. Убийца
Начинающийся дождь, мелкая туманная морось, заставили высокого и худого мужчину в длинном темном плаще шагнуть под прозрачный козырек автобусной остановки. Тут же он сморщился, и снова вернулся под сыплющуюся сверху сырость. Теперь ему стало понятно, почему народ плотно стоял под утренними серыми тучами, не пытаясь скрыться от осадков под крышу. Там на скамейке сидели, прижавшись друг к другу, две страшные в своем повседневном идиотизме и жизненной ненужности женщины неопределенного возраста, придерживающие руками огромные белые когда-то пакеты со своим повседневным барахлом. Грязная засаленная теплая не по сезону одежда, разношенная мягкая обувь на толстых распухших ногах. На остановке густо несло падалью. Как будто у каждой в пакете лежало по большой давно сдохшей крысе. Нет, скорее, по целой дохлой собаке - запах отчетливо слышался даже возле самой дороги, а сумки были очень большие.
Он механически, не думая ни о чем, привычно достал из одного кармана пистолет, из другого - длинный и тяжелый цилиндр глушителя. Левой рукой так же привычно, не глядя, навинтил его на ствол, повернулся и снова шагнул под крышу остановки. Два тихих хлопка - никто из толпы даже не повернулся на звук. Брезгливо, ногой, поправил заваливающиеся вперед тела, откинув их к стенке. Подобрал, оглядевшись по сторонам, две гильзы, отлетевшие к урне.
Снова вышел на воздух, все так же брезгливо морщась, как бывает, когда вляпаешься по невозможности обойти в какую-то грязь. Уж сколько лет чистимся, а все то же самое!
Народ в толпе потеснился молча и спокойно.
Убийца рассовал по карманам пистолет и глушитель, спрятал в нагрудный карман еще теплые остро пахнущие сгоревшим порохом гильзы, дождался автобуса и спокойно встал в привычном месте - у поручней посередине салона. Только пару раз на него заинтересованно глянул кто-то из молодых и симпатичных девчонок, едущих, наверное, учиться, но, не почувствовав "отдачи", снова отвернулись к окну.
Рабочая неделя начиналась стандартно неприятно. Выходные, даже если их просто просидеть дома - все равно лучше. А понедельник, как известно - день тяжелый.
Что там, кстати, за дела расписаны на эту неделю? Откинув твердую крышку-обложку блокнота, убийца углубился в изучение недельного плана.
***
- Ну, хорошо... А что ты можешь мне сказать, ну, предположим, вон о том гражданине?
Стол стоял с самого края летней террасы. Он упирался торцом в невысокой зеленый заборчик, условно отделяющий уличное кафе от самой улицы, по которой только изредка почти бесшумно проскакивали блестящие автомобили. Красивые авто развозили своих пассажиров по офисным центрам, расположенным чуть в стороне от основных магистралей.
В солнечный весенний рабочий день, когда ветер с реки разогнал серую утреннюю хмарь, неторопливо выпить по кружке пива могли себе позволить далеко не все, поэтому кафе еще пустовало. Основная работа тут начнется вечером, когда офисный люд пойдет с работы. А пока легкие пластиковые стулья не были расставлены, а лежали пачкой, вложенные друг в друга. Скатерти еще не были расстелены, маленькие вазочки с какими-то сухими прутиками стояли рядами на черном подносе на угловом столике, и молодая официантка только-только принялась разносить их по местам, наводя необходимую красоту.
Два ранних посетителя выглядели так, как положено выглядеть имеющим право на пиво в разгар рабочего дня. Хозяйские повадки, уверенные жесты. Одинаковые темно-серые костюмы с подбитыми ватой широкими плечами пиджаков, застегнутых на две пуговицы. Широкие брюки, из-под которых были видны блестящие начищенные стандартные черные ботинки. Такие же темно-серые, в тон костюмам и галстукам, шляпы с широкими полями в четыре пальца лежали на краю стола.
- Он сутулится - это явный признак типичного офисного работника, привыкшего сидеть целыми днями за столом, - говорящий со смаком откусил от черной горбушки, натертой чесноком и густо посоленной. - Плюс к этому - высокий рост. Есть те, кто идет с прямой спиной и грудь - вперед. А есть такие вот. Будто роста своего стесняется. Выделяться не хочет.