Потом Клэверинги, дожидаясь у входа своего экипажа, сами тихо разговорились. Черити стояла за их спинами и невольно услышала вопрос брата, адресованный сестре.
-Снизойди к моему скудоумию, дорогая Сэломи, объясни мне этот поразительный и столь часто наблюдаемый парадокс. Почему у нуворишей, с которыми порой весьма интересно поболтать, вырастают, как правило, удивительно никчёмные дети?
-Тётушка говорила, - тихо ответила мисс Клэверинг, обмахиваясь веером, - что человек формируется как глина на гончарном круге, и чем сильней судьба-гончар мнёт его, тем интереснее получается результат. Может выйти амфора, чаша, кувшин или на худой конец горшок, но и он пригодится в хозяйстве. Но если отец, измочаленный жизнью, пытается оградить своих детишек от рук судьбы, то они так и остаются необделанными комьями глины на гончарном круге.
- Комьями глины, говоришь? А мои детишки, когда я дам себе труд обзавестись ими, тоже подвергаются подобному риску?
Мисс Клэверинг, по-прежнему бесстрастно обмахиваясь веером, безжалостно кивнула.
- Да, братец.
-Какой ужас. Напомни мне не допустить подобного. Но какова несправедливость! Выходит, самый бедный отец оставляет своим детям самое богатое наследство.
-Наш отец говорил, что слишком послушные сыновья никогда не достигают многого, и ничуть не волновался, когда ты хлопал дверью. По-настоящему он беспокоился за тебя лишь тогда, когда ты начал, уходя, закрывать за собой дверь совершенно бесшумно.
- Чёрт возьми...
- Не ругайся, братец.
"Братец" не успел ответить: его прервал шум подъехавшего экипажа.
Глава 13. Мистер Селентайн Флинн
А если госпожа с тобой сурова,
То завладей её рукою нежной,
И чистый взор её до дна испей.
Джон Китс, "Ода меланхолии"
Клэверинги огляделись в поисках леди Рэнделл, полагая, что подъехала их карета, но двери распахнулись, и лакей вдруг представил запоздавшего гостя.
-Мистер Селентайн Флинн.
На пороге появился рослый мужчина в красном мундире. Послышались удивлённые возгласы, сэр Тимоти и леди Дороти в изумлении пошли навстречу племяннику, мисс Хейвуд растерянно обернулась, Винсент и Энтони подошли поближе. В свете сияющих канделябров прибывший поклонился хозяину дома.
Черити из-за спин тоже внимательно разглядывала своего двоюродного брата. В последний раз мельком видела кузена на похоронах матери и почти не запомнила молодого человека. Сейчас разглядела.
Красоты в кузене не было ни на грош. Зато... пригоршней золотых соверенов искрилось удивительное обаяние. Он лишь сделал пару шагов вперёд и раскланялся и с сэром Тимоти и леди Дороти, которым, смеясь, сообщил, что приехал на пару недель, шагнул к его сиятельству, улыбнулся и распахнул Клэверингу объятия. Потом весёлый нахал с насмешливой учтивостью, допустимой лишь при самом близком знакомстве, склонился в поклоне перед его сестрой, назвав её "искусительницей", - и Черити уже не могла понять, почему ей показалось, что он - некрасив. Красив, очень красив, вернее, может, не так хорош, как Клэверинг, зато необычайно мужественен. Алый полковничий мундир лёгкой кавалерии, погибель девичьих сердец, точно королевская мантия, оттенял умный взгляд и белозубую улыбку Флинна, а военная выправка подчёркивала величественную осанку. Да, кузен был красавцем.
Черити не могла не заметить, что приезд мистера Флинна лишь немного удивил Хейвудов, вовсе не ожидавших его, зато вызвал на щеках мисс Клэверинг болезненный румянец. Глаза её снова ничего не выражали и подлинно походили на колодцы в тумане. Непонятно было - обрадована она или огорчена приездом мистера Флинна, но равнодушной он её явно не оставил.
А вот его сиятельство был откровенно рад приезду Флинна и не скрывал этого: он поспешно развернул того в сторону леди Рэнделл, представил его и разразился панегириком своему другу. Оказалось, они воевали в одном полку в Бирме, и Клэверинг обязан Флинну жизнью. Граф тут же пригласил Флинна погостить неделю в Фортесонхилле, заручился его согласием на приезд к ним в среду, и настойчиво зазывал в понедельник поохотиться с ним.
Черити знала по разговорам в доме, что миссис Флинн, имевшая пожизненный доход в семь тысяч годовых, оставит сыну свыше ста сорока тысяч фунтов. Кузен, стало быть, был богачом, и потому её нисколько не удивило близкое знакомство Флинна с его сиятельством, удивил только его неожиданный приезд. Притом ей показалось, что приезд этот был как-то связан именно с Клэверингами, а вовсе не с желанием навестить родственников. С чего бы ему приезжать к Хейвудам-то?
Тут Клэверинг смолк, ибо заметил, что Флинн кого-то внимательно разглядывает за его спиной.
-Я не ошибся? - спросил тем временем Селентайн. - Матушка говорила мне, что моя кузина Черити стала похожа на розовый цветок шиповника, окроплённый утренней росой, а теперь я и сам это вижу. Мисс Тэннант-Росс, дорогая сестрица, ваш слуга. - Он с любезной улыбкой поклонился Черити.
Удивлённая, что двоюродный брат вспомнил о ней, Черити улыбнулась ему в ответ и присела в поклоне. Он же блеснул глазами, тёмными, как каштаны, и передал ей горячий привет от матушки.
В итоге приезд кузена весьма порадовал и Хейвудов: они поняли, что благодаря их родственнику связь с Фортесонхиллом может возрасти и укрепиться. И семейство, проводив гостей, разошлось по спальням в гораздо лучшем настроении, чем во время званого ужина.
На следующее утро за завтраком кузен сообщил, что приехал по делам, связанным с продажей некоторой недвижимости, а так как у Флиннов действительно был в Солсбери небольшой дом, это никого не удивило.
Кузина Вирджиния спросила Селентайна, как давно он знаком с мистером Клэверингом, на что тот ответил, что знает Фрэнсиса с десятилетнего возраста, когда они вместе воровали груши в саду батского епископа.
После завтрака, когда мужчины остались в столовой одни, сэр Тимоти в немногих лаконичных словах рассказал племяннику о событиях последних дней, о расторгнутой дочерью помолвке и о недоброжелательстве соседей по этому поводу. Флинн выразил надежду, что всё обойдётся.
Кузен нисколько не возражал отправиться с ними с церковь, и Винсент уступил ему своё место в карете, сказав, что пойдёт пешком. Селентайн ответил, что может поехать в своем экипаже, но сэр Тимоти уговорил его не закладывать своих лошадей, и Флинн уступил. Черити тоже сказала, что доберётся без экипажа. Ей хотелось пройтись: весеннее утро очаровало её молодой зеленью и свежестью тёплого воздуха.
В церкви некоторые семейства продолжали демонстративно избегать Хейвудов, но длилось это недолго. Внимание всех привлёк красный мундир приехавшего кузена, мистера Селентайна Флинна, который, представленный его сиятельством пастору, раскланялся столь аристократично, что познакомиться с ним пожелали и все остальные, кроме Кассиди.
Семейство Кассиди не приветствовало Хейвудов. Леди Изабелл, чтобы избежать даже взглядов "этих выскочек" прикрыла лицо светлой вуалью, Филип, как отметила Черити, был бледен и казался похудевшим. Он тоже не подошёл к Флинну и Хейвудам, и вообще не смотрел в их сторону. А вот Сесили смотрела на бывшую подругу с нескрываемым пренебрежением.
Остин Стэнбридж тем временем, отойдя от толпы, обратился к мисс Клэверинг с просьбой оставить за ним первые два танца в среду. Мисс Клэверинг ответила, что уже приглашена. Черити поморщилась, потом она увидела, что Остин хотел подойти к ней, и поспешно отошла к скамьям, остановившись возле сэра Тимоти. Остин не пошёл за ней следом.
Она села, открыла молитвенник, и задумалась. Та короткая боль, что сжала её сердце минуту назад, не понравилась ей. Неужели она всё же отдала предпочтение определённому мужчине и думала о нём? Но ведь это было глупо. Сэр Тимоти прав, она могла бы рассчитывать на внимание младшего сына мистера Стоуна, но не на прямых наследников - старших сыновей. Однако сейчас она поняла, что уклонилась от приглашения Стэнбриджа не только и не столько потому, что её предостерёг от продолжения знакомства с ним Клэверинг. Просто она подумала, что её может пригласить кузен Селентайн Флинн. Удивительное обаяние кузена, хоть она и старалась видеть в нём только брата, против воли действовало на неё куда сильнее, чем обаяние Стэнбриджа.
На службе Селентайн Флинн сел рядом с Клэверингами и леди Рэнделл -- по их настоятельному приглашению, и это внимание столь высоких особ ещё больше подогрело интерес к приехавшему. Черити заметила, что на сей раз глаза мисс Клэверинг темнели, точно глубины озера, она сидела прямо, не поворачиваясь к Флинну и брату. Сам Флинн сегодня показался Черити просто несомненным красавцем. Черты дерзкие. Физиономия нахальная, выражение жгучих карих глаз - шутовское. Оживлением же и лучезарной улыбкой он затмевал самого графа Клэверинга.
Но если кузен весьма понравился Черити, которая вдобавок невольно перенесла на него часть своей горячей симпатии к его матушке, миссис Марджери Флинн, то остальному обществу приезжий не приглянулся. Мужчины сочли его дерзким наглецом и дурно воспитанным нахалом. То, что он не просто уселся рядом с сестрой его сиятельства, но и осмеливался время от времени что-то говорить ей, было сочтено недопустимой вольностью.
Энтони сидел рядом с Стэнбриджем и что-то тихо шептал ему временами.
По скамьям бродили разговоры: говорили, что все портнихи и модистки города буквально завалены работой: каждая юная особа считала, что в тот день, когда Фортесонхилл впервые за долгие годы распахнёт свои двери перед самой избранной публикой, именно она должна быть в самом роскошном платье.
Из уст в уста передавали сплетню, что мадам Мари Дидье самолично ездила позавчера в Лондон -- и вернулась с целой каретой новых перьев, искусственных цветов, венками и обручами, диадемами и тиарами. Были там и кружево Блонды, и атлас, и броше с отделкой из серого каракуля, веера из перламутра и шёлка и лайковые перчатки. На подводе приказчики привезли мадам рулоны тафты, парчи, сатина, шёлка, муслина, тарлатана и входившего в моду la gaze cristal.
И потому никого не удивили гневные филиппики священника, напомнившего прихожанам слова апостола о жёнах, которые "в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием", должны были украшать себя "не плетением волос, ни золотом, ни жемчугом, ни многоценною одеждою, но добрыми делами..."
-Некоторые могут сказать: "Не странно ли, что Бог снизошёл до замечаний по таким незначительным вопросам? Какая разница, чем покрыто тело, мешковиной или шёлком, если мы позаботились о душах? Какой вред может принести ношение золота, серебра, драгоценных камней из всего прекрасного, дарованного Богом?" - вопросил с амвона священник и сам ответствовал. - Действительно, некоторые богобоязненные люди искренне придерживаются этого мнения. Они надевают на себя украшения из золота, жемчуга или дорогую одежду, считая это частью христианской свободы. Поэтому нам стоит рассмотреть вопрос, какой вред причиняет ношение золота, драгоценных камней и дорогой одежды, если это вам по карману? Во-первых, это увеличивает гордость, ибо наше самомнение тем выше, чем лучше одежды, в которые мы облачены. И как много, не только знатных и богатых, но честных и простых людей, мыслят так же, судя о человеке по цене его костюма! Поэтому все, кто желает облачиться в смирение, должны выглядеть скромно. Во-вторых, ношение нескромной дорогой одежды порождает любовь к похвале и восхищению. В своём сердце вы знаете, что одеваетесь так, чтобы вами восхищались. И чем больше вы угождаете своему глупому желанию, тем больше оно растёт. Поставьте перед собой цель угождать только Богу, и все эти украшения спадут с вас...
Сидевшая в седьмом ряду мадам Дидье удостоила священника взглядом, исполненным самой жгучей неприязни. Рядом с ней Черити увидела и вернувшуюся из пансиона Шарлотт Стэнбридж. Карие глаза Шарлотт смотрели вокруг с горделивым прищуром, но Черити знала, что истинное высокомерие себя не демонстрирует, и, присмотревшись внимательнее, поняла, что та просто очень близорука. Но девица была не очень хороша собой, притом - излишне разряжена, что удивило Черити, внимательно слушавшую проповедь священника.
Сидевший неподалёку от сестры мистер Остин Стэнбридж смотрел теперь в пол, временами поднимая глаза на отца, который вёл службу. Он с новым удивлением разглядывал храм. Ещё две недели назад здесь сидел Фредерик Крайтон, и все женщины пожирали его глазами и сходили по нему с ума, а сегодня о нем забыли, точно о не бывшем вовсе...
Черити порой ловила на себе пристальный взгляд Вирджинии, который тут же перемещался на мистера Клэверинга и их кузена. На них же весьма часто падал и взгляд мисс Сесили Кассиди, которая сидела теперь на другом ряду от Вирджинии и не обращала на бывшую подругу никакого внимания, но тоже не спускала глаз с его сиятельства, мистера Флинна и леди Рэнделл.
-В-третьих, - продолжал пастор, - неизбежным результатом ношения дорогих одеяний является зарождение злобы и бурных страстей. Вот почему Павел противопоставляет "внешние украшения" "красоте молчаливого и кроткого духа". Только когда вы отказались от любви к одежде, Божий мир будет властвовать в вашем сердце. В-четвертых, ношение ярких одеяний вызывает предрасположенность к зарождению пылкой похоти. Она распространяется как на обладателя одеяния, так и на тех, кто взирает на него. Разве элегантные одеяния не предназначены ли именно для этого? Вы разжигаете пламя, которое пожирает как любующихся вами, так и вас. И остаётся только надеяться, что это не будет причиной, по которой вы и они попадут в ад. В-пятых, ношение дорогих убранств прямо противоположно облачению в добрые дела. Ведь чем больше человек тратит на внешнее убранство, тем меньше у него остаётся, чтобы одеть нищих, накормить голодных, дать кров бездомным, помочь тем, кто болен, утешить тех, кто пребывает в долине слез. Поэтому каждый шиллинг, который вы тратите на ненужную одежду, украден у Бога и у нищих! Скольких возможностей сделать добро вы себя лишаете! С какой целью вы приобретаете эти дорогие украшения? Чтобы угодить Богу? Нет, чтобы угодить вашей собственной прихоти и похоти!
Некоторые особы преклонных лет оживлённо кивали в знак согласия, но большинство юных особ слушало священника вполуха или не слушали вовсе. Черити спросила себя, накажет ли её Бог за трату тридцати фунтов, подаренных мисс Флинн, на ткани и бальные украшения? Она не хотела возбуждать ни пылкую похоть, ни злобу и бурные страсти. Быть не хуже других и скрыть бедность, только и всего. Или это тоже тщеславие?
Она решила после выяснить это у отца Энджела.
Меж тем она заметила, что миссис Стэнбридж в суете выхода из храма представила леди Ренделл и её племяннику свою дочь Шарлотт, которая тут же получила приглашение в замок. До этого мисс Стэнбридж была укутана голубой шалью, но сейчас шаль исчезла, обнажив роскошное платье, плечи девицы и тяжеловатую грудь. Черити спросила себя, видел ли платье своей дочери пастор? Но язвительность была ей несвойственна, и она вскоре забыла этот мимолётный эпизод.
После службы было объявлено, что праздник в Фортесонхилле будет иметь две части - театральное представление и вечерний бал. Это было совсем уж в новинку: пригласить актёров могли позволить себя только первые лица в городе.
Черити совсем не разделяла всеобщего волнения, ей было безразлично будущее празднество, хоть очень хотелось посмотреть спектакль. Она только один раз в жизни была в Малом театре в Лондоне, где давали Шекспира, а сейчас было сказано, что в Фортесонхилл прибудет лондонская труппа. Интересно, какой спектакль они дадут? Размышляя об этом, она направилась домой, несмотря на то, что Вирджиния, леди Дороти и сэр Тимоти и кузены ещё оставались у храма.