– Никого не жалко, никого!!!
Кто бы сомневался.
Так что лихими были не только девяностые, а и восьмидесятые.
Инвалид
Меня очень часто спрашивают о происхождении интернетовского ник-нейма «вася-инвалид». Почему «вася» – я подробно рассказал в первой книге.
Настал черёд рассказать и про «инвалида».
Итак.
Август 1972 года.
Страна предвкушает суперсерию с канадскими профессионалами, а у левого павильона касс Большой спортивной арены Центрального стадиона имени Ленина известные всей Москве барышники уже завели списки на покупку билетов этих таких ожидаемых хоккейных матчей.
Надо сказать, что списки в то время были повсеместно: на жратву, мебель, машины, билеты куда угодно и на хуй его знает что ещё. Поэтому для меня это было делом привычным.
К пятнадцати годам я уже пару раз, с дружками постарше, «держал» списки на билеты на разные хоккейные мероприятия. Навар получался неплохой, в начале любого списка шли 20–30 вымышленных фамилий. Они всегда были «птичьи» – Галкин, Орлов, Скворцов, Воробьёв и далее по списку. Билеты у нас оптом забирали знакомые спекулянты, на которых работали целые бригады «пионеров». Хватало, короче, всем.
Во всех списках всегда устраивались ежедневные переклички.
Их вели «сотники», а «тысячники» только контролировали всё это и переписывали новый список каждый день.
Так что, придя на новую перекличку, ты уже мог легко быть не три тысячи пятьсот четырнадцатым, а две тысячи восемьсот тридцать первым.
Абсолютно любой, кто не приходил на перекличку и не кричал зычное «Я!!!» – вычёркивался из списков к ебене матери. Если, конечно, лично не сунул на лапу сотнику или тысячнику или за него на перекличке не отметился кто-то другой.
Мой номер был в районе первой тысячи, и я, дурак, надеялся увидеть живьём канадских профессионалов, которые, как пел Высоцкий, получают огромные тыщи и плюют зубы на лёд.
Хуй там, дорогие друзья. Накануне дня продаж пришли менты, порвали все списки и выстроили живую очередь. Во главе которой и стояли те самые барышники.
Билетов мне, конечно же, не досталось, и пришлось думать, как же попасть на хоккей.
Наши с друзьями котелки целыми днями только и думали об этом, отодвинув даже на второй план сисястых одноклассниц.
Однажды, после распития бутылочки портвейна, самый старший и мудрый из нас говорит:
– Ты похож на инвалида!
– С хуёв ли? – несмело возразил я старшему и более авторитетному товарищу, отмотавшему уже «двушку» по малолетке.
– Худой, чёрный, щетина начинает расти, язык подвешен.
И хором решили, что попытку достать билеты, помятуя об удачном подходе в стиле «а-ля Муслим Магомаев» два года назад, должен делать я.
Старший и мудрый спиздил у своего старого хрыча-дедушки ржавый инвалидный костыль, и мы выдвинулись в сторону Лужников.
Там в специальной кассе продавали билеты на хоккей инвалидам, Героям Советского Союза, кавалерам орденов Славы трёх степеней, ну и прочим работникам райкомов и обкомов партии. Вооружив меня костылём с напутствием сделать рожу пожалостнее, дружки лёгким поджопником направили меня в сторону кассы.
Кассиршы с лицом Эльзы Кох там уже не было, но восседала вполне доброжелательная и на удивление любезная тётя лет тридцати пяти от роду, с огромным ртом, при помощи которого она и получила это блатное место, что я вычислил путём нехитрых умозаключений.
Выставив костыль наперевес и смандячив страшный кисляк, я попросил продать мне, как инвалиду детства, ни много ни мало, а двенадцать билетов на суперсерию СССР – Канада.
От такой неслыханной наглости рот у тёти открылся ещё шире, под величину минета «свисток» в две елды.
– А удостоверение инвалида у вас есть, молодой человек?
– Я его дома забыл. Тёть, ну пожалуйста!
– Какая я вам тётя? Небось уже и девок пользуешь… – вдруг гневно перейдя на «ты», как отрезала кассирша, сомкнув огромный и манящий ротешник.
Короче, номер не прошёл. Меня с позором и треском прогнали. А удостоверение мы достать не смогли.
Но нет худа без добра. Знакомые спекулянты, те самые, которым мы толкали хоккейные билеты, подогрели нас билетами на канадцев. Да ещё, по дружбе, и почти по государственной цене. Накинули, конечно, чуть-чуть – как без этого. Мы-то им тоже билеты раньше не по доброте душевной отдавали, а с наваром.
Но билетов было всего четыре, и тянули жребий. Мне не повезло, и суперсерию из Дворца спорта Лужников я смотрел по телевизору, под истошные вопли Николая Николаевича Озерова:
– Нам такой хоккей не нужен!
И разухабистый мордобой, который устроил Фил Эспозито со товарищи.
Зато погонялово «инвалид» приклеилось ко мне на долгие годы и плавно перешло на сектора стадионов, где в те годы, а также сейчас, играет московский «Спартак».
Сто дней после детства
Когда работал на «Мосфильме», то Соловьёв снимал там свой первый фильм с Друбич в главной роли.
Но мои сто дней прошли давно, и грех не рассказать об этом на страницах книги.
Тем более что в книге ещё будет глава «Сто дней до приказа» в армии, но не будет «Сто дней Наполеона». Но и я, слава богу, не узурпатор. Поэтому начнём, помолясь.
Скачок из детства во взрослую жизнь произошёл стремительно и даже как-то незаметно.
Всё начиналось как бы невзначай, но накатывалось, как снежный ком и несло за собой вниз, попутно разбивая то лицо, то колени в кровь и до самых костей.
Денег не хватало катастрофически, и мы с друзьями целыми днями думали: где бы достать пару рублей на портвейн или любое другое пойло: пиво с раками или даже без оных.
После школы собирались в парке Сокольники на заранее облюбованной лавочке и вырабатывали план действий.
Основным источником дохода являлись билеты на хоккейные матчи. Особенно на игры «Спартак» – ЦСКА.
Однажды по непонятной причине этот топовый матч перенесли из четырнадцатитысячного Дворца спорта в Лужниках во Дворец спорта ЦСКА на Ленинградском проспекте.
А вмещал он всего ничего – только три с половиной тысячи зрителей.
Приезжаем с друзьями ночью, накануне первого дня продаж, и заводим списки по старой и доброй традиции времён развитого социализма.
К трём часам ночи очередь уже довольно приличная, а к открытию касс так и вообще извивается как хвост. Две-три тысячи человек. И тут же, естественно, подъехали менты, всё оцепили и выставили железные барьеры, чтобы никто не пролез без очереди.
– Ты тут списки держишь?
Прямо на меня дышит перегаром мордатый старлей с рожей, как у адепта «чёрной сотни», депутата той ещё, при Царе-батюшке, Государственной думы Пуришкевича Владимира Митрофановича, золотого медалиста кишинёвской гимназии и даже автора сборника стишков «В дни бранных бурь».
– Ну, я…
– Головка от хуя, – улыбается старлей во все свои золотые, как у хача, зубы. – Короче, делаешь нам бесплатно десять билетов, на места по центру. Иначе я сейчас порву все списки на хуй и выстрою живую очередь.
– Да понял, понял, чай, не маленький.
Беру дружков на отвод, и быстренько производим «Совет в Филях».
Один из нас – и это правда! – даже как Михаил Илларионович, с одним глазом, выбитым в детстве из рогатки такими же долбоёбами юными пионерами-ленинцами, хорошистами и троечниками нашей школы.
– Надо делиться с ментами.
– Угорим на 15 рублей, да ну и хуй бы с ним.
– Спекулянты всё заберут у нас оптом, отобьёмся, да и нам ещё всё бесплатно выйдет, плюс хватит на портвейн и пиво, – подытоживает самый старший из нас, второгодник и хулиган со шрамом на лице, не расстававшийся с ножом и имеющий за это погонялово Спикер. От слова пика.
Молча киваю. Остальные тоже согласны со Спикером.
– Ну шо? – Старлей щиро улыбается.
– Договорились… Только и вы никого не пускайте, чтобы не лезли без очереди.
– Ярмоленко!!!
– Я, товарищ старший лейтенант!
– Возьми ещё трёх человек и стойте возле касс. И чтобы никто у меня без очереди не пролез, даже муха.
– Так точно, сделаем, товарищ старший лейтенант! – отвечает Ярмоленко, с лицом явного лимитчика, побитого оспой и прыщами, и прибывшего, судя по малороссийскому акценту пополам с суржиком, откуда-то из Сумской области или ещё глубже с необъятных просторов Родины.
Касса открывается с опозданием на полчаса, и вместо положенных трёх окошек работает почему-то только одно, остальные наглухо забиты фанерой, а в том, что открыто, сидит старушка-саботажница, с опухшим челом и таким выражением лица, как будто бы мы все тут должны ей по этой жизни, а она, сука многостаночная, делает нам всем одолжение, продавая билеты – строго по четыре в руки, не больше.
Сам билет надо описать отдельно.
Это клочок полупрозрачной бумаги, почти газетной, но серого, как наша жизнь в эпоху пятилеток, оттенка. Где красными буквами написано «ЦСКА – Спартак».
В ту эпоху, где не было ни принтеров, ни факсов, ни копировальных машин, подделать их не представлялось возможным, хотя и не составляло большого труда.
Даю, на всякий случай, чтобы не кривила рожу, саботажнице пятёрку, и мы вместе с друзьями забираем первыми наши пятьдесят билетов. Взяли бы и больше, да не было денег, «этих маленьких металлических кружочков», которые так любил товарищ Бендер, и, чего греха таить, не только он один.
Подходит старлей, отстёгиваю обещанные десять билетов.
– О, це дило! – неожиданно на мове говорит офицер милиции и улыбается рыжими фиксами, как гамадрил, которому только что посетители зоопарка кинули банан через ограду.
Едем домой в Сокольники, где знакомые спекулянты забирают у нас оптом все билеты по доброй цене.
Собираемся пойти в парк, в ресторан Прага, чтобы всё это дело замочить и отпраздновать.
Но прервёмся на минуту, дорогие друзья, от этого увлекательного повествования и метнёмся ментелем в кабинет химии моей школы, а точнее, в лабораторию, которая базировалась аккурат за кабинетом.
Как уже писал в предыдущей книге, химичка наша, Марина Ниловна, люто болела за хоккейный «Спартак». И я, с разрешения Спикера и оболтусов дружков, забрал себе два билета, чтобы сходить на матч.
Товарищей моих спорт интересовал мало, а если точнее, то только с той его стороны, где можно было заработать денег на билетах, чтобы потом всё это дело смачно пропить, пробухать, прожрать и потратить на девчонок для дальнейшего с ними соития.
Но ваш покорный слуга не таков, «Спартак» всегда на одном из первых мест в жизни, особенно когда тебе шестнадцать лет и шляпа дымит так, что аж фуфайка заворачивается.
Так вот про любовь. Как уже писал, я был тайно влюблён в химичку, была она старше меня лет на десять. Породистая кобыла, с ногами и грудью, как у Софи Лорен.
– У меня есть два билета на хоккей, хотел бы вас пригласить, – заливаясь краской, неожиданно для самого себя мямлю еле слышно.
Не то чтобы я был стеснительным, нет, просто к учителям было уважение, как инстинкт.
– Да? Интересно, и где же ты достал билеты?
Берёт меня неожиданно за ухо и приближает, да что там – прямо притягивает к себе.
Но моя наглая морда некоренной национальности не растерялась, и, подвинувшись ближе, я упёрся в момент вставшей елдой прямо между ног и вплотную к груди любимой учительницы.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.