Домой пока возвращаться нельзя. Поехать бы к матери в Сестрорецк, но денег на билет нет.
Размышляя таким образом, он огляделся вокруг и обнаружил, что сидит во дворе своего бывшего одноклассника Федора, с которым дружил в школе. «Вот кто может меня выручить», – подумал Иван и решительно направился к знакомой квартире.
Ему открыл сам Федор. Он так искренне обрадовался его приходу, что Ивану стало даже стыдно за то, что он столько лет не заходил к другу.
«Если бы ты знал, друг, – пришло ему внезапно в голову, – какой скотиной я стал, наверное, и руки бы не подал».
Федор провел его сразу на кухню, угостил чаем с бутербродами и сам предложил ему остаться у него ночевать.
– Мама на даче, – рассказывал Федор. – Куда тебе идти на ночь глядя, тем более после ссоры с женой.
– Слушай, а ты не мог бы мне помочь на даче забор поправить, а то я все маме обещаю, а дел на работе по горло и один за выходной я с этим делом вряд ли управлюсь. Может, махнуть нам вместе на дачу в выходной.
– С удовольствием, – радостно согласился Иван тому, что все так здорово у него устраивается.
– А ты, – сказал он другу, – отнесешь письмо моей Нинке? Я сегодня за ночь напишу ей, какой я гад, и пусть решает, что со мной делать.
– Да само собой, нет вопроса! – обрадовался хозяин. – Я ей расскажу, какой ты замечательный человек, – довольный, что Иван согласился ему помочь, говорил Федор.
– Вот это не надо! – грустно попросил Иван.
Друзья еще часок поболтали, вспомнили всех одноклассников и разошлись по комнатам. Зал и диван были отданы в распоряжение Ивана, а сам Федор улегся в комнате матушки.
Утром друзья отправились на вокзал и, приехав на дачу, быстро восстановили повалившийся забор.
Анастасия Ивановна – мать Федора – наготовила мужикам котлет, напекла пирогов и усадила за стол.
Федор предложил выпить пивка за то, чтобы забор хорошо стоял, но Анастасия Ивановна сказала, что забор пивом не обмывают, что по такому случаю не грех выпить по сто грамм водочки.
Дружно подняли стопки, но дверь дома внезапно распахнулась, и вбежала соседка Маруся.
– Анастасия Ивановна! – выкрикнула она. – Война началась! По радио объявили.
Поднялась суматоха, женщины плакали, а мужчины помчались на станцию, чтобы успеть попасть в военкомат.
Глава 3
Нина, как и обещала, написала заявление в суд на расторжение брака с Иваном. Поскольку день был выходной, то идти в суд она решила завтра с утра.
Софья Сергеевна посоветовала ей все же подумать получше, прежде чем окончательно рвать отношения.
– А чего думать-то? – сказала Нина. – Вот и ночевать домой не явился, значит, продолжает где-то гулять. Сколько можно терпеть? Нет, я уже давно все обдумала. Не хочу в этой грязи жить дальше.
Зойка из своей комнаты вообще не выходила. После того как Иван двинул ей по лицу, у нее оно все распухло. Голова болела так, что никакой аспирин не помогал. Она обмотала голову мокрым полотенцем и старалась лежать неподвижно, но боль не утихала. Ее душила обида, боль, злоба. Злоба на всех, на эту неудавшуюся жизнь, на недоумка-алкаша соседа, так по-свински обошедшегося с ней, на его тварь жену, на старую ведьму, тещу этого ублюдка, на всех мужиков вообще, имевших ее, но не желавших жениться на ней.
От таких мыслей голова просто разламывалась.
Ее мутило. Она кое-как поднялась с постели, налила из графина стакан воды, добавила ложку клюквенного варенья. Выпила. Ее вырвало тут же прямо на пол.
Крадучись, она пробралась в кухню, набрала ведро воды, чтобы вымыть комнату. Кое-как вымыла, и ее тут же снова вырвало.
Что делать? Сил никаких нет.
Она снова вымыла пол и опять все повторилось. Запах выполз из ее комнаты и распространился по квартире. Несчастная Зоя схватила одеколон и стала поливать полы в коридоре. Получилось еще хуже. Женщина опять набрала чистой воды для мытья полов, но новый приступ рвоты не дал ей осуществить задуманное. Тогда Зоя уселась на пол и завыла от досады, боли и приступов рвоты.
Софья задремала лишь под утро, проснулась от непонятных звуков и отвратительного запаха.
Ничего не понимая, она накинула халатик и вышла в коридор. Обрушившийся на нее запах чуть не лишил ее чувств. Закрыв нос платком и дойдя до комнаты Зои, Софья поняла, что и звуки, и запах исходят отсюда. За дверью то блевали, то выли.
– Что это, Господи? – в нерешительности остановилась она у двери соседки.
Тут кто-то тронул ее за локоть, и испугавшаяся Софья вскрикнула.
Оказалось, что это Елена, которая тоже не спала всю ночь и, услышав что-то подозрительное, решила проверить, все ли в порядке.
– Что там? – спросила она Софью.
– Не знаю, – ответила та. – Но эти звуки, эти запахи невыносимы.
Елена решительно толкнула дверь комнаты, и перед женщинами предстала неприглядная картина.
– Что с тобой? – спросила Елена Анатольевна.
Зойка замотала головой и замычала, не в силах оторваться от ведра.
– По-моему, у нее сотрясение мозга, – тут же определила состояние соседки Софья.
Вспомнив, как она ударила вчера шваброй по голове эту прелюбодейку, Елена с ужасом в глазах обратилась к Софье.
– Что же делать?
– Вызывать скорую помощь, – ответила та.
Телефона в квартире не было, пришлось бежать в дежурку к сторожу.
Приехавшая карета скорой помощи забрала несчастную Зою в больницу. Проводить ее поехали Софья и Володя, ее верный ученик и любящий ее мальчик. Правда, мальчику уже стукнуло 27 лет, и он работал в музыкальном театре, жил в общежитии, но по выходным дням возвращался к родителям. Воротниковы всегда с нетерпением ожидали свидания с сыном.
Елена осталась дома, чтобы убрать и привести в порядок квартиру. Помогала Нина.
А в полдень вся квартира узнала о начале Второй мировой войны.
Все внутренние неприятности и несчастья отошли в сторону. Всех объединила одна огромная общая Беда.
Из квартиры уходили на фронт трое мужчин: Иван Рябов и отец и сын Воротниковы.
Когда Софья собрала соседей на кухне, было решено искать Ивана.
Как и рассчитывали Семен Васильевич и Володя, в военкомате, куда они отправились сразу после того, как узнали о начале войны, они встретили Ивана Рябова. Стоя в очереди, мужчины и сообщили Ивану, что его ждут дома, чтобы по-людски проводить на фронт.
Получив документы, домой вернулись все вместе.
Нина встретила мужа без упреков и разговоров о его предательстве.
Вместе собрали чемодан и вышли к столу, который уже приготовили им женщины.
Расставание было печальным, но мужчины уверяли, что непременно вернуться живыми и здоровыми.
Софья вспомнила, как провожала своего жениха на фронт и как он точно так же просил за него не волноваться, но обязательно его дождаться.
Эта картина встала перед ее глазами, и она, удерживая слезы, просила уходящих на фронт мужчин беречь себя и писать как можно чаще.
Иван был даже рад такому повороту событий. Прощаясь, он поцеловал руку Софье Сергеевне и просил не оставлять его женщин без присмотра.
– Я на вас надеюсь, как на Бога, – сказал он. – И еще, простите меня великодушно, потому что вел я себя глупо, хотя, признаюсь честно, всегда мечтал, что мои женщины будут такими же, как Вы.
Софья лишь грустно улыбнулась в ответ и поцеловала Ивана в голову.
Она всех троих перекрестила со словами: «Храни вас Господь!».
На вокзале матери Владимира – Вере Ивановне – стало плохо с сердцем, и Софья, распрощавшись с отправляющимися на фронт мужчинами, увезла ее домой.
Ночью Софью вызвали в Смольный. Ее назначили руководителем группы стенографисток.
Теперь она уходила на работу с рассветом, а возвращалась поздно ночью.
7 сентября немцы взяли город в кольцо. Начались тяжелейшие для города 900 дней блокады.
Глава 4
Софья, пропадая целыми днями, а порой и ночами на работе, все же не могла заставить себя не думать о Зое.
Та находилась в больнице уже больше месяца, и Софья понимала, что с соседкой что-то не так.
Подстегивала ее к этим постоянным тревогам и Елена, не находившаяся себе места из-за чувства вины перед соседкой. Дважды она ездила с передачами к Зое в больницу, но та от встречи с ней отказывалась.
– Хоть бы с ребенком ничего не случилась! – со слезами на глазах делилась своими переживаниями Елена с Софьей. – Не поверишь. Я с утра до вечера молюсь, чтобы она скорее поправилась и ребенок родился здоровым!
В конце концов, отпросившись в обед со службы, Софья сама поехала в больницу.
Зоя вышла к ней вся отекшая, убитая и молчаливая. Живот ее был уже хорошо заметен.
На вопрос о здоровье сказала, что головные боли стали меньше, но врачи отказались сделать ей аборт, сославшись на большой срок беременности.
– И какой же срок? – поинтересовалась Софья.
– Около шести месяцев, – ответила Зоя. – Но я все равно освобожусь от него! – с невероятным упрямством заявила она.
– Не боишься стать убийцей своего сына? – с горечью спросила Софья.
– Не боюсь, потому что и сама жить не буду!
От ее слов у Софьи мурашки пошли по всему телу.
– Зоинька, одумайся, что ты говоришь! Это такое счастье – родить сына!
– Почему сына? – вяло поинтересовалась Зоя.
– Я вижу по тебе, – ответила Софья.
– Впрочем, мне это безразлично, я все равно не буду его рожать, – категорически заявила Зоя. – Мне рассчитывать на помощь нельзя. Отцу он не нужен, мне тем более.
– А кто отец, Зоя? – не удержалась от вопроса Софья.
– Честно скажу, не знаю.
– Но ты так конкретно обвинила в причастности к этому Ивана, даже не подумав о том, что у него семья.
– У всех семья, – зло сказала Зоя. – Только у меня ее нет и не будет.
– У меня тоже нет семьи, но я всех вас считаю своей семьей, – заметила Софья. – А у тебя она уже есть, ты не одна, вы с сыном вдвоем, значит, у вас уже есть семья.
– Не старайтесь, Софья Сергеевна! Я устала, пойду в палату, лягу, – и она, не попрощавшись с Софьей, повернулась, чтобы уйти, но Софья схватила ее за руку.
– Зоинька, роди его, – попросила она. – Все вместе мы его поднимем, вот увидишь!
– И не надейтесь! – вырвав руку, женщина устремилась в палату.
Софья не спала всю ночь. Вместе с Еленой они думали, как спасти Зою от греха и сберечь ее ребенка. Но так ничего и не придумали.
А через три дня Софье позвонили из больницы и попросили прийти кого-нибудь из родственников. Софья не могла уйти с работы, и поехала Елена.
Врач, лечащий Зою, сообщила, что больная пыталась ночью повеситься в туалете. Слава Богу, соседка по кровати, зная о желании Зои уйти из жизни, следила за ней и сообщила дежурной сестре, что Зоя давненько вышла из палаты и не появляется. Стали искать. Хорошо, вовремя сняли и отходили. С ребенком вроде тоже все в порядке.
– Ее лучше пока оставить у нас в больнице, – посоветовала она Елене. – За ней необходимо постоянно следить, у нее затянувшаяся депрессия. У нас все-таки всегда есть дежурные.
Елена согласилась с доктором, а что она могла поделать?
Софья выхлопотала для Зои дополнительный паек, как для беременной, и его доставляли в больницу. Главврач была очень признательна за это Софье.
В городе тем временем все больше людей умирало с голоду. Доктор даже намекнула Софье, что в создавшейся ситуации еще один едок городу не подарок. Что, может быть, и лучше бы сделать больной аборт.
– Но сроки слишком большие для этого, – удрученно посетовала она.
Пришлось Софье вновь обратиться к знакомому ювелиру.
На этот раз она отнесла ему старинный перстень с крупным изумрудом.
Борис Абрамович выслушал Софью и лишь головой покачал.
– Фамильное сокровище хотите ради такой женщины навсегда утратить. Подумайте, голубушка, зачем вам это?
– Я вас очень прошу, Борис Абрамович, достаньте мне за это кольцо все необходимое для младенца, включая кроватку, ванночку и питание.
И старый ювелир не подвел. Все это богатство было доставлено в комнату Зое уже через день.
– Только бы Зоя не подкачала! – как заклинание твердили Софья и Елена.
Когда через месяц Зою выписали из больницы, приехав домой и увидев приданное для младенца, она вроде бы смирилась со своей участью. Но тем не менее за ней нужен был глаз да глаз. Софья работала чуть ли не сутками и обеспечить присмотр не могла. Нину забрали рыть окопы за городом. Мария тушила снаряды, попадавшие в их дом.
Елене пришлось приглядывать за Зоей. Но на помощь приходила Вера Ивановна, которая из-за болезни сердца редко выходила из своей комнаты, особенно после получения похоронки на мужа – Семена Васильевича. Но видя, как трудно приходится Софье и Елене, она стала даже ночевать в комнате Зои, рассказывая той, как она ожидала появления своего сыночка, с какой радостью кормила его грудью, следила за его развитием.
Постепенно между этими женщинами установились очень доверительные отношения, несмотря на разницу в возрасте, образе жизни и образовании.
Зоя успокоилась, прекратила свои попытки покончить с собой и даже стала проявлять интерес к приготовлению вещей для младенца. Они, беседуя с Верой Ивановой, вязали малышу шапочки, пинетки и кофточки, распуская свои старые вещи. Даже Елена Анатольевна была допущена в этот кружок.
Однако доносить ребенка до положенного срока Зоя не сумела. Вешая белье, она упала со стула, и у нее начались преждевременные роды. Сын родился семимесячным.
Начались жуткие морозы, отопление в доме отсутствовало, и водопровод тоже уже не работал.
Когда Зою с младенцем привезли домой, стало понятно, что в таком холоде семимесячный ребенок долго не протянет.
Софья, не задумываясь, отдала Зое свою буржуйку. Но печурку еще и надо было чем-то топить.
Борис Абрамович достал Софье двенадцать поленьев дров, но их хватило совсем ненадолго.
В ход пошла старая мебель, книги и все, что могло гореть.
Вера Ивановна и Елена практически переселились в комнату Зои. Тем более что той пришлось выйти на работу до окончания декретного отпуска.
В связи с уходом на фронт почти всех мужчин на заводе работали женщины, старики и дети по 12–14 часов в сутки.
У Зои и так почти не было молока, но после выхода на работу оно совсем пропало.
С ребенком сидели соседки, поочередно ходившие на реку за водой, чтобы накормить и выкупать малыша, у которого до сих пор не было имени.
– Пора зарегистрировать сына, – как-то находясь дома, сказала Софья Зое.
– Как ты его хочешь назвать? – спросила она.
Все притихли, ожидая ответа.
– Валерой! – ответила Зоя.
– Ну вот и чудесно, – с облегчением сказала Софья. – Завтра же следует сходить и получить на Валерика документы. Ему тоже паек полагается.
Голодные и промерзшие женщины дружно поддержали ее.
И тут раздался звонок в дверь. Софья пошла открывать.
В квартиру вошел офицер с вещмешком за плечами и небольшой печуркой в руках. Он обнял и прижал к себе Софью, и они прошли в ее комнаты.
Все завороженно и с любопытством смотрели друг на друга, не решаясь спросить: «Кто это?».
Гость пробыл у Софьи до полуночи, все что-то мастеря и прилаживая, судя по ударам молотка и оживленным перемещениям Софьи из комнаты в чулан и обратно.
Потом она готовила на кухне чай, и они долго беседовали с гостем. В полночь Софья пошла проводить его до машины.
Все женщины тут же выскочили из комнаты Зои с вопросом:
– Кто это?
Софья с усмешкой смотрела на женщин.
– Угадайте! – смеясь, сказала она.
Но видя, что задачка им не под силу, обратилась к Елене.
– Но ты-то ведь прекрасно знаешь этого человека! – сказала она с укоризной.
– Я? – удивилась та. – Первый раз вижу! – заверила она соседей. – Но кто он? Не мучай, скажи, – обратилась она к подруге.
– Аркадий! – сообщила та. – Неужели не узнала? – с обидой спросила она Елену.
– Вот те крест! – перекрестилась та.
А Вера Ивановна улыбалась.
– Что, тот Аркадий, который все добивался вашей руки, Софья Сергеевна?