И тут же пенальти в наши ворота. Коля Осянин срубает соперника, как топором.
На радостях несколько десятков чехословаков, очевидно, что из посольства, продолжают остервенело орать.
– «До-то-го!!!»
Анзор блестяще парирует удар Штафуры в угол и успевает отбить его же повторное добивание.
Соперник сломлен морально, Слава Егорович попадает в штангу, его тут же меняют.
Финальный свисток встречаю с литром пива, пополам с портвейном, в неокрепшем желудке.
А ведь завтра контрольная по математике, уже напросился сидеть с сисястой одноклассницей, чтобы списать – и не только…
Ответный матч транслировали по «Маяку». За счёт автогола «Спартак» прошёл дальше.
Так что «ВСС Кошице» не выручил и знаменитый тренер Венглош.
Уже в 1976 году он помог сборной и главному тренеру Ежеку выиграть золотые медали чемпионата Европы в Белграде.
В том чемпионате играл и Поллак. Но это уже совсем другая история, которую я подробно описал в своей первой книге.
Седьмая модель «Жигулей» и сумасшедший дом
Помимо самого футбола, заработки, и далеко не малые, приносил и так называемый «околофутбол».
В 1983–1984 годах мой хороший знакомый работал механиком по обслуживанию эскалаторов на станции метро «Спортивная».
«Входной билет» давал пятьсот рублей, деньги большие по тем временам.
После игр футбольного «Спартака», особенно в случае побед, «урожай» мелочи, сброшенной с эскалатора, составлял примерно двести рублей.
В смене было два механика, двадцать рублей надо было отдать старушкам-саботажницам из касс за обмен пятаков (самый популярный номинал монетки), двушек, алтынов и прочих гривенников на бумажные трёшки и пятёрки.
Этот же знакомый механик играл ещё и в «Спортпрогноз» на результат футбольных матчей высшей и первой лиг.
Покупал по 400–500 карточек и с помощью специального трафарета на кухне ночами вместе с женой заполнял их.
Играл профессионально. Я помогал ему как мог.
Благо дело, в то время игр с заранее известными результатами тоже хватало.
Мечтал он «доехать» в «десятку» – выиграть десять тысяч рублей, что давало право – вместо денег – приобрести вне очереди по государственной цене автомобиль «Жигули» седьмой модели.
И он «доехал»!!!
Мало того, толкнул очень удачно эти «Жигули» «тюбетейкам» за восемнадцать штук.
Но это не всё.
После этого он попал на «дурку». Дало о себе знать многолетнее зачёркивание карточек, перезвон по телефону со всем Союзом, с такими же «игроками».
Я навещал его в дурдоме, вид у товарища был печальный и ужасный. Но, как ни странно, через пару лет он «оклемался» и вышел практически здоровым человеком.
С бабками, но подорванной аминазином и прочими нейролептиками психикой.
Вот такой «околофутбол».
Стрельцов
По молодости много времени проводил со «старичками-боровичками» под табло в Луже.
Градация у них была одна – Стрельцов, Бобров, Федотов. Хотя и многие из них болели за «Спартак».
Также все сходились во мнении, что в 1958-м со Стрельцовым играли бы с бразильцами в финале.
И гипотетически даже в Чили в 1962-м.
Касаемо 66-го года, то всё есть в открытой прессе. Воспоминания Сабо, Пономарёва, Поркуяна, Кавазашвили и других.
Сборную Морозов принял от Бескова, и главной причиной отставки был проигрыш испанцам, гнев Хрущёва.
Но ходили упорные слухи, что Константин Иванович «пробивал» Эдика с перспективой на Англию-66, но добро не получил, а Морозов боялся это сделать.
Из личного общения с Анзором Амберковичем и Иваном Алексеевичем Варламовым понял, что со Стрельцовым был большой шанс не только обыграть немцев в полуфинале, но и с Англией за золото пободаться.
Большое видится на расстоянии, но такой тогда была держава, где всё решал отдел пропаганды ЦК партии.
Сейчас вышло много фильмов и книг про Стрельцова, но, правда, там больше о его «похождениях».
А о том, какой это был гениальный и великий игрок и как его скрутила система, – очень мало правды.
Уровень его игры до отсидки сопоставим с Пеле и Марадоной. И это не моё мнение, а Никиты Палыча и Сергей Сергеича – наших легенд.
Эдика видел только после отсидки, но хватило с лихвой.
Лучший футболист СССР 1967 и 1968 годов.
И это в его годы!
Гений был, конечно, чего уж там.
Мне в память врезался наш матч с торпедчиками, был на нём в Луже в 1968 году. 5:1, два Стрельцов и два Гершкович с подачи Эдика.
А ведь мы в том году серебро взяли.
Многие очень удивятся, но большой футбол не ограничивался в те годы рамками московского «Спартака».
Хотя от нас в Англии были только Корнеев и Хусаинов.
«О tempora, о mores!» © Марк Туллий Цицерон
Центральное телевидение СССР и футбол
Сам люблю совок, как говно в штанах – но что правда, то правда.
Главная редакция спортивных программ ЦТ всеми способами организовывала трансляции практически всех матчей команд СССР в еврокубках на первой и второй кнопках.
Большинство в прямом эфире, но была и запись – причём запись только вторых таймов.
И комментаторы зачастую сидели в Останкино или на Шаболовке.
Выездным был только Озеров. Спарре был не член партии и очень редко выезжал. А евреев Галинского, Дымарского и молодого тогда ещё некоммуниста украинца Маслаченко за границу категорически не пускали.
Одного еврея, а это был Рубин, пустили, и он тут же дал по тапкам в сторону США, после чего глава ЦТ СССР Лапин получил страшных пиздюлей в отделе пропаганды ЦК КПСС на Старой площади.
Из знаковых игр, на моей памяти, не было трансляции из Валенсии, со знаменитыми промахами Калашникова, бегущей строкой, смертью Далиды.
В особых случаях давали радиорепортажи на «Маяке», причём в прямом эфире и весь матч.
Так, после ухода Качалина, а было это после относительной неудачи на чемпионате мира 1970 года в Мексике, сборную принял Николаев, и его первый официальный матч в Никосии с Кипром транслировали по радио, Озеров комментировал.
Это был дебют Колотова за сборную, ещё как игрока казанского Рубина из второй лиги. Неслыханный случай по тем временам.
Также это была первая игра за сборную Виталия Шевченко из «Нефтчи».
Всё это имело замечательное продолжение в мае следующего года, когда оба забили по голу испанцам, а наша сборная одержала первую и последнюю победу над ними.
В 1971 году, также на «Маяке», комментировал Янн Яннович Спарре матч из Сетубала, трансляция началась в 24.00 по московскому времени.
Всё время говорил, что «Спартак» играет в белой форме, это было очень важно для радиослушателей.
На крайняк был «Голос Америки», где сбежавший «отщепенец» Рубин в прямом эфире глубокой ночью комментировал эпохальный хоккей из Лейк-Плэсида.
Вроде про поражение сборной сказали только вечером в программе «Время», а я уже утром в институте радостно рассказал всем про счёт 4:3.
Секретарь комсомольской организации сказал, что я агент мирового сионизма и провокатор – враг народа.
Редкостный был мудак!
Гуппи
Зимой 1981 года поехал на зимние студенческие каникулы в своеобразный Дом отдыха. Каково же было моё удивление, граничащее с истерикой, когда я узнал, что попал, самым мистическим образом, в тот же самый пионерский лагерь, где в далёком 1972 году впервые в жизни занялся сексом с молодой и прекрасной восемнадцатилетней студенткой, которая жила на вольных хлебах в пионерском лагере как дочка начальника лагеря. Я подробно написал об этом в первой книге, в главах «Дефлорация» и «Дефлорация 2».
Судьба свела меня тоже со студенткой, и ей тоже было восемнадцать лет, но мне не четырнадцать, как тогда, а двадцать три года, и студенток и тёток разных мастей и калибров к тому времени, перефразируя Есенина, повидал я и попробовал в тёмных углах немало.
Её звали Гуппи.
Не знаю, да так и не узнал, почему у неё было такое рыбье прозвище, но Мариной её никто не называл, а все друзья и подруги однокурсники называли её так, на что она радостно и весело отзывалась.
Весь этот своеобразный Дом отдыха был заполнен исключительно студентами, а тот же самый персонал, что кормил детишек в столовой летом, зимой потчевал тем же самым незамысловатым меню, где преобладали щи и каша – пища наша.
Иногда готовилось даже мясо, вкусом напоминающее подошву кирзача. А также компот из сухофруктов с одиноким фиговым листом, почему-то называемый в меню: «Компот домашний».
Очевидно, что все эти сухофрукты действительно находились дома, но у шеф-повара. Там же, собственно, где и вышеупомянутое мясо, прописанное в мятом листке меню химическим крандашом как «рагу домашнее с овощами».
Из овощей там была картошка мёрзлая галимая – первым и последним компонентом этого шедевра кулинарного исскуства.
Зато на столах на восемь человек на завтрак, обед и ужин всегда и без ограничений лежали огромные, размером с хуй негра, солёные огурцы.
Они пользовались особым спросом, их выносили с собой в больших количествах на закуску.
Со времён моего пребывания в пионерах в окрестных «сельпо» мало что изменилось, и тот же самый портвейн с той же самой водкой продавала пергидрольная Нюрка или Клавка с огромными сиськами наперевес.
Одна даже, о боже, узнала меня и назвала по имени, хотя прошло без малого десять лет. Оказывается, никто в таком молодом возрасте, как я тогда, не хватал её самым наглым образом за жопу и сиськи одновременно и даже – я не побоюсь этого слова – за манду.
По такому торжественному случаю Нюрка отпускала мне водяру хоть и из-под полы, как всем местным синякам, зато без переплаты – по государственной цене.
От непрозрачных намеков на секс, а по-русски говоря, на банальную еблю в подсобке винного магазина, и от самой разнузданной ебли я благополучно соскочил, ведь все мои мысли были только о Гуппи, и только о ней одной.
Всю жизнь, да нонешних седых мудей, чего греха таить, я был «однополчанином». Что, думаю, не редкость, несмотря на бравурные рассказы друзей-однокурсников о якобы немыслимых подвигах, совершаемых ими в гнусных общагах и на грязных матрасах, наперегонки с клопами, тараканами и прочими гадами, рискуя получить болезненный укус от ползучего инсектоида в жопу. А то и того хуже – в елду или яйца.
Но Гуппи!!!
Это было необыкновенное и, врать не буду, единственное такое приключение за мою такую насыщенную и долгую сексуальную жизнь.
Уже сейчас, дело прошлое, впоминая всё это как прекрасный эротический и художественный фильм, пытаюсь понять, но не могу – почему у меня с ней так всё это происходило? Ну честно, и поныне не могу уяснить, почему.
Что???
Что же происходило, дорогой читатель?..
А происходило вот что.
Распорядок студенческого Дома отдыха был прост и незамысловат, на все десять дней каникул.
Завтрак, катание на лыжах, Обед, катание на лыжах, Ужин, культурно-массовые мероприятия или попросту только набиравшие в ту пору силу дискотеки, приправленные водкой, портвейном и, чего греха таить, – бытовой еблей со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде ранних студенческих свадеб, разбитых сердец, декретных отпусков и прочей сопутствующей бадяги, вплоть до отчисления.
Гуппи ничем не выделялась среди прочих студенток: зелёные шаровары, шапочка с помпоном, румянец на щеках.
Задорная и весёлая, рыженькая, с милыми веснушками.
Обыкновенная, такая же, как все. Но и я, положа руку на яйца, тоже был не Ален Делон. А обыкновенное лицо некоренной национальности с наглой мордой.
После нашего знакомства прошло не более суток, как мы оказались в одной койке.
Жили почти все по два человека в комнате, и, по доброй традиции, мой сосед по комнате занялся её подругой, а я отправился ночевать к Гуппи.
Вот тут всё и началось.
Обычно после первой же палки я засыпал или уходил, в редких случаях дотягивая до второй, да и то уже под утро, или точнее – утром.
После первого же коитуса я почувствовал, что стояк продолжается.
И он продолжался и час, и другой. За неполных два часа я стал восьмипалчаниным. Восьми! Да!
Практически не вынимая.
Как, почему? Не знаю, ну не знаю до сих пор.
Причём Гуппи не проявляла практически никакой активности, а лежала неподвижно, повернувшись ко мне задницей, покрытой тоже рыжими веснушками.
Так продолжалось все волшебные почти что десять дней.
Днём мы ходили на лыжах, а по ночам я шпендефорил Гуппи, не вынимая елды. Практически до её, елды, посинения.
На лыжах я ходил в телогрейке зелёного цвета, подпоясанной солдатским ремнём. На голове же была ещё та армейская пилотка без звёздочки.
Пригодилось привезённое из армии барахло – ведь помимо парадной дембельской формы был ещё и армейский вещмешок, забитый под завязку, мама не горюй.
За это от студентов Дома отдыха я получил характерное погонялово. Солдат – так меня стали звать.
Острые на язык подруги прознали про наши ночные похождения, а может, это сама Гуппи расказала им про это – непонятно.
Но девчонки хохмили в полный рост и на вопрос, почему Гуппи не пришла сегодня на завтрак, отвечали с ехидным смешком:
– Она умерла под солдатом.
Но не умерла, конечно, а банально мочила харю до десяти утра после такого рапоясавшегося «многополчанина», как ваш покорный слуга.
Завтрак я старался не пропускать, старательно набивая рот кашей и хлебом, памятуя о здоровье хорошем. Которое мне ещё ох как понадобится в ближайшие дни, несмотря на грозные предостережения Горбатого из культового фильма «Место встречи изменить нельзя».
После каникул ещё несколько раз встречались с Гуппи у меня дома, но однажды, в самый разгар, зазвонил телефон, и я, дурак, поднял трубку.
Звонила одна из моих старых подруг и приглашала вечером на свидание, на что я – мудилкин, ответил немедленным согласием.
Гуппи всё это слышала, вспыхнула и немедленно – практически голая – соскочила с дивана и дала по тапкам в сторону родного Измайлова.
Догонять её и извиняться я не стал. И с тех пор больше никогда не видел.
Друзья-однокурсники из «Плешки» отнеслись к моим рассказам очень серьёзно, как ни странно.
Сказали, что мне дико повезло и такая женщина у любого мужчины бывает только один раз в жизни.
Как у Пушкина его знаменитая Болдинская осень. Но у меня, опездола, Марина-Гуппи никак не ассоциировалась с писаной красавицей Натальей Ивановной Гончаровой.
Только мой член, который Гуппи называла «бякочкой», не ассоциировался, а самым наглым образом взаимодействовал со сладким местом Марины. И как!!!
Думаю, что если бы Александр Сергеевич жил в наше время, то ещё бабушка надвое сказала, как бы он отнёсся к моим ночным бдениям.
А ещё однокашники-студенты назвали мудаком, и были абсолютно правы. Особенно чётко это понимаешь по прошествии сорока, без малого, лет.
Гуппи, Гуппи – где ты, Гуппи?
Хаарлем
О трагедии на стадионе написано уже столько книг, что и добавить, казалось бы, нечего.
Напишу сквозь призму своего личного восприятия.
После моей первой свадьбы прошло всего лишь несколько недель, и, предупредив жену, я собирался идти на этот матч.
Но тут неожиданно перезвонила тёща из Первоуральска и сообщила нам радостную весть, что вместе с тестем приедут к нам в гости.
Встречали мы их в аэропорту Домодедово. Помню, что, несмотря на октябрь, снег был сильный, равно как и мороз, неожиданно пришедший в Москву.
Игру смотрели с тестем по телевизору и вместе радовались голу Швецова на последней минуте.