– У нас с тобой будет полно времени, чтобы прославиться, – добавил Свейн и хитро улыбнулся, намекая на «мечи» у них в штанах.
– Но не завтра, – заметил Сигурд с горечью, которая грызла его, словно ржавчина железный шлем.
Он учился владеть мечом, топором и щитом с тех самых пор, как смог удерживать их в руках, однако ему придется остаться дома, в то время как три его брата и отец отправятся в сражение.
– Давай выпьем! – сказал Свейн, с такой силой стукнув своим рогом по рогу Сигурда, что мед перелился через край и на плечо его соседа, которого так поглотила схватка, что он ничего не заметил.
«Впрочем, он вряд ли стал бы связываться со Свейном», – подумал Сигурд, потому что уже сейчас его друг был сложен, как тролль.
А еще через несколько лет он превратится в великана с рыжей бородой, возможно, даже станет крупнее своего отца, Стирбьёрна, который сидел в противоположном конце зала. Его борода промокла от меда, на коленях пристроилась шлюха, и он не обращал ни малейшего внимания на схватку.
Сигурд выпил.
– Так-то лучше, – сказал Свейн.
Он вытер губы тыльной стороной ладони и так громко рыгнул, что на глаза Сигурда чудом не навернулись слезы. В этот момент Улаф поднырнул под ведущую руку Сорли, врезался левым плечом ему в грудь, ухватился за предплечье обеими руками и отжал назад кисть своего молодого соперника, которому пришлось упасть на колени, чтобы избежать перелома.
Беспомощный Сорли выкрикнул ругательство, а Улаф, который крепко его держал, вытянул вперед руку и широко зевнул.
– Проклятье! – вскричал стоявший в открытых дверях Аги, который затягивал ремень на громадном брюхе после визита в отхожее место. – Я все пропустил!
– Да не особо, – ответил кто-то из зрителей.
– Еще желающие есть? – спросил Улаф, обводя взглядом собравшихся, точно кузнец, который шевелит угли клещами.
Несколько человек отозвалось на его призыв, парочка выступила вперед, – но когда они увидели, что Торвард пробивается сквозь толпу, отошли назад, демонстрируя уважение, и не только потому, что он был сыном ярла.
– Я сражусь с тобой, дядя! – услышал собственный голос Сигурд, и кое-кто в зале рассмеялся. – И если я одержу победу, то получу завтра место на «Рейнене».
Его слова вывели Улафа из равновесия гораздо больше, чем чьи-либо, произнесенные в «Дубовом шлеме», и он посмотрел на своего ярла, однако Харальд не сводил с Сигурда сердитого взгляда. А вот скальд Хагал совсем не хмурился. Вызов Сигурда вырвал его из мрачного настроения, точно рыбу из темных морских глубин, и он взобрался на скамью, чтобы ничего не пропустить, пролив по дороге часть меда из рога.
– Сядь, мальчик! – крикнул Харальд Сигурду, взмахнув рукой с унизанными серебряными кольцами пальцами. – Я уже стал свидетелем того, как одного из моих сыновей выставили дураком, причем без малейших усилий. Я не допущу, чтобы ты тоже оказался на коленях.
– Пусть дерется! – выкрикнул кто-то.
– Я видел, как они со Свейном тренировались с копьями, он хороший боец, – добавил кто-то другой из толпы.
Улаф почесал бороду, похожую на воронье гнездо, и посмотрел на ярла Харальда.
– Я не причиню ему вреда, – сказал он. – Если малец, конечно, не станет меня щекотать. – Он широко улыбнулся Сигурду и пояснил: – Не выношу щекотки.
– Пусть попытается, отец, – вмешался Зигмунд, другой брат Сигурда, который стоял на скамье возле очага, обнимая двух красивых рабынь. И, когда он заговорил, белые зубы сверкнули в зарослях его золотистой бороды. – Если он сможет побить Улафа, значит, будет полезен во время завтрашнего похода.
Сигурд благодарно ему кивнул, и брат кивнул в ответ.
– Нет, Сигурд, – сказал Торвард, красивое лицо которого, казалось, высечено из гранита. – Продолжай страдать и дальше, это мой поединок.
«И не позорь всех нас», – услышал Сигурд в его словах.
Внутри у него пылал обжигающий огонь, и он чувствовал, что все на него смотрят – даже Вар и Вогг, две гончих его отца, уставились своими красными глазами. Он много раз просил у отца разрешения занять место в «стене щитов», но в первый – в присутствии его друзей и мужчин деревни, способных держать в руках оружие. С такой же неизбежной уверенностью, с которой якорь погружается в морское дно, Сигурд знал, что если отец ему откажет, его унижение будет полным. Возможно, Харальд тоже это понимал – или посчитал, что младший сын должен получить полезный урок о том, что значит быть взрослым мужчиной; так или иначе, ярл кивнул, и для Сигурда его решение было слаще самого сладкого меда, какой ему довелось испробовать. Торвард выругался, пожал могучими плечами и, качая головой, отступил, показывая, что отказывается от поединка.
Свейн постучал пальцем по собственной голове и заявил:
– Ты спятил, Сигурд. Улаф потерпел поражение только один раз, и то когда перебрал меда и уснул прямо на ногах еще до того, как поединок начался.
– Это может случиться еще раз, – ответил Сигурд.
– И Асгот может вытащить хорошие предзнаменования из задницы быка, – возразил его друг.
Сигурд поджал губы, словно признавая, что оба предположения маловероятны.
– Ладно, иди, повеселись, – сказал Свейн и рубанул по воздуху громадной рукой. – Я буду неподалеку, чтобы помочь соскрести тебя с пола, когда все закончится.
Сигурд осушил свой рог с медом и протянул его другу, который что-то тихо пробормотал, затем повернулся и вышел на место, где его старший, более сильный и опытный брат всего несколько мгновений назад потерпел поражение.
– Ты там помягче с Улафом! – крикнул Зигмунд, перекрывая гул голосов. – В его годах трудно подниматься с пола, а нам завтра предстоит сражение.
Его слова были встречены громоподобным стуком ладоней по столам и оглушительным хохотом, подобным шуму волн, набегающих на берег, хотя все знали, что Улаф силен как бык и является могучим бойцом в самом расцвете сил. Сам Улаф не опустился до ответа. Вместо этого он подошел к Сигурду так близко, что тот уловил в его дыхании аромат меда и увидел свиной жир в бороде.
– Ты уверен, что хочешь это сделать, парень? – спросил он очень тихо, одновременно широко улыбаясь зрителям, и Сигурд приподнял одну бровь.
– Я сказал ей, что заставлю тебя скулить, как побитая собака, – заявил он, и у Улафа от удивления широко раскрылись глаза.
– Кому сказал? – Его улыбка почти спряталась в зарослях бороды.
– Ей, – ответил Сигурд и кивком показал в сторону двери «Дубового шлема».
Когда Улаф обернулся, Сигурд лягнул его по яйцам. Глаза Улафа вылезли из орбит, как у рыбы, которую вытащили из воды, и он упал, прижимая руки к паху, сначала на колени, потом на бок. Сигурд мгновение постоял, не сводя с него глаз, в то время, как все вокруг возмущались, смеялись и называли Сигурда новым первым бойцом «Дубового шлема». Они подняли такой шум, что Сигурд не слышал стонов Улафа, хотя видел, что у того открыт рот.
И неожиданно посреди этого буйства Сигурд вспомнил историю героя Беовульфа, которую так любили рассказывать скальды у очага «Дубового шлема». Так же неизбежно, как крики веселящихся в пиршественном зале конунга Хротгара, привлекли чудовище Гренделя, с наступлением рассвета на Скуденесхавн опустится тень, несмотря на то, что мужчины, пирующие сегодня вечером, пили, ели и устраивали бои так, будто им предстояло жить вечно. Сигурд окинул взглядом зал, встретился глазами с Торвардом, и тот едва заметно кивнул – высшая похвала, на которую он мог рассчитывать.
– Отец, кольцо? – выкрикнул Зигмунд, перекрывая вопли собравшихся. – Мой младший брат заслужил награду.
– Да, отдай парню приз! – поддержал его Орн Клювонос. – Он сумел свалить дядюшку с ног, а это стоит кольца… даже больше, чем кольца.
Харальд покачал головой и с силой положил большую руку на кольцо для предплечья, лежавшее перед ним.
– Только не за такое. Парень должен научиться уважению.
Все дружно с ним согласились, но Зигмунд принялся громко возмущаться, размахивая рогом для меда. Сигурд, не обращая ни на кого внимания, протянул руку, чтобы помочь Улафу подняться. Однако тот прорычал непристойное ругательство, и Сигурд, пожав плечами, отвернулся, собираясь вернуться к своей скамье, где его ждал Свейн с двумя рогами, наполненными до краев медом, и такой широкой улыбкой, что она могла бы бросить вызов дверям в медовый зал.
– Ты испортил ему все веселье, – заявил Свейн. – Сегодня Улафу будет не до шлюх.
– Зато его жена поблагодарит тебя за то, что ей, наконец, удастся выспаться, – с набитым хлебом ртом проговорил их приятель Аслак. – Если Улаф не потратит всю ночь на то, чтобы отыскать свои яйца в камыше на полу.
– В этом не было чести, Сигурд, – сказал Виги, нахмурив брови и глядя на него с неодобрением. – Вы, молокососы, своим неуважением смеетесь над богами. – Он покачал головой. – Будучи сыном ярла, ты должен знать, как следует себя вести.
Свейн и Аслак понимали, что не стоит злить старика, и замолчали, однако Сигурд не отвел глаз.
– Я знаю, как одержать победу, – сказал он. – Для Одина только это имеет значение.
Старый воин снова покачал головой и вернулся к своей тарелке, а Свейн, Аслак и Сигурд обменялись взглядами, столь характерными для молодых людей, которые прислушиваются к тому, что им говорят старшие, не больше, чем камни обращают внимание на обтекающую их воду реки.
В зале по-прежнему не стихал шум, когда мужчина по имени Альфгейр помог Улафу подняться. Слагфид, покачиваясь, вышел в круг и предложил тому, кто достаточно пьян, чтобы принять его вызов, попытаться с ним справиться. А над закопченным дымом домом, построенным из дуба и сосны, в ночном небе летали валькирии, и их присутствие чувствовали немало повидавшие на своем веку пьяные хвастуны, хотя никто из них не говорил об этом вслух. Завтра их ждало сражение. Драккар против драккара в проливе Кармсунд. Красная война.
***
Сигурд чувствовал, как ярость, точно атакующая змея, сворачивается у него внутри тугим клубком, но постарался прогнать ее, чтобы не привлекать всеобщего внимания к ссоре. Он спустился в гавань – назначенное место встречи, – одевшись, как подобало для войны, в толстый шерстяной плащ, доходивший до середины бедра и закрепленный ремнем на поясе, шерстяных штанах и ножных латах из полосок металла, скрепленных кожей, подаренных ему воином, которому накануне он врезал по яйцам. У него не было собственного меча – отец сказал, что он должен заслужить право на оружие, – но он взял копье, которое в любом случае лучше подходило ему для сражения на борту корабля.
Впрочем, сейчас он вряд ли смог бы его использовать.
– Я бросил вызов, и все, кто находился под этой крышей, слышали мое условие, отец, – сказал он, чувствуя, что ярость вот-вот его поглотит. – Разве я не одержал победу?
Ярл приподнял одну бровь.
– Причем исключительно благородную. – Он издал гортанный звук, пророкотавший глубоко в горле. – Тебе повезло, что Улаф не содрал с тебя заживо кожу и не отделал твоими собственными костями, – сказал он, взглянув на богатыря, который бросил на Сигурда сочувственный взгляд, продолжая завязывать ремни шлема в своей густой бороде.
– Значит, ты не собираешься сдержать свое обещание? Забьешься в лисью нору, да? – осмелился спросить Сигурд.
– Осторожнее, мальчик, – прорычал Харальд.
Хагал Песнь Ворона, который вел за уздечку пони, собираясь тоже покинуть Скуденесхавн, остановился посмотреть, что происходит.
Ярл, стоявший на причале, был похож на бога войны; алый свет восхода, падая на черную воду, точно пролитая кровь, сиял на металлических кольцах его бриньи.
– Кроме того, что скажет твоя мать?
Он кивнул, и Сигурд повернулся к Гримхильде, стоявшей на покрытых мхом камнях с его младшей сестрой Руной и остальными женщинами, на лицах которых застыло гораздо более жесткое выражение, чем у мужчин, готовившихся к сражению.
«Даже боги войны боятся своих жен», – мрачно подумал Сигурд.
– Она уже и так прожужжала мне все уши из-за того, что я беру с собой троих сыновей в одно сражение, – продолжал Харальд. – Если я возьму еще и тебя, то, что ты сделал с Улафом, покажется мне поцелуем в щеку. – Он нахмурился. – Погляди! Ее глаза впиваются в нас, точно кошачьи когти.
– Ветер благоприятный, Харальд, и люди готовы, – крикнул Улаф, стоявший на причале возле носа «Рейнена».
Ярл поднял руку и кивнул, затем прикрикнул на рабов, чтобы те погрузили все копья, которые они смогут унести из «Дубового шлема», на два драккара длиной семьдесят пять футов и более короткий корабль с тринадцатью парами весел. «Рейнен», «Северный олень», широкий и быстрый, достойный бороздить морские пути так же, как северный олень горы к востоку от Кармёя, был самым лучшим кораблем Харальда, и это имя, по всеобщему мнению, очень ему подходило. Сигурд часто представлял, как будет стоять на палубе «Рейнена», рядом с другими воинами, готовый к сражению.
– Я буду осторожен, отец, – сказал он, зная, что это все равно что плевать во время ливня.
– Ха! – Харальд едва сдержал улыбку. – Ни один из моих сыновей не знает, что это такое. – Затем добавил уже громче, чтобы его услышала Гримхильда: – Как твой ярл, я принял решение не брать тебя с нами. Как твой отец, принял решение не брать тебя с нами. Мне больше нечего сказать.
– Не волнуйся, братишка, – сказал Зигмунд, который подошел к ним и хлопнул Сигурда по плечу. Он заплел волосы в косы, приготовившись к сражению, шлем держал под мышкой, и один из немногих надел кольчугу. – Я постараюсь оставить в живых парочку сукиных сынов, чтобы ты смог их прикончить, когда наша мать, наконец, разрешит тебе покинуть гнездо, – сказал он, улыбаясь, и помахал рукой Гримхильде и Руне. – Сегодня вечером мы наберемся как следует.
Однако Сигурд смотрел на первого бойца ярла, Слагфида, который нес пару громадных оленьих рогов. Когда корабль отойдет от берега и окажется во фьорде, достаточно далеко от Скуденесхавна, чтобы не огорчить духов земли, они закрепят голову оскалившегося зверя на носу, и Слагфид установит рога по обе стороны от его глаз. Поскольку сегодня ему предстояло сражаться на носу, Слагфиду выпала честь вставить рога в железные гнезда. Приготовившись таким образом к бою, «Рейнен» и Слагфид вселят страх в сердца врага.
Сигурд почувствовал, как сильная рука сжала его плечо, повернулся и встретился глазами с отцом.
– Твое время еще придет, Сигурд, – сказал Харальд. – Воин должен воспитывать в себе терпение так же, как он осваивает мастерство владения мечом и щитом.
– Я могу оказаться вам полезен, отец, если что-то пойдет не так, – проговорил Сигурд, крепко сжимая в руках копье и не теряя надежды, что ярл изменит решение. – Асгот сказал, что тебе не следует сегодня сражаться, он видел дурные предзнаменования. Еще одно копье будет не лишним.
– Старый ворон постоянно твердит о плохих предзнаменованиях, – заявил Харальд. – Если б я прислушивался к тому, что он бормочет, бросая свои руны, то целыми днями сидел бы дома.
Ярл повернулся к воинам, стоявшим на причале и разбросанных вокруг него камнях, и тем, кто уже успел занять места на борту «Рейнена», второго драккара Харальда «Морской орел» и коротком карви, получившем имя «Олененок». Все держали в руках щиты, копья и топоры, кое у кого на головах были шлемы, но у большинства – кожаные шапочки, а у некоторых меховые шапки, исключительно защиты ради, однако очень скоро они начнут отчаянно в них потеть.
– Воины Скуденесхавна!
Мужчины, собравшиеся на берегу, не могли не услышать пронесшийся над спокойной водой гавани и накрывший скалы, точно прилив, голос Харальда, как не могли не видеть боевой топор в руках приближающегося убийцы.
– Нас призвал в сражение конунг Горм, которому мы принесли клятву верности и чей высокий трон обещали защищать. Землям Бифлинди на востоке угрожает ярл Рандвер, и нашему конунгу это не нравится. – В густой бороде Харальда сверкнули зубы. – Пес Рандвер сорвался с поводка, и его аппетиты стали ненасытными. Сегодня мы его выпорем!
Мужчины вокруг него принялись громко кричать, поддерживая своего ярла, а те, что держали в руках копья, застучали древками по щитам, и этот звук походил на эхо прозвища конунга Горма – Бифлинди, что означало «Потрясающий Щитом». Даже скальд Хагал, казалось, воспарил, точно орел, на крыльях теплого ветра, несмотря на насмешки ярла, звучавшие накануне вечером в медовом зале.