«Прохладный Вертоград» был известен в нескольких списках, отличавшихся друг от друга. Так, В. Ф. Груздев в своей диссертации «Русские рукописные лечебники» (1946) анализировал, очевидно, еще один список «Прохладного Вертограда», который был, по его мнению, переводным произведением и в котором бьши прямые ссылки на Гиппократа, Авиценну и других авторитетов медицины. (Как указывалось выше, «Прохладный Вертоград» еще в 1534 г. на русский язык с немецкого перевел доктор Николай Булев.)
Близким к «Вертограду» по содержанию, т. е. лечебником, было вышеупомянутое «Сказание о пропущении вод». Этот лечебник, переведенный с немецкого языка, представлял собой (впрочем, как и «Вертоград») концентрацию всех передовых достижений тогдашней медицинской мысли Западной Европы.
Переводным был и «Лечебник изображенный от многих философов, от мудрых лекарев перепись всяким зельям от всяких недугов» (XVII в.). Характерно, что уже в самом начале этой рукописи, в гл. 2, говорилось: «Филона» Ипократа седьми верст рече быти человеку и о сотворении малого мира сиречь человека».
Различные списки этих медицинских сочинений отличались друг от друга: очевидно, позднейшие из них постоянно обновлялись. Но суть их, прослеживаемая в описании теоретических вопросов, в ссылках на достижения врачей древности, прежде всего Гиппократа и Галена, оставалась одной и той же.
Возникновение лечебников (русских врачебников) Л. Ф. Змеев относил к концу XV столетия. Есть, однако, веские основания считать, что они появились гораздо раньше.
Бесспорно, очень многие старинные медицинские рукописи, которые существовали в раннее Средневековье, не дошли до нас. Так, В. М. Флоринский, описывая «Зелейник, или Травоврач», нашел, что в заголовке указан год 1306, т. е. начало XIV в.: он вполне оправданно считал, что эта дата имеет большое значение «как намек на сохранившееся у переписчика предание о времени происхождения первых рукописных русских травников». Конечно же, были и еще более древние рукописи.
Коль скоро ученые монахи, успешно занимавшиеся врачеванием в Древнерусском государстве, пользовались сочинениями Гиппократа и других древних врачей, логично предположить, что именно они, наряду с «писцами» Ярослава Мудрого были авторами переводов этих сочинений на русский язык. Переводы эти, как уже указывалось, были, скорее всего, «авторизованными».
И впоследствии, на протяжении веков, многочисленные переводчики и переписчики, продолжая эту линию, настолько «авторизировали» их (внося туда, например, различные дополнения, адаптировавшие текст к местным условиям), что это были уже, по сути, новые произведения, хотя и сохранявшие в основном свою первоначальную научно-медицинскую сущность: они представляли довольно стройную систему медицинских знаний того времени, в которой Гиппократ и Гален занимали достойное место. В общем, в этих медицинских рукописях содержался еще и богатейший опыт народной медицины, и русских лекарей (лечцов), освященный, однако, сочинениями классиков древней медицины.
Именно так, очевидно, и родились рукописные русские медицинские книги – врачебники, лечебники, травники, которые на протяжении столетий служили руководством и для медицинской практики, и для обучения (по методу «ремесленного ученичества», а затем и в медицинской школе) российских лекарей.
Медицинские проблемы затрагивались не только в специально медицинских сочинениях, но и в книгах «энциклопедического» содержания. Так, в середине XVII в. Арсений Сатановский перевел в Москве с латинского языка книгу «О граде царицы, или Поучения некоего учителя, имянем Мефрета, собрана от 220 творцев греческих и латинских, как внешних философов, стихотворцев и историков, врачев… Эта книга носила действительно энциклопедический характер и содержала много сведений о «врачевания на многовидныя болезни».
Существовало, правда, мнение, что лечебники, врачебники, вертограды и прочие чисто медицинские сочинения предназначались для простого народа, для самолечения. Однако вряд ли это так. Еще в конце XIX века Л. Ф. Змеев (1895) убедительно доказал, что это были вполне научные книги, они существовали на многих языках. Можно добавить, что «Прохладный Вертоград», в частности, который разошелся по России чуть не в сотне списков, был учебной и настольной книгой в первой русской медицинской школе Аптекарского приказа (XVII в.).
Несколько иную, но похожую точку зрения высказывал, как ни странно, известный знаток древнерусской медицинской письменности В. М. Флоринский. В своей книге, многозначительно названной «Русские простонародные лечебники и травники» (1880), он писал: «С течением времени, когда в русскую жизнь стали проникать от цивилизованных соседей более выработанные медицинские понятия, где медицина имела уже значение науки, лечебники должны были изменить свой характер и принять более систематическую форму. В это время явились сочинения, переведенные или переделанные с иностранных языков, носящие отпечаток медицинской школы или греческо-римского периода, или периода арабского, нередко со ссылками на авторитет, например, Галена, Цельса, Авиценны и пр. Эти сочинения представляют уже… стройную систему медицинского учения того времени». И с этой точкой зрения согласиться трудно.
Лечебники эти предназначались, по-видимому, только для профессионалов-медиков; если же они попадали «в чужие руки», даже в руки аристократов из ближайшего окружения великого князя или царя, это ставилось тем в вину. Так произошло, например, уже в XVII в., в 1676 г., когда лекарь Давидко Берлов и карлик Захарка возвели напраслину на ближнего боярина Артамона Сергеевича Матвеева, любимца скончавшегося незадолго до того царя Алексея Михайловича. Боярину ставилось в вину, что он хранил «тетрадку» (лечебник): «А в той тетрадке писаны приемы от всяких болезней и подмечены те статьи словами циферными для прописки лекарств». Боярина Матвеева сослали в Пустозерский монастырь, а его имение отобрали в казну.
И это был не единичный случай. В 1677 г. боярин князь Я. Н. Одоевский вел «сыскное дело» в связи с тем, что у кабальных людей стольника Ф. Т. Зыкова нашли книги, «каковы были у боярина у Артамона Сергеевича Матвеева», в том числе лечебники. Приговор был жестоким: «Подъячаго Карпушку Тараканова за заговорныя письма, которыя он списывал из лечебника у подъячаго у Якушки Штуки, и тот лечебник отдал Мишке Сващевскому, да за заговор от трясовицы бить кнутом и сослать в Астрахань на вечное житье, а лечебник с заговорными письмами и заговор от трясовицы сжечь».
Подобное поведение властей было отнюдь не случайным. «Особый страх по отношению к медицинским рукописям, – считал историк медицины М. Ю. Лахтин, – был обусловлен еще тем обстоятельством, что в них содержались указания способов воздействия на здоровье людей, что при господствовашем в то время страхе перед чародейством вызывало опасения, как бы лица, владеющие медицинским знанием, не стали вместо лечения заниматься порчею людей».
Лечебные рекомендации
В лечебной практике древнерусских лечцов и резалников преобладали рациональные, проверенные временем методы, о которых рассказывалось в медицинских рукописях. Так, заболевание, которое современные медики называют цингой, наши древние коллеги побеждали настоем шиповника, чесноком, луком. Кстати, лук считался универсальным средством, о нем даже сложили поговорку: «Лук от семи недуг». Деготь выручал от кожных болезней, морковь – от малокровия, семенами тыквы изгоняли глистов. Есть мнение, что существовал даже сложный отвар, в состав которого входила ртуть: его применяли при «прилипчивых» (венерических) заболеваниях.
Довольно много места в медицинских рукописях отводилось хирургии, в частности лечению ран, причем преобладали почти исключительно консервативные методы лечения, с использованием различных мазей. Вот, например, как рекомендовалось в одном из лечебников лечить «рану всякую сеченую и стрельную и колотую» с помощью мази: «Возьми олфы, да терпентины, да ладану белого немного, да яри немного, только бы масть зелена, а коли не будет терпентины, ино приложите козлового масла, а тою мастию наперед прикладывати ко всякой нечистой ране колотой или фрянцузной, а тою мастию мажучи пущати к ночи в рану».
А вот что предлагалось в том случае, «коли рана единится и не живет или огнь в ней», т. е. для лечения раневых осложнений: «И ты возьми усусу винного, да белила, да квасцев, да свинцу, да вари вместе, да мешай, как простынет, да смачивай плат, к ране прикладывай, до тот плат изгибай вдвое или втрое, ино вода из плата не борзо высохнет». Или еще один рецепт: «Аще у кого рана гниет, а не живит, а болит добре и рвет, указ: винного усусу, да полыню, да поцелу мелково, да наряди с того пластирь, да кривей на суставы, ино болесть выйдет».
Если в ране были какие-то инородные тела, следовало, по данным другой рукописи, действовать так: «Аще хощеши ядро вывести из человека пищалное или железцо стрелное, возми камен магнист да сотри его мелко да смешай его с ужовым салом, да мажи на ужову кожу, да приложи к ране, ино в третий день и выйдет вон, а на день прикладывай по дважды, а будет в костех и ты боле прикладывай».
Применение некоторых лечебных средств должно было сопровождаться заговорами. С конца XVII в. (это отмечал, в частности, историк медицины М. Ю. Лахтин) в лечебниках встречается чрезвычайно много «врачебных» молитв и знахарских заговоров, заимствованных частью из народной эпической старины, частью из книг апокрифических: все эти молитвы и заговоры были, конечно же, своеобразными психотерапевтическими лекарствами и порой помогали больным.
Вот, например, «аще будет человеку гнилец в болячке и в ране, и ты лечи так: сделай щелоку сильного вельми, вязового поцелу, да тот щелок вари много, да тем целоком вели тепло вымыта болячку, да, вымыв болячку, присыпати корпузовым тертым и как тем щелоком и корпузовым чистить язву гораздо, и ты возьми белила серебряна, да масла древянного, да смешай с белком вместе и тем привей к боляце, а та лечьба поможет и ране, в которой волос будет человеку, а та есть цельба немецкая». Этот «зарубежный» метод лечения следовало обязательно сопровождать заговором: «дивен муж, а у него девять жен, а от 9 – 8-я, от 8 – 7-я, от 7-й – 6-я, от 6-й – 5-я, от 5-й – 4-я, от 4-й – 3-я, от 3-й – 2-я, от 2-й – 1-я – и ниодное, как те жены погибли, так ты болячка погибни во веки веков аминь».
Что оказывало на нагноившуюся рану большее действие – то ли сильный щелочной раствор, то ли другие компоненты предлагавшегося лекарства, то ли психотерапевтический заговор – сказать трудно…
Рациональными, по-видимому, были предлагавшееся методы лечения вывихов и переломов. Так, «аще коли кто руку или ногу вывихнет, пари его в мыльне, да поправи, возьми винного усусу, да полыню, да поцелу мелкаго, да наряди с того пластырь, да привей на сустав – ино болесть выйдет». Здесь обращает на себя внимание рекомендация производить вправление вывиха в парной бане. В то же время при лечении переломов («изломов») не было и речи о коррекции – предлагалось лишь использовать различные мази или другие лекарства, нанося их на место перелома, и такая, например, общая рекомендация: «Коли человек изломит руку или ногу, яждь медь тертую в яйце в смятке, паки срастется».
Небезынтересно, что на это же обращал внимание, анализируя другие старинные медицинские рукописи, и историк медицины В. М. Рихтер. «Мази от перелому кости составляли прежде обыкновенное лекарство, – отмечал Рихтер. – Хотя при этом случае ни слова не сказано о лубках и прочем снаряде для простой перевязки, однако из предложенных наставлений явствует, что перевязка, обхватывавшая перелом, не должна быть снимаема, и что следственно покой и содержание в одном и том же положении страждующего члена были уже тогда необходимым условием при употреблении сих мазей». Мази эти готовились из пива и меда, наносились на холстину (бинт) и прикладывались к месту перелома: повязка не снималась до полного излечения.
Вообще говоря, передовые идеи в области медицины в то время находили отклик у российских лекарей: знакомились они с этими идеями и по переводам сочинений выдающихся врачей. Так, в XVII в. известный русский ученый Епифаний Славинецкий переводил труд А. Везалия «Врачевская анатомия» («О строении человеческого тела»). Есть сведения, что примерно тогда же русские лекари стали употреблять лечебные средства, предложенные Парацельсом (и, следовательно, в какой-то мере были знакомы с его сочинениями). Так, в апреле 1645 г. доктора Аптекарского приказа назначали при заболевании уха эликсир Парацельса ежедневно или через два дня «в теплом ухе принимать по 9-ти и 11 капель».
Наибольшее внимание привлекали, однако, различные рукописи, описывавшие те или иные способы лечения болезней.
Российские медицинские рукописи рекомендовали методы лечения нередких тогда огнестрельных ран («Аще хоть ядро вывести из человека пищальное или железцо стрельное»), ожогов («А коли человек изгорит огнем или обварится варом, возьми масло конопляного, и омочи бумаги хлопчатыя, и клади на место горелое»), угрей; при некоторых заболеваниях (например, бельме на глазах) рекомендовалось кровопускание («Кровь пустити из главныя жилы добро есть на очию»).
Вот, например, один из лечебников XIII в., который описал в 1872 г. В. Соколов: лечебник хранился в Московской патриаршей (синодальной) библиотеке. Написан он был, очевидно, в 1631 г. мирянином (не монахом) и включал в себя более ранние медицинские рукописи – «Целебник, списанный с печатника Царя Бориса Феодоровича», фармакопею или руководство к составлению лекарств («Фармакопиа о составлении лекарств»), другие различные лечебники. «Можно подумать, что составитель бьы обложен несколькими лечебниками и выбирал из них то, что ему казалось более важным и, следовательно, необходимым для домашне-врачебного обихода, – отмечал В. Соколов. – Сличение рукописи с другими лечебниками приводит к убеждению, что дело так именно и происходило».
Так как лечебник представлял собой сборник всего более или менее рационального из других медицинских рукописей, анализ его содержания позволяет в определенной степени судить о методах лечения хирургической патологии, использовавшихся в то время. Следует сразу же сказать, что они не так-то и далеко ушли от тех, что применялись за три-четыре столетия до того или даже еще ранее. Вот несколько примеров.
При «волосяном черве» (нагноении раны) предлагалось: «Черные смолы, да собачья сала, да вдвое патоки, и спустить все вместе, да намазать на сухой плат, и приложить к ране, и черви выдут все». Для нагноения и заживления ран рекомендовались «малханы» (пластыри): «Спуск живучему малхану, о заднем проходе и о естестве. Воску полчети гривеки, ино имеется 12 золотников, да серы еловые чистые – и столько ж 12 золотников, – да масла конопляного полгривенки, да растопить в латке глиняной, и, застудя, положите ртути четверть фунта, да терти в латке лопаткою деревянною дни два и больши».
А вот что надо было делать «на болезни гнилые»: «Сделати щелоку каленого вязового пепелу, гораздо варити много… и как тем щелоком и купоросом вычистить рану гораздо до чиста, и сделать масть – белила да масло древяное или льняное, да тут же прибавити: желчи, меду не отомнога, а не будет желчи, ино сала медвежья немного приложит, а буде волосы ростут в язве, и тем же волосы выгоняти и болячку залечите».