И, конечно же, Лидия Семеновна Баланеско, которая была с нами рядом до конца своих дней. Она приехала из Москвы в нашу сибирскую деревню чуть позже нас, в 1933 году. У нее в лагере был муж. Мама была единственной москвичкой на станции Яя, они, естественно, сразу же познакомились. Лидия Семеновна пережила страшную трагедию. Была замужем за румыном Баланеско (у него в фамилии было «у»), были сын и дочка. Случился ужас, по разным причинам все (!) умерли в течение одного года. Она начала сходить с ума. И тогда смолоду влюбленный в нее двоюродный брат повез ее в путешествие на Алтай. Поженились, его арестовали, сослали в Сибирь…
Лидия Семеновна привязалась к маме и ко мне на всю жизнь. Жила рядом, не работала, а занималась мною. Рассказывала, когда гуляли в тайге, содержание всех опер и пела арии из них… Когда мужей перестали выпускать в деревню, а потом и перевели в другие лагеря, Лидия Семеновна, как и мы, вернулась в Москву. Жила, по счастью, недалеко от нас и бывала у нас постоянно. Ее мужа перевели в лагерь города Углич, где он и погиб. В Москве ею занималась мама, а после маминого ухода из жизни я. Возила продукты, а позже, когда она стала совсем старенькой, готовую еду. А жившие рядом с ней родственники не помогали совсем. Взять ее к себе мы с Зямой не могли, в тот момент было некуда. Устроили в лучший в то время дом для престарелых. Опять же счастье! По закону мы, не родственники, не имели права оплачивать пребывание престарелого человека. «Почему?» – «Можете в любой момент отказаться!» Но дивная работница этого дома поняла, что мы не откажемся…
Лидии Семеновне уже было девяносто три года, и она пробыла в этом «лучшем» кошмаре совсем недолго. Когда ее не стало, хоронить ее выпало нашему зятю Валере Фокину, потому что мы были на гастролях в Японии… По приезде должны были осуществить и осуществили завещанное: развеять прах. Оказалось – очень трудно! Не завещайте такого никогда…
Шуня
Регулярно помогал Шуне деньгами на посылки ссыльному папе и на поездки на свидания с ним. В конце войны взял ее на работу – при отсутствии каких бы то ни было «аттестатов», дипломов – в качестве товароведа в свой Спортпромснаб. Видел ее абсолютную порядочность, безукоризненную грамотность и умение быстро понимать суть дела. Она работала очень увлеченно и результативно. Даже не раз получала грамоты за успешную деятельность. Конечно, этому способствовало то, что сама была спортсменкой. Понимала смысл соревнований во всех видах спорта, поэтому и работала с душой. Именно Костя Масс и был тем начальником, который рассказал маме о приходе кагэбэшников, когда я собралась выходить замуж за сына их коллеги… Об этом я еще расскажу.
Глава 6
Немцы под Москвой
Сегодня 16 октября 2015 года… – Москва в 1941-м. – Поход в булочную. – Подполье. – Восьмой класс. – Ира Горелик. – Букинистический на Лубянке.
Воспоминания, конечно, это особая часть нашей жизни. Иногда очень приятные, о каких-то радостных моментах, иногда – иначе. Я уже скоро двадцать лет живу одна. И, естественно, область воспоминаний увеличивается.
Вот и сегодня не могу целый день выкинуть из головы 16 октября 1941 года… Всего пятый месяц с начала войны. Вернулись из Завидова в Москву, папа обустраивается в Мичуринске, мама работает в канцелярии какого-то геологоразведочного управления.
Школы не работают. Поэтому я, самая свободная, топлю печку, стою в очередях за отовариванием карточек, даже что-то самое простое (каши) варю. Это потому, что с начала войны наша Нюша, как я уже говорила, должна была вернуться в деревню.
Так вот. 16 октября утром звонит мама (телефон еще работает, снимут позже у всех, кроме высокого начальства). И говорит, что скоро придет домой и чтобы я далеко не уходила. Потом она объяснит: ее управление уезжает в эвакуацию, мы с ними не поедем, потому что денег нет, не говоря о каких-либо драгоценностях (все немногое, что было от шустовского дома, ушло на поездки к папе в лагерь, обучение меня немецкому языку и просто на элементарно сносную жизнь). Папа в Мичуринске, можно хоть съездить. А здесь у нас крыша над головой. Как всегда – права и мудра!
У меня сегодня одна забота – купить хлеб. Выхожу, на улице дивная погода, тепло, даже солнечно, как и сегодня, через 74 года. Поэтому решаю пойти во «вкусную» булочную. Это рядом со станцией метро «Кировская», там своя пекарня, и поэтому очередь идет быстро – хлеб подают постоянно, не надо ждать привоза. Но при выходе со двора я застываю… В нашем переулке не очень давно построен высокий дом, и в нем располагается ЦСУ (Центральное статистическое управление). И над ним, и по всей округе, сколько хватает глаз, в ясном небе, как огромные черные вороны, летает жженая черная бумага. Все-таки иду – хлеб-то нужен.
По дороге вижу очень много людей, везущих коляски, самодельные тачки, с рюкзаками с вещами, двигающихся к площади трех вокзалов. Над всем этим такая же черная жуть.
Отоварив хлеб, решаю вернуться домой не по бульвару, а через Кировскую улицу (теперь и раньше Мясницкую), чтобы зайти в магазин – «обожаемое Чаеуправление». Этот дом, стоящий напротив Главного почтамта, построен был еще до революций купцом Перловым в «китайском стиле». Его так и называли Перловский, как гастроном номер один – Елисеевский. В нем всегда очень вкусно пахло, потому что там продавали восточные сладости, чаи и кофе в зернах, который для желающих там и мололи в огромной машине. Поэтому даже если и ничего не покупать, то просто подышать этими запахами!
Но… вхожу, народу мало, продают песочный пирог с вареньем. Чтобы купить хоть двести граммов, надо отдать карточку на сто (!) граммов сахара. И вдруг говорят, что продают без карточек! На все имеющиеся у меня деньги покупаю этот пирог. И продолжаю, естественно, его жуя, в дивном настроении идти по Кировской. Тогда на углу Кировской и Комсомольского переулка был «Детский мир». Зашла и увидела: за одним из прилавков стоял продавец, немолодой мужчина, и торговал валенками. Отрывал «промтоварные единички» (карточки) и получал деньги. Меня это, несмотря на немыслимую дефицитность товара, не взволновало, потому что у нас с мамой были дивные, деревенские, ручной валки валенки, присланные няней Дуней и Нюшей. И вдруг продавец начал выкидывать валенки из-под прилавка прямо стоящим в очереди людям. Крикнул: «Чего там, берите так!..» Конечно, началась свалка, а я выскочила в ужасе из магазина…