Жар-птица
(Волшебная сказка)
1
Жил на свете Данило-охотник, у князя на службе состоял. Однажды возвращался он с охоты домой. На богатырском коне. А уж ночь на землю опускается. Прошлогодняя полынь сквозь снег, как щетина, торчит, и ветер по полю позёмку носит. А издалека-далека волчий вой, голодный, слышится…
Чует охотник, не выбраться ему до темноты на прямоезжую дорогу. Видно, в чистом поле заночевать придётся. Остановил Данило коня, из-под руки по сторонам озирается, а всё равно не видать ни зги. Снег глаза слепит. Глядел, глядел до рези в очах, и вдруг… эва, никак огонёк светится? Или почудилось ему?
– А ну-ка, Сивко-Бурка, поворачивай! Может, к постоялому двору прибьёмся.
Развернул Данило своего коня богатырского. Плетью над головой свистнул. Только снежная пыль на том месте взметнулась, да конский поскок по промёрзлой степи дробной рысью отозвался. Ехал-ехал Данило на свет, и вдруг… на поляну выезжает. Глазам не верит. Что за диво-дивное? В чистом поле зима лютая, снег метёт, вихрями завивается, а тут – лето красное! Буйная зелень вокруг. Птицы свистят. И цветы на ветвях распустились. Светло, как в полдень.
Спешился Данило. Озирается. Откуда-то от земли свет идёт. Наклонился, рукой в разнотравье пошарил и перо поднимает. Не простое перо, Жар-птицыно! Сам диву даётся. Слыхать про это чудо много слыхал, а видеть ни разу не доводилось. Долго любовался. Но тут Сивко-Бурка не выдержал и говорит:
– Не бери, хозяин, это перо. Беду себе наживёшь.
Но Данило только головой покачал.
– Нет, Сивко-Бурка, на сей раз слушать тебя не стану. Это перо я самому князю в подарок поднесу. А уж он за верную службу наградить умеет.
– Эх, хозяин, как бы тебе вовсе головы не сносить.
– Хватит каркать, волчья сыть, травяной мешок! Да неужели я это диво-дивное в чистом поле брошу? Ступай, пасись до утра. А завтра, чуть свет, в путь тронемся.
2
Назавтра, ближе к полудню, Данило-охотник уже в крепостные ворота стучит. Гей, стража! Отпирайте, дескать. И прямиком на княжий двор своего коня правит. На резное крыльцо взбежал… нет никого в тереме! В покои княжеские входит. Озирается. Где-то князь пресветлый, не в отъезде ли? И слуги все, будто по углам попрятались?
Тут боярин думный навстречу с широкой лавки встаёт.
– Стой, холоп! Ты куда в грязных сапожищах с немытой рожей прёшь? Или плетей захотел?
Осерчал Данило.
– Я тебе не холоп, боярин. Мне ко князю в любом виде в любое время дозволено. Отойди, не то зашибу ненароком.
– Не сердись, Данило, – боярин отвечает. – Обознался впотьмах. Светлый князь сегодня не в духе. Видеть никого не желает. У себя в спаленке с утра заперся. Я и сам тревожить боюсь.
– Да что стряслось у вас, пока я на охоте был?
Сдвинул боярин высокую шапку на нос, долго в затылке скрёб. Как и сказать-то не знает.
– Князь думу думает. А про что, никому неведомо.
Данило только руками развёл. А боярина уже подозрение взяло: Данило-охотник в княжеских покоях не частый гость. Без дела не ходит. Как бы выспросить половчее, что за дело у него такое?
– А к князю тебе зачем надобно? – спрашивает.
– Да вот, дичи к княжьему столу настрелял. И потом… дело у меня к нему.
– Говори своё дело. Я князю доложу, когда позовёт.
Задумался Данило. Вроде не с руки через боярина перо князю отдавать. Но притомился с дороги молодец, седьмые сутки дома не бывал. Не сидеть же здесь до ночи, пока князь думу надумает.
– Эх, так и быть! Слушай тогда, боярин. Еду я вчера полем, а ночь уже, ни зги не видно. Снег глаза слепит. Вдруг… поляна посреди поля, с эту вот горницу. Птицы поют, трава-мурава, цветы кругом. Лето красное! И светло, будто в полдень. Гляжу, а в траве – перо лежит. Жар-птицыно!
С этими словами стащил Данило-охотник шапку с головы и из подкладки перо достаёт. Враз вся горница осветилась, а из дубовых резных колонн на глазах ветки начали прорастать, зелёные, с листьями. Птицы поют. У боярина так челюсть и отвисла.
– Хочу я это перо, боярин, светлому князю подарить. Пусть сердце потешит.
Завидно боярину стало. Даже с лица потемнел.
– Какой же это подарок, – отвечает, – коли ты в княжеских угодьях перо нашёл? Перо светлому князю по праву принадлежит. А что не украл да не утаил, за то спасибо тебе.
Спрятал боярин перо за пазуху.
– Так и быть, передам князю подарок. Как из спаленки выйдет, сразу и передам. А дичь, убоинку, ты, Данило, на кухню поварёнкам снеси. Пусть жарят, парят, пекут. К обеду чтобы готово было.
– Скажу. Да и ты скажи князю, не забудь.
Натянул Данило шапку на брови, да и вышел вон. Только глазами в дверях сверкнул.
Боярин по горнице из угла в угол расхаживает, никак не нарадуется. Вот удача, так удача! Сама в руки плывёт. В награду за это перо он у князя десять деревень с людишками сможет выпросить. И соболей, и золота… немерено! То-то сердце распотешится! Вдруг, глянь: сам князь из спаленки выходит. Мрачен с виду, голова на грудь опущена. Никого перед собой не видит. Боярин шапку поспешно сдёрнул. В кулак покашливает… знать о себе даёт.
Услышал его пресветлый князь.
– Кто тут? А… это ты, боярин. Говори, коли дело есть.
– Хотел узнать, светлейший князь, не надобно ли тебе чего? Только прикажи, из-под земли достану. Живота своего не пожалею.
– Эх, боярин! – Князь головой покачал. – Лютой зиме конца не видно. Скот от бескормицы дохнет. Моровая язва моих людишек по городам и весям косой косит. Как злую беду одолеть, ума не приложу.
Обрадовался боярин: момент подходящий. Как раз его лыко в строку будет.
– Не вели, – говорит, – князь, голову рубить, вели слово молвить. Может, помогу беде.
– Дело скажешь, награжу по-царски. А за глупость пеняй на себя. Ну?
– Слушай тогда, пресветлый князь. Еду я вчера с охоты полем, а ночь уже. Ни зги не видно. Снег глаза слепит. Вдруг… поляна посреди поля, с эту вот горницу. Птицы на деревьях поют. Цветы, трава-мурава. Лето красное! И светло, будто в самый полдень. Гляжу я под ноги: в траве перо лежит. Жар-птицыно!
С этими словами сунул боярин руку за пазуху и перо достаёт. Враз горница засияла. Из дубовых колонн ветки полезли зелёные. Птицы со всех сторон свистят, красному лету радуются.
– Решил я, светлый князь, это перо тебе доставить. Люди добрые говорят: кто пером владеет, оно тому человеку счастье приносит.
Не сразу князь в себя пришёл. Диву даётся.
– Сколь на свете живу, чуда такого не видывал. Должно быть, от самого Ярилы-солнышка весточка? – И боярина похвалил: – Вот это служба так служба!
Но недолго князь подарку радовался. Покрутил перо в руках, поразглядывал и на стол бросил. Ровно негодную щепку. Сам в красный угол сел, на дубовое креслице. В сторону глядит. Боярину это, конечно, невдомёк показалось.
– Что, светлый князь, опечалился? Или тебе подарок не по сердцу?
– Взгляни в окно, боярин. Что видишь?
Подошёл боярин к окошку. Головой из стороны в сторону крутит, плечами пожимает. Чего там увидишь, дескать? Сугробы по самые окна намело. Позёмка стелется. Зима, словом.
Князь далее спрашивает:
– Может, где трава из-под снега пробивается?
– Нет, ни былиночки. Снег один.
– Стало быть, проку от пера никакого. Мне одному в горнице такое счастье не надобно.
Согласился боярин, когда поразмыслил.
– Оно так, – говорит. – От малого пера и проку мало. Вот если бы Жар-птицу случилось найти…
Тут князь и поймал его на опрометчивом слове:
– Найди, боярин! Коли найдёшь, проси в награду, чего душа пожелает. Отказа тебе не будет. До самых ноздрей золотом осыплю.
– Помилуй, пресветлый князь! – взмолился несчастный. – Да где ж искать её, эту птицу?
– Перо сумел найти, значит, Жар-птицу добудешь. А нет, на плаху отправлю!
И пальчиком державным, в брильянтах, в окно на лобное место боярину указал. Там, в деревянном пне, окровавленном, величиной в три обхвата, палаческий топор круглый год торчит. Ворам и расхитителям государевой казны в назидание.
Вышел боярин от князя, понуренный. Сам себя бранит за глупость. Зачем, дескать, к князю с этим пером сунулся? Вот дурень так дурень! Ну да ладно. Попробую другого дурня, похлеще, на своё место сыскать.
– Гей, слуги! – с крыльца кричит. – Позвать сюда Данилу-охотника!
Приводят слуги Данилу.
– Зачем звал, боярин?
– Худо дело, Данилушко. Не обрадовался князь твоему подарку. Ногами затопал, закричал: коли сумел Данило перо найти, значит, и Жар-птицу добудет. Так и передай.
У Данилы-охотника глаза на лоб полезли.
– Помилуй, боярин! Да где мне её искать, эту птицу?
– Где хочешь, там и ищи. А не добудешь если, князь обещал на плаху тебя отправить.
Совсем опечалился Данилушко. Видно, правду люди сказывают: возле царя – возле чести, возле царя – возле смерти. Ну да делать нечего, надобно в путь-дорогу собираться.
3
Сел Данило-охотник на богатырского коня и поехал Жар-птицу искать. Как князь велел. А куда едет, сам не знает. Голову на грудь повесил.
– Эх, Сивко-Бурка, зря я тебя не послушал, тогда и беды бы не нажил. Где искать эту Жар-птицу, ума не приложу.
– Не горюй, хозяин. Голова твоя не завтра с плеч свалится. Авось, да отыщем Жар-птицу.
Ехали они, ехали, вдруг… чу! Конский топот за спиной Даниле почудился. Кличет кто-то по имени. Остановил Данило коня, назад из-под руки вглядывается. А Сивко-Бурка ушами прядёт, ноздрями ветер ловит.
– То боярин за тобой гонится. Третий день догнать не может.
Спешился Данило-охотник. Коню торбу с ячменём на шею повесил. Боярина поджидает. Узнаем, дескать, Бурка, чего боярину надобно? Ждут-пождут, конский топ всё слышнее становится. Полдня не прошло, и впрямь боярин на взмыленном скакуне настигает. Да с ходу ещё полверсты мимо пролетел. Назад коня разворачивает.
– Тпрру-у! Насилу догнал.
– Уж не сменил ли светлый князь гнев на милость? – Данило спрашивает.
Боярин только рукой махнул.
– Куда там! Не верит тебе князь. Послал меня присматривать.
Вздохнул Данило-охотник.
– Да разве я вор или разбойник какой?.. Ну да Бог ему судья. Поехали, боярин. Вдвоём веселее.
Поехали они вдвоём, бок о бок, стремя в стремя. А Данило ещё и гусельки пощипывает, чтоб не тошно ехать было. Песню поёт:
Ехали они так-то, ехали и наехали на бел-горюч камень. Что на росстанях. Невесть кем тот камень поставлен был во времена незапамятные.
– Тпрру-у! Никак приехали? Тут, Данило, наша дорога на три расходится. Ну-ка, читай, чего на камне написано.
Буквицы на камне от старости давно мхом поросли. Не читаются. Спешился Данило-охотник, рукавицей мох смахнул. Читает:
– Налево поедешь – коня потеряешь… Вот те на! Нет, боярин, мне налево не с руки. Куда я без доброго коня?
Согласился боярин.
– Дале, – говорит, – читай.
– Направо поедешь – женату быть! – Пожал Данило плечами. – Тоже не с руки вроде? Мне службу править, не до женитьбы покудова.
– Дале читай.
– А прямо поедешь – самому убиту быть. Вот это по мне, боярин! Какая разница: князь голову срубит или лихой человек?
Боярин тоже задумался: жена у него есть, дома в светлице сидит. С Данилой не по пути, кому охота убиту быть? И коня жалко. Он тогда говорит:
– У меня, Данило, жена есть. Значит, судьба мне налево путь держать.
– Шутишь, боярин? Тебе князь велел за мной присматривать.
– Э! Князь далеко, а я тебе верю. Как другу. Если мы по разным дорожкам поедем, Жар-птицу верней отыщем.
Согласился Данило.
– Твоя правда, боярин. Удачи тебе.
Разъехались они в разные стороны. Один прямо, другой налево подался. Да только боярин недалеко уехал. Много не прошло, назад к камню возвращается и коня в поводу ведёт.
– Езжай, езжай, Данило. Я здесь тебя подожду. Во шатре, во шелко́вом, прохлаждаючись.
Разбил боярин шатёр на бережку. Закуски, заедки, вина заморские из тороков достал. На кошме, на парчовых подушках устроился. Ест, пьёт. Смешно думному боярину.
– Не тот, Данилушко, хитёр, кого за хитрого считают. А тот хитёр, кого за друга принимают. Ха-ха-ха!
4
Данило-охотник тем временем целый день по горам, по долам скакал, к ночи заехал в густой лес, в непролазный. Не чаял уже, как выбраться. Вдруг, глядит: а посреди леса избушка стоит на курьих ножках. На охлупне филин фукает. Глазами сверкает. Спешился Данило перед избушкой, дивится: «Ну и ну! Не то домовина, не то и впрямь избушка на курьих ножках?»
– Эй, избушка, избушка? Повернись к лесу задом, ко мне передом!
Вроде пошутить хотел, а избушка заскрипела, закачалась и к нему передом поворачивается. В единственном окошке огонёк теплится.
– Гей! Живые кто есть? – Голос у Данилы зычный, эхом по лесу отзывается.
Слышит, запели половицы в избе. Дверь скрипнула, и из притвора старуха древняя на него в упор глядит. Не мигаючи.
– Фу-фу! Русским духом запахло.
Догадался Данило-охотник, что к Бабе-яге в гости попал. А сам думает: может, ведьма старая знает, где Жар-птицу искать? Но виду не подал, в пояс кланяется.
– Здравствуй, бабушка. Ночевать пустишь?
– Ты кто таков, молодец? – Яга спрашивает.
– Меня Данилой кличут. Охотник я.
– А сюда, Данило, каким ветром тебя занесло? Дело пытаешь или от дела лытаешь?
Даниле-охотнику врать не с руки. Как есть, так и сказывает:
– Я, бабушка, на службе у князя состою. Велел мне пресветлый князь Жар-птицу раздобыть, а где искать её, никто, кроме тебя, не знает. И ведать не ведает. Вот я и завернул на огонёк.
Фыркнула Баба-яга. Головой затрясла.
– Ишь ты, прыткий! Так тебе и скажи, где Счастье-то искать.
– Так не задаром прошу. Если надоумишь, я твоё добро отработаю. На совесть.
Хлопнула Яга дверью перед носом. Долго её не было. Но Данило не уходит. А куда ему, на ночь глядя? В какую сторону? На крылечко сел, но тут избёнка враз набок накренилась. Тяжелехонек молодец. Заскрипела дверь, снова Баба-яга в дверь выглядывает.
– Даром брать легко, хи-хи! Да отдавать худо. Смотри, не пожалей, Данило.