– Нет, объясни ка.
– За тот год с не большим, как она вернулась, пропали без вести три парня молодых. Привлекали органы неоднократно, но те разводили руками. Ничего на неё нет. Совпадение? Божечки мои, да хрена лысого. Прости мне грубые слова. Один раз да, два может быть. Три однозначно, что-то не так с ней.
– Ужас какой. Что прям, ни весточки вообще от пропавших? А родственники что говорят?
– Знают, только то, что они к ней подкатывали, но получали поворот от ворот.
– Я ничего не утверждаю, но пока не вижу никаких скрытых заговоров, мин и затаённых тигров в кустах. А увижу, скажу тебе первым.
– Хорошо. Ты у меня умничка, дай поцелую.
– Ну, Оля, мы же взрослые люди. Ну не надо этих ласк.
– Пока не благословлю не отпущу. – стояла она на своём.
– Мир с тобой. – я наклонился и она чмокнула меня в лоб.
– Ну, всё, теперь я спокойна. Предупреждён. Значит вооружён.
Я прошёл не к себе в комнату, а сразу в ванную. Снял с крючка тот самый кулон и надел на шею. Вот так. Ленивый душ, зубная чистка и я в кровати. По-моему я был предупреждён еще когда вышел от Яры в поле. А потом на кладбище. Но это же полная чушь. Ладно, утро вечера мудренее. Завтра к Михаилу и точка.
Глава 3: Байки и слухи
Тётя Оля объяснила, где Дом Михаила. На это раз я не поленился отвести её в прихожую, к карте деревни висевшей на стене. Она конкретно указала, где его дом, ссылаясь, что карта древняя, и его дом стоит над оврагом, что лежит за храмом. Ну, в деревне не заблудишься. Подумалось мне. Спросить дорогу всегда можно. Это тебе не по кладбищу шарахаться с нарисованной схемой от руки. Прохладный выдался денёк. Дошёл до храма, тут сложней нет. Спустился в овраг. Обходить его было не с руки. Слишком далеко, а время ценная штука, хоть и эфемерная. Поднялся, отсчитал третий дом, от условного направления ответвления оврага и увидел на соседнем доме флюгер. Он изображал охотника, верхом на лошади, с рогом-манком у рта, с бегущей рядом собакой.
– Я не я, если Михаил живёт не здесь. – сказал я вслух и направился к главным покрашенным в красный цвет, воротам.
Звонок в форме бубенчика меня изрядно повеселил. Нужно было дёрнуть (что я и сделал), шнурок, продолжение бубенчика, чтобы замкнуть механизм и сделать звонок.
– Здорово Лучемир.
– Здравствуй Михаил. Не ожидал застать тебя дома. Но раз уж ты здесь.
– Заходи. Ты чего такой весёлый?
– Да звонок твой доставил. Что за контора их клепает. Я бы себе такой же повесил. Гостям на радость.
– Да, поди разбери их кустарщиков из Косолапинцево. Что у них там за контора ума не приложу. Купил в том году на ярмарке. У них послезавтра, будет проходить очередная, можешь там и посмотреть. Я кстати туда опять поеду, можешь со мной.
– Я с удовольствием.
Рядом со входом, сидела гигантская, классическая немецкая овчарка и скосив голову в бок, умоляюще смотрела на меня.
– Какой, классный собак.
– Сука.
– В смысле.
– В прямом. Мхина зовут. Не спрашивай почему. Жена заморочилась.
– Скорее уж Махина. – я осторожно, погладил её по голове. – Самые умные собаки на мой взгляд. Доберманы ещё такие же умницы. Но это уже другие звери совсем.
– Ты осторожнее с ней. Она зимой так моему приятелю руку по локоть оттяпала. – я не поверил, но осторожно убрал с неё руку. – Ладно, ладно Мхина шучу, не смотри так на меня. Гулять сегодня тебя не возьму. Вон двор есть.
– Понимает.
– А то.
Он завел меня в свои владения. Ора трех детей я не услышал. Зато услышал звук контрабаса. Он показал мне пальцем, чтобы я говорил потише. Живая музыка рождала во мне всегда самые добрые чувства. Так и сейчас. Я немедленно сам захотел начать, музицировать на своей любимой гитаре.
– Музыкант что-ли?
– Отчасти.
– Понятно. Садись за стол. Будем трапезу трапезничать и яства яствовать. Яна не любит когда её отвлекают от игры на большой скрипке. Поэтому мы начнём без неё.
Он наполнил наши тарелки и налил по рюмке коньяку. Я хотел отказаться, но он состроил такую выразительную обиду до глубины души, что я передумал отказываться. Почему бы и нет, я в отпуске.
– Зря отказываешься. Шестизвездочный. Одну я нарисовал от себя. Ведь что такое коньяк? – спросил он меня выжидательно.
– Напиток такой, из винограда, крепость сорок градусов.
– Это да. Но в действительности, мы имеем, продукт, произведённый по жёсткой регламентированной технологии, территориально, произведённый на западном побережье Франции регионе Пуату-Шаранта, в городке Коньяк. В честь которого и был назван. Формально у нас нет коньяка, а то, что производиться, будет называться бренди. Ну то есть, есть конечно, но хорошего днём с огнём не сыщешь. Особенно у нас. А этот именно оттуда.
– Откуда?
– Из Франции.
– Откуда он у тебя?
– Подарок друга француза. Он у нас по обмену учился, вот мы и скорешились впоследствии.
– После такого подробного инструктажа.
– Матчасть я понял. – сказал я одновременно с ним.
– Перейдём к практике. За знакомство.
Обед шёл своим чередом. Музыка закончилась и вышла его жена Яна. Он нас познакомил. Отобедав с нами, она вскоре ушла, ответив на мой вопрос, что дети их гостят у бабушки, что не могло не радовать родителей. Я стал осыпать вопросами Михаила. Он знал Яру, но постольку поскольку. Ну, есть такая, ну живет одна. Люди всякое говорят, только чушь и преувеличения почти всегда, как он сам думает. Меня очень позитивно настраивал его скептицизм. Он питал и мой скепсис, от этого мне становилось легче. Проще. Подальше от звёзд, поближе к земле. Потом опрокинули ещё по одной, за жизнь. Потом он забил трубку и раскурил. Предложил мне вторую. У него была их целая коллекция. Досталась, говорит от отца, хоть он сам и не курил. Факт курения с его слов, сущее баловство. Клубы дыма опутывали воздух над нами и плотными тугими белыми полосами, медленно садились из-под потолка на пол.
Я остановил его лекцию о родине табака, Кубе и тому подобном и спросил, есть ли здесь какие нибудь необъяснимые явления. Он спросил, что конкретно я хочу узнать. А я сказал, меня интересует всё, что не укладывается в рамки обыденной нормальности. Тогда он стал рассказывать одну историю.
– Были мы на зимней охоте прошлой зимой. На кабана значит ходили. Вечер уже, темнеет. В засидках на деревьях сидим. Подошел кабан. Да кто-то спугнул его ненароком, он от нас дёру дал. Никто стрелять не стал, чтобы подранка не оставить на ночь. Я с краю значит, был один, да ещё и самый молодой. Засидка, у меня самая маленькая была, в стороне от всех. Слышу, ломится. Выстрелов не было. Прицеливаюсь от плеча. Жду. Выбегает, огромный, глаза бешенные. Я выстрелил из ИЖ-а, тогда он ещё не был утопленником. Одной пулей. Второй. Крупняк, уткнулся мордой, в неглубокий снег, проехал на пузе. Смотрю, лежит. Во лбу дыра. В мозг, повезло, попал. Ногами дрыгает.
Куда же думаю, вторая пуля ушла. Дыр в снегу нет. Наст был, я бы точно увидел попадание на снегу. На секаче тоже ни царапины. Не мог я второй пулей ему в ту же дырку попасть. Пуля она не такая и дура, как некоторые думают. Хотел перезарядиться, и ещё один для верности дать. Уже прицельно, в глаз. Чтобы спуститься без опаски можно было. Но не успел пошевелиться и заметил, как что-то слезло с холки кабана и пошло по снегу. У меня ступор. Своего, думаю подстрелил. Мало ли, вдруг он нашего брата на клыки поднял, а тот и засел на нём. Расцветка ещё значит такая странная. Бело-серый весь. Но среди наших таких нет. Мы все в ватниках были, а поверх для маскировки, костюм зимний защитный. Так вот он слез. Со снегом сливается. И кровь у него идет. На уровне бедра. Розовая. – он остановился, разжег камин и забил по новой свою трубку.
– Розовая кровь? – спросил я, смотря на быстро разгорающееся пламя и выпуская клубы дыма вверх, больше для проформы, никогда не был курильщиком.
– Розовая. Я потом спустился, проверил. Розовая, как коровий язык. Так вот это самое, слезло с кабана мёртвого и утопало в кусты заснеженные. На выстрелы сбежались мужики. Стали орать и меня поздравлять. Все следы затоптали. Не заметили крови, думали это я тут находил вокруг. У меня был настоящий ступор. Они шутили, мол, это я от счастья, сам не свой. Я перезарядился. Все ружья за спину повесили, а я не могу. Мне фляжку протягивают, а я пью, а сам по сторонам смотрю. Сказать ничего не могу. Флягу забрали. Ты чего говорят, спирт пьёшь как воду. Оставь другим. Совсем замерз? А я молчу. Так до дома молчал, до самого. Так и не рассказал ничего ни кому. Вот ты спросил, открыл душу. Излил так сказать.
– Так может это какой другой охотник был?
– Исключено. Я уж сто раз передумал. Какой еще охотник верхом на кабане ездит, а после выстрела из ружья двенадцатого калибра в бедро пулей, спокойно уходит без криков, боли, матов и фонтанов нормальной багровой крови. И где его ружьё? Хоть и темно было, но я бы увидел. И зачем самое главное уходит? Если это человек. Ну, дружеский огонь, ну бывает всякое. Так чего бежать то? – разлил ещё по одной. – За свет истины.
После я рассказал ему свою историю, про то, как видел в поле волка, когда там прогуливался. События предшествующие моему выходу в поле, я естественно опустил.
– Так вот ты чего, про волков весной спрашивал. Ну, я тебе так скажу. Отрицать, что был именно волк, смысла нет. Ну, вышел, бывает. То что на задние лапы встал, так это как ты сам говоришь факт известный. Правда, на своём веку я подобного не встречал никогда. Теперь будет что рассказать осенью в лесу мужикам на охоте, ночью у костра. Пусть на ус мотают, что бывает и такое.
– Только ты меня не выдавай. А то будут говорить пустомеля городской. Это я тебе по секрету.
– Лады. Будешь в истории некто «Н».
– А про кладбище ничего не слышал интересного на своём веку? – подобрался я к главному.
– Чего только в детстве не слышал. Ну а, как у самого дети появились, всё само отпало. Хотя есть тут одна местная байка. Сам я никакого отношения к её выдумке не имею. Могу рассказать, что слышал.
– Было бы занятно послушать.
– Короче. Однажды, жил у нас один товарищ. Поехавший немного был, еще со школы странности за ним водились. Работал тут у нас на местной лошадиной ферме. Навоз убирал. Замечали его несколько раз, в основном случайно, как он в тачке глину всё возил домой. Ну, возил и возил. Может человек гончарным искусством занимается. Ради бога. Да вот, когда он без вести пропал, пару месяцев назад. В его половине дома, а он жил с родителями, нашли несколько слепленных из той самой глины фигур человек. В полный рост. Ты представляешь? Открывают его комнату, а там два изваяния из глины. Без глубокой художественной обработки. Скульптором он не был никогда.
– Не может быть. – сказал я сам себе не веря.
– На этом еще не все. Друг тот, точно ненормальный был. Тебе трубку кстати забить? Табак я сам рощу и ферментирую. Высший сорт. Как отец учил, а его дед.
– Давай.
Так вот, потом его заметили. – Он передал мне трубку и спички, чтобы я смог прикурить. – На кладбище, две женщины, когда за грибами из сосновой рощи возвращались. Он сразу убёг от них ясное дело. Если его нашли бы, то точно в дурку отправили бы. Никаких сомнений. Сказали они, он там опять из глины форму человеческого тела лепил, прямо среди могил. С глазами из шишек, с ветками, воткнутыми в уши и ноздри. Во рту монета. Ты представляешь?
– А как звали того горе-скульптора?
– Да я почём знаю. Может Вася, а может Петя. Фамилию точно помню. Мулин
– Мулин?
Ага. Женщины обо всём рассказали. На следующий день пошли мужики посмотреть его творчество, да самого автора творения поискать. Да только дождь с грозой всю ночь был, вот и размыл всю глину. Ничего не нашли.
– Ужас.
– Да байки всё это. А если и так, то просто помешался товарищ. Ну не все дома. Чего с ним сделать. Сгинул чай в лесу, где нибудь с голода. У нас такое, как два пальца окропить.
– Я ещё слышал, что в общей сложности три человека без вести пропали. – всё копал я, подходя из далека.
– Ну а что ты хочешь. Места то дикие. Звери водятся. Всякое может быть. Естественный отбор, в общем. Один лучше здесь не ходи далеко. Парень ты нормальный.
– Ну, до темноты уж засиделись, охотники мои. Давайте ужинать, и отпускай уже гостя, не мори до ночи Миш.
Мы пошли ужинать, а потом Михаил проводил меня до храма. На последок, он долго смотрел, на вершину храма. А затем достал фляжку из внутреннего кармана. Отпил и передал мне.
– Чтобы у тебя, всё было хорошо друг.
– И у тебя.
Он достал из-за пазухи небольшую коробочку и протянул её мне.
– Что это?
– Откроешь дома.
– Не надо было Миш. – он меня остановил.
– Да всего лишь маленький презент. Чего ты так разволновался, там не повестка в военкомат. – он засмеялся.
Мы обнялись. Я от души поблагодарил его. Домой я попал к одиннадцати. Оля хотела подогреть мне остывший ужин, но я отказался и пригласил её, попить со мной немного травяного чая перед сном. Я рассказал ей, что был у Михаила весь день и вечер. Передал ей от него привет. Когда мы немного поговорили на пространные темы, между делом вставил свой вопрос. Терзавший, меня всю дорогу под полумесяцем домой. Какие фамилии были у сгинувших без вести парней, общавшихся с Ярой? Тётя сказала. Среди пропавших, был и Мулин. Остальные двое Жаевский и Деребин. На её взгляд, самый странный тип был как раз Мулин. Потому что перед тем, как пропасть, сделал несколько големов.
Стоя в душе, я соображал. Что если элементарно сопоставить два факта, то получается что-то совсем не вероятное. Ладно, что мы имеем. Психа, который делал глиняных человечков и тот факт, что он подкатывал к Яре. Потом этот медальон, который она просила не снимать и в конце концов я был без него, а на меня напал безвестный агрессор на кладбище. Которому, я проломил пол головы и весь перемазался глиной. Вот так приехал отдохнуть. Там ещё эта история Михаила мистическая и моя встреча с волком. У меня уже от всей это мистической белиберды, одна каша в голове. К чёртовой матери всё это. Однако завтра надо будет у неё самой спросить. Что она обо всём, об этом думает. Не у матери, конечно, чёртовой. У яры.
Я прошёл к себе в комнату в выданном мне белом халате и вытирая волосы полотенцем. Как вдруг заметил за окном незнакомый силуэт. Я бросил полотенце на пол, выключил свет и уставился в окно, выходящее на участок. Да это же бочка. Но я готов поклясться, за ней было, что-то ещё. Я задёрнул шторы. Включил опять свет. Нервишки расшалились совсем, от Мишиных баек и в голову лезет всякая чушь. Ну, я скептик. Ничего, меня такой ерундой просто так не возьмешь. Неожиданно зазвонил телефон, и я подскочил на месте. Надо будет на вибрацию поставить.
– Алло. – в ответ молчание.
Я подержал трубку у уха и точно услышал там, какое то, не то сопение, не то дыхание. Ошиблись. Либо чьи-то глупые шуточки.
Не успел я положить телефон, как он зазвонил вновь.
– Алло.
– Привет Лучемир. – ответил в трубке мой второй лучший друг, который не художник.
Я ему высказал всё, что думаю о его весёлых эзотерических шуточках.
– Нет, это не я. – спокойно ответил он. – Я чего звоню то? Мне тут сон приснился с твоим участием. Не очень хороший. У тебя там всё в порядке?
– А как ещё может быть у человека, в деревне на отпуске? Сегодня вот отмечал, случайно вышло, с местным аборигеном одним. Он охотник.
– Не похоже на тебя. Ну ладно, раз у тебя всё хорошо, не буду докучать со своими городскими заморочками. Только ты там будь осторожен.
– Конечно. Не переживай там за меня. Если что позвоню тебе первому. Вызовешь танковый батальон на помощь и авиацию в подмогу.
– Договорились. – довольный моим настроением ответил собеседник, словно был из полиции хорошего настроения. – Пока.
– Пока.
Пропущенный есть, от него же. Пока в душе был и всё. Я немногим оставляю свой телефон, для всех деловых контактов, у меня есть электронная почта. Не люблю, когда меня просто так беспокоят без необходимости. От того моя жизнь, более тихая и взвешенная. И чего я на него взъелся. Он слишком умён для таких штук, с дыханием в трубку с незнакомого номера. Прискорбная глупость с его стороны по отношению ко мне и непозволительная для него роскошь.
Я развернул коробочку, подаренную мне Михаилом, там лежал карманный фонарик. Я включил его и идущий от светодиода поток световых частиц, чуть не сделал меня слепым. Чёрные точки и запятые ушли, а я стал светить в окно, с выключенным светом в комнате, проверяя мощность. Довольно далеко светит. Батарейки литиевые. Долгожители. Хватит на сутки непрерывного свечения, плюс комплект запасных. Благодать. Люблю подобные штуковины. Настоящие игрушки для мужчин. Понравится каждому. Я оценил в особенности, теперь я смогу нести свой собственный свет, в буквальном смысле этого слова. Настоящий, материальный свет.