Себастьяна Синдарилла.
========== Поцелуй Смерти ==========
Проснулся Себастьян в постели один. Лойт справедливо посчитал, что капитан не особо обрадуется, увидев его наутро в своей кровати. Да и как объяснять свое нахождение в комнате капитана Восточной базы с утра пораньше, он не знал. И не собирался. И вообще не хотел подставлять Себастьяна.
Синдарилл приподнял веки и тут же зажмурился. Свет резал глаза. Распахнутые настежь окна, которые он вчера открыл, так и остались нараспашку… О демоны! Его крики вчера наверняка слышал весь форпост. Он сдавленно застонал, с трудом переворачиваясь на живот, и, подмяв под себя подушку, уткнулся в нее носом. Сейчас он, как никогда, хотел вернуться обратно в Анкалимэ. В столицу Дайлата, туда, где такая ночь не считается чем-то зазорным, туда, где поутру на него не будут смотреть так ехидно… Потому что ночи, полные страсти и похоти, там являются обычным явлением. Он приехал сюда в надежде, что сможет как-то изменить свою жизнь, что хоть здесь в нем будут видеть не внешность, но его заслуги, человека, мужчину! Но даже здесь в нем видели лишь холодную гордую статую. А теперь… После этой ночи вся его репутация полетит к демонам.
Из-за проклятой бутылки таймина… Он снова глухо застонал в подушку. Подниматься не хотелось. Что-либо делать тоже не хотелось. И уж тем более он не желал узнать, сколько сейчас времени. Одно он знал, что опоздал даже на обед, потому что уснул на рассвете, вымотанный до предела. Таймин не дал ему пребывать в забытьи слишком долго. Уже через десять минут после потери сознания его буквально вырвал из благословенной темноты адский огонь, заставляя вновь и вновь окунаться в ласки Лойта, извиваться в его объятиях, рычать, кусать мощную шею, зарываться пальцами в огненные пряди, насаживаться на него раз за разом…
Воспоминания хлынули бурным потоком, Синдарилл стиснул зубы, морщась от каждой картинки, всплывавшей в его голове. Все же одно преимущество открытого окна было. Весь запах секса успел выветриться за полдня. Он зажмурился, сильнее стискивая подушку, потом приподнялся и со всей силы саданул по ней кулаком, злобно глядя на нее. Син был вымотан до предела. Каждая клеточка его тела вопила от боли, а между ногами саднило. Он даже не хотел смотреть в зеркало, чтобы видеть отпечатки чужой любви на белоснежном полотне своей кожи.
С трудом сев на постели, Син охнул от боли и со злобой посмотрел на бутылку таймина, все еще стоявшую на столе. Делек за это поплатится. Жестоко поплатится.
— Ты неважно выглядишь.
Синдарилл резко обернулся, тут же поморщившись от боли, и уставился на Смерть, рассевшуюся в его кресле, словно король на своем троне.
— Я не только так выгляжу, — процедил он. — Я себя и чувствую даже не на троечку.
— А по какой шкале ты меряешь свое состояние? — с искренним любопытством спросил Айлин.
— По стобальной! — рявкнул Себастьян, шаря по постели в поисках простыни.
— На полу.
— Спасибо, — язвительно поблагодарил он, с трудом перегибаясь через край кровати, и поднял с пола ткань.
Накинув простынь на голое тело, Себастьян поднялся с постели и с неудовольствием окинул ее брезгливым взглядом. Теперь эти простыни и одеяла только сжигать. Пятна его собственного семени засохли, въевшись в ткань. И не его тоже. Он замер на секунду. Да, вчера ему пришлось нелегко. Интересно, а Лойту как? Себастьян сумел получить удовольствие лишь на треть от всего происходящего. На исходе ночи кончать было уже практически больно. А Лойт делал все за двоих… Правда, он был при этом сверху. Как там его самочувствие? Впрочем, такой бычара может пятерых всю ночь подряд по постели валять и не выдохнется.
Синдарилл устало запустил пальцы в волосы.
— Впрочем, я ошибся, ты выглядишь сногсшибательно, — услышал Син, когда дошел до дверей ванной.
Он медленно обернулся, вскидывая бровь.
— Позволь узнать, с чего ты сделал такие выводы? — язвительно спросил Себастьян.
Айлин беззаботно улыбнулся. Он сидел в его кресле, вытянув и скрестив ноги перед собой, положив руки на подлокотники и сцепив кончики пальцев перед своим подбородком. Залетающий в окно свежий морской бриз ласкал его золотистые кудри. А солнце отражалось от его зрачков, но Айлин даже не щурился. Он тенью застыл в своем кресле, улыбаясь холодной, но такой прекрасной улыбкой.
— Ты выглядишь по-человечески, — звонко рассмеялся он. — Усталый… Взъерошенный… Вымотанный до предела… Но красивый. И не такой холодный и недосягаемый, как обычно. Знаешь, эти симпатичные темные и красные пятна на твоей шее необычайно идут тебе…
Себастьян едва слышно зарычал.
— Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной?
— Но я говорю абсолютно серьезно… — мягко возразил Айлин. — Может быть, ты никогда не удосуживался раньше посмотреть на себя в зеркало после секса?
— Ничего привлекательного я там не увидел бы, — буркнул капитан недовольно и нырнул в ванную.
— Ошибаешься, — хохотнул ему вслед блондин.
Себастьян с облегчением забрался в широкую бадью, даже не ожидая, пока нагреется вода. Он залез сразу в холодную, чувствуя, как остывает кожа. Ночь выматывающего секса, ночь, выявившая его возможности и предел… Даже она не до конца выветрила действие таймина, и он все еще находился в полувозбужденном состоянии. Полбутылки. Полбутылки! Рассказать кому — не поверят. Хотя… Может, Лес поверит?
Мысль о друге вызвала легкую улыбку на губах лорда, и он поглубже опустился в ванную. Вода уютно обняла его плечи и обласкала разгоряченную шею, остужая пылающую кожу. Он взял мыло, желая поскорее смыть с себя все следы чужой любви. Когда вышел из ванной через полчаса, чувствовал себя сравнительно лучше. Чистота и свежесть немного подняли ему настроение. Он не стал накидывать на бедра полотенце, наплевав на присутствие Смерти. Айлин — Смерть. Вряд ли он может смотреть на него с точки зрения обычного мужчины. И при этом возбуждаться.
Даже сейчас он все еще не мог спокойно переносить прикосновение ткани к своей коже. До конца эффект проклятого напитка выветрится только через два дня, если ему повезет… Но снова заниматься сексом у Себастьяна все же не было никакого желания. Всю ночь трахаться как кролик… Это тоже надо выносливость иметь! У Сина жутко болело между ногами, и при ходьбе он прикусывал губу от боли. Вот за это он и не любил роль пассива. И еще за невозможность до конца контролировать весь процесс. Син не любил, когда им управляли.
Учитывая, что он давно не был снизу, то сейчас Син чувствовал себя так, словно на нем всю ночь пахали. Да и размерчик у его рыжего жеребца был далеко немаленький. Но он должен отдать Лойту должное — здоровяк был очень нежен…
Себастьян вздохнул. Вот проклятье на его голову. Как же теперь с ним общаться? Для него самого эта ночь мало что значила, а вот для Лойта… Он снова прикусил губу, подходя к шкафчику и открывая дверцу, на которой висело зеркало. Все его действия сопровождались внимательным взглядом Айлина.
Вздохнув, Синдарилл открыл глаза и посмотрел на свое отражение. Слегка повернув голову вбок, чтобы получше разглядеть синяки на своей бледной шее, он выругался. Как же хорошо, что форма позволяла скрыть это безобразие.
— Безобразие? — возмутился Айлин, услышав его мысли.
Капитан выругался повторно. Проклятая Смерть с ее способностью читать мысли!
Айлин тактично проигнорировал адресованное ему оскорбление и с усмешкой проговорил:
— А мне кажется, что эти темные синяки очень красиво смотрятся на твоей коже. Наверное, это возбуждает…
— Да. Извращенцев, — процедил Себастьян, рассматривая свое тело, сплошь покрытое засосами. На груди, шее, животе и даже боках расцветали яркие цветы укусов и засосов Лойта. Он повернулся спиной, глядя через плечо на свое отражение. Ну да, и даже плечи… Его ведь вчера и как собаку поимели. На карачках. Он скрипнул зубами, снова проклиная таймин и Делека.
— Будь я художником, то обязательно бы написал с тебя портрет во весь рост, — снова услышал он голос Смерти.
Вздохнув, Син обернулся.
— Кончай насмехаться. Я уже начинаю сомневаться, что твой шанс так прекрасен.
— Может быть, я говорю насмешливым тоном, но это не значит, что я говорю неправду, — мягко ответил Айлин. — Я уже говорил, что ты совершенство, Син.
— О, заткнись! Ради всех Светлых, не напоминай мне об этом! — прорычал капитан, выдергивая из недр шкафа запасную черную рубашку с серебристой окантовкой.
Мысль о том, что сейчас ему придется надеть ее, вызвала в нем отвращение.
— Ну и не надевай, — весело хмыкнул Айлин. — Я на тебя обнаженного полюбуюсь. Ты одет в следы чужой любви, и это жутко сексуально.
— Ты озабоченный? Вот уж не думал.
— Немного побыв среди смертных, начинаешь ценить их стандарты прекрасного, — отозвался юноша беззаботно.
Синадирилл подошел к кровати и сдернул все белье. Хвала небесам, в каждой комнате форпоста была печка. Потому что зимой здесь очень холодно. Он разжег огонь и зашвырнул все это в необъятные глубины топки. Плевать, что сейчас он наглотается дыму, только бы не видеть следов собственного падения.
Он убьет Делека. Точно убьет.
— А вот я ему благодарен, — вкрадчиво произнесла Смерть.
— Тебе обязательно надо что-то вякать?! — рявкнул Себастьян.
— Ну, мне хочется с тобой побеседовать. Ты, как-никак, очень загадочная личность, Син, — томно протянула Смерть.
Себастьян поджал губы и кинул рубашку на голую кровать. Нужно что-нибудь накинуть. Хочется есть. А еще хочется запереться здесь и никуда не выходить. Любое прикосновение отдавалось болезненной дрожью, пробуждая новую волну желания. Но, проклятье, пусть его поглотит Бездна, если он захочет трахнуться в ближайшие дни снова. Сколько бы ни играл в его крови демонов таймин, он перетерпит. Этой ночи ему хватило с лихвой.
Поэтому Себастьян не спешил одеваться, лениво раздумывая над тем, что делать дальше. Идти в столовую он не горел желанием. Он еще не был готов встретиться со своими подчиненными. У него не было сил надевать свою привычную холодную маску и выдерживать лавину чужих эмоций. Секс вымотал его до предела, не оставив никаких чувств, сил, эмоций и переживаний. Устало упав на кровать на живот, он снова подмял под себя подушку.
— Как ты поступишь с Лойтом? — мягко поинтересовался Айлин, рассматривая свои ногти.
— Не знаю, — буркнул капитан, отворачиваясь в другую сторону. Сейчас бы не помешал хороший массаж… Но Син не был уверен, что сможет выдержать чужие прикосновения и не возбудиться.
Проклятый таймин.
— Ты намерен валяться тут до самого вечера? Или утра?
— Я не могу сейчас куда-либо идти, — раздраженно ответил Синдарилл. — Таймин еще не выветрился до конца. Одежда… причиняет физические неудобства.
— Возбуждение?
— Какая проницательность, — процедил Себастьян.
— Я не вижу в этом проблемы.
— А я вижу, — рыкнул он.
— Какие вы, люди, забавные… — рассмеялся Айлин.
Себастьян повернулся и бросил на него рассерженный взгляд.
— Ох, если бы ты имел физическое тело, я бы посмотрел на тебя во время… — Он заткнулся, не закончив фразу, и снова отвернулся.
— Насколько я мог оценить твое вчерашнее состояние по тем стонам, что ты издавал, тебе было очень даже хорошо. Поэтому… это не может быть неприятным, разве нет? — наивно поинтересовался Айлин.
Себастьян прикусил себе язык, чтобы не выругаться вслух. Вообще отлично. Смерть была все это время в комнате и наблюдала за его позорным падением.
— Я бы оценил твои стоны по стобальной школе на… сто баллов, — продолжал насмехаться юноша.
— Заткнись. Хочешь узнать, как это? Попробуй, может быть, у тебя получится, — прошипел капитан с явной досадой в голосе.
Свалился на его голову эксгибиционист…
— Вряд ли, — с усмешкой ответила Смерть. — Я не имею физического воплощения, хотя ты можешь ощутить мои прикосновения.
— О нет, давай не будем о прикосновениях, хорошо? — вздохнул Себастьян.
— Неприятно?
— Нет… — Капитан перевернулся на бок, морщась от боли, и с неохотой посмотрел на юношу. Сосредоточенно пожевал губу, прежде чем ответить: — Тебе что, действительно интересно это знать?
— Как там у вас, смертных, говорится… От любопытства кошка сдохла, — хмыкнул Айлин.
— Пока не почувствуешь сам, не узнаешь, — отрезал Синдарилл. — Я не объясню так.
Айлин поднялся со своего кресла, не спеша подплыв — иначе и не скажешь — к кровати, и уселся на ее край.
— Твоя реакция на прикосновения мне очень понравилась вчера.
— Даже не думай экспериментировать, — предостерег Себастьян, отодвигаясь.
— Почему? Ты в них нуждаешься, разве нет? — невинно произнесла Смерть. — И для тебя, насколько я понял, нет разницы между мной и Лойтом. Что такого было в том напитке?
— Таймин основан на природных афродизиаках, — нехотя пояснил Себастьян. — Туда входят разные травы, стимулирующие желание. Это самый сильный афродизиак из всех существующих на данный момент.
Айлин с любопытством коснулся его предплечья, и по коже Синдарилла прокатилась волна мурашек.
Он перехватил руку юноши за запястье.
— Давай ты не будешь удовлетворять свое любопытство за мой счет!.. — сцепив зубы, попросил он достаточно вежливо. — Я не настолько извращенец, чтобы трахаться с собственной Смертью, даже если мне очень захочется.
Айлин расхохотался.
— Серьезно? А тебе захочется?
— Ты как ребенок. Это будет естественной реакцией на твои прикосновения. Точнее… естественной под воздействием таймина.
— Очень сильное зелье, раз тебе хочется большего даже после того, что я видел, — оценил Айлин.
Себастьян посмотрел на него с ироничной усмешкой.
— Несомненно. Почему бы тебе не перестать наблюдать за мной хотя бы в такие настолько интимные моменты? Или я что-то пропустил в сказках о Жнецах? Наверное, там упоминалось о том, что они еще и извращенцы.
— Нет, я просто любопытный. И мне интересно все, что касается тебя, Син, — искренне ответил Айлин, пожимая плечами.
— Это, по крайней мере, невежливо по отношению ко мне и моей личной жизни.
— Ты смущаешься?
Себастьян вскинул брови и упал на подушку, перестав опираться на локоть.
— Во всяком случае, явно не радуюсь, — язвительно процедил он.
Смерть хмыкнула.
— Смирись, Син, — мягко произнесла она. — С тем фактом, что я наблюдаю за тобой всю твою жизнь, знаю тебя и все твои привычки, знаю твой нелюдимый характер, знаю твои любимые занятия, предпочтения, вкусы.
— Да-а-а? — недоверчиво протянул он. — Прямо все-все знаешь?
Айлин задумчиво посмотрел на него, протянул руку и прошагал медленно и неспешно двумя пальцами вдоль всего предплечья, глядя на свое действие с сосредоточенным выражением лица.
— Твой любимый цвет — черный с серебром. Иногда синий. Ты никогда не пьешь из чужого бокала, даже на банкетах или приемах. У тебя дома есть любимая ложка — серебряная с черной окантовкой. На ней есть маленькая трещинка, но тебе нравится есть только с этой ложки. Ты очень любишь собак — у тебя их целых три, не считая охотничьей своры. Ты всегда спишь на животе, обнимая подушку и инстинктивно защищая уязвимые места. Ты любишь спать по пояс обнаженным и ненавидишь носить халаты, как принято в домах аристократов. Твое любимое блюдо — овощное рагу с кусочками мяса. В юности ты никогда не спал с одним и тем же человеком больше одного раза. Когда ты взволнован, сердишься или недоволен чем-то, то всегда дергаешь себя за правый локон челки. — Словно в подтверждение своих слов Смерть протянула руку и осторожно коснулась пряди черных волос, обрамлявших лицо замершего Себастьяна. — Я научился различать твои эмоции из всего этого льда, которым ты себя оградил от окружающих, по малейшим признакам и сигналам. Когда ты нервничаешь, хотя это случается нечасто, Син, ты всегда инстинктивно трешь свой фамильный перстень на указательном пальце правой руки. Если ты задумчив, то всегда подносишь к нижней губе указательный палец. Насколько я понимаю и разбираюсь в людях, ты делаешь это в минуты волнения еще и потому, что это самая чувствительная зона на всем твоем теле. По моим наблюдениям, поцелуи приносят тебе гораздо больше удовольствия, чем любая другая ласка. — Тут Айлин скользнул по его предплечью пальцами и переместился к губам, слегка очертил контур нижней губы Себастьяна, мягко потерев ее большим пальцем. Синдарилл едва не задохнулся, автоматически потянувшись за ласковым прикосновением, и Смерть удовлетворенно усмехнулась, продолжая говорить: — Ты не любишь долго сидеть, предпочитая стоять или ходить. И всегда поглаживаешь рукоятку своего меча, когда возбужден или предвкушаешь горячую битву. Ты любишь есть в одиночестве, смакуя каждый кусочек и наслаждаясь пищей, как всякий истинный гурман. Ты редко расчесываешь волосы, из-за этого, наверное, они стоят столь необычным ершиком. Ты всегда потираешь шею под затылком, когда чувствуешь усталость или небольшое утомление. На твоем теле нет ни одной приметы, ты везде бледный и гладкий… Кроме одного места. Вот здесь… — Айлин протянул руку вниз, скользнув большим пальцем по внутренней стороне бедра Себастьяна, слегка провел им под коленом, — есть маленькое пятнышко. Не родинка, это, кажется, родимое пятно, если я не ошибаюсь. Оно незаметно, почти сливается со всей остальной кожей, но все же немного темнее на ее фоне.