Джиллиан вбежал в ворота монастыря, пересек узкий проулок между строениями и очутился у двери гостевого дома, где его с нетерпением ждала Каризма. В изнеможении он оперся о дверной косяк.
– Я не опоздал?
– Нет. С ним Джакомо и несколько монахов. Но Ласкари хочет говорить только с тобой.
Джиллиан кивнул. Этого он и опасался, ведь Ласкари уже намекал, кого хочет сделать новым магистром ордена.
Джиллиан направился в дом, но Каризма остановила его, взяв за руку, и протянула бутылку с водой.
– Вот, выпей. Нехорошо будет, если ты придешь к Ласкари, умирая от жажды.
Глаза ее сверкали, как вода на солнце. Словно она долгое время берегла этот блеск в глазах для одного Джиллиана.
Улыбнувшись, Джиллиан выпил разом полбутылки и допил остальное, пока они поднимались по узкой лестнице. Приближаясь к келье Ласкари, он почувствовал дух старости. К горлу подступила тошнота. Этим Джиллиан тоже обязан Ауре и ее проклятому цветку.
Келья Ласкари по размерам была такая же, как кельи остальных членов ордена, нашедших приют в монастыре Святой Екатерины. Со временем Джиллиан перестал различать, где он проснулся, – у себя или у магистра. За прошедшие месяцы он приобрел способность спать сидя, на расстоянии вытянутой руки от постели умирающего.
Войдя в келью, Джиллиан встретился взглядом со своим ближайшим другом, братом Джакомо. Тот стоял у постели магистра вместе с другими братьями – Ионой и Гиоргиосом. Здесь же находился и отец Евгений, настоятель монастыря, грек, как и большинство местных монахов. Остальные братья ордена толпились у входа в келью.
Джиллиана мутило, но он старался этого не показывать. Проводя долгие месяцы у постели Ласкари, он все время пытался избавиться от отвращения к старости, которое приобрел вместе с бессмертием. В результате Джиллиан просто привык к тошноте, спазмам в желудке и рвотным позывам, но так до конца и не излечился.
– Джиллиан, – прошептал обессиленный Ласкари, едва приоткрыв рот.
Лицо его оставалось неподвижным. Большая часть серебристых волос сбрита, особенно тщательно – вокруг шишки размером с кулак над левым ухом. Чудо, что Ласкари вообще может говорить. Ведь почти круглые сутки он лишь кричал от боли.
– Джиллиан. Подойди.
Вот уже много дней Ласкари не мог произносить слова так четко.
Джакомо и остальные отошли в сторону. Никто не увидел неуважения в том, что Джиллиан присел на край кровати и взял Ласкари за руку. Все знали, сколько любви и заботы он подарил магистру в последние месяцы.
Костлявыми, похожими на птичьи когти пальцами Ласкари сжал руку Джиллиана. Лицо старика казалось совершенно мертвым – двигались только глаза.
– Я… рад, что ты здесь.
Каждое слово походило на стон.
– Я же говорил, что всегда буду рядом.
Джиллиан отсутствовал всего несколько часов, и теперь его мучила совесть. Надо же было уйти именно сегодня, именно сейчас!
– Ты станешь магистром Нового ордена, – сказал Ласкари прямо. Он понимал, что для торжественных слов времени не осталось.
Подняв взгляд, Джиллиан посмотрел на Джакомо, Иону и Гиоргиоса. Джакомо медленно кивнул.
– Они уже знают.
После каждого слова Ласкари надолго умолкал. И каждый раз Джиллиан боялся, что именно это слово – последнее.
В голове у Джиллиана появилось несметное количество возражений и отговорок. Главное – он не хотел быть магистром. Ведь он не истинный христианин. Джиллиан не проводил за молитвой и половины того времени, что проводят другие. Неохотно исповедовался. Обет безбрачия считал фарсом, ведь после Ауры потерял всякий интерес к женщинам – по крайней мере, до встречи с Каризмой. Первой женщиной в Новом ордене с незапамятных времен – пожалуй, в последний раз женщин посвящали в тамплиеры еще в Средневековье. Ласкари принял Каризму в орден вскоре после того, как она появилась на пороге дворца. И это было смелым шагом. «Как ты, – сказал он тогда Джиллиану. – Она такая же, как ты».
– Я не могу стать магистром, – начал Джиллиан. – Я не такой, как вы.
Слабая отговорка.
– Женское начало в тебе столь же сильно, сколь и мужское, – ответил Ласкари удивительно спокойно и отчетливо. – Ты дашь ордену новую жизнь, и он вернет себе доброе имя. Все рано или поздно меняется. Ты достаточно силен, чтобы отказаться от старого и сотворить что-то новое. И в Адаме сильно было женское начало, раз Господь создал Еву из его ребра. Он стал прародителем человечества. И ты станешь прародителем, Джиллиан.
Джиллиан хотел было возразить, но Джакомо, подойдя сзади, опустил руку ему на плечо. Такую легкую – словно из бумаги. Уже не в первый раз Джиллиан осознал, насколько стары остальные члены ордена. Не считая Каризмы, все они уже перешагнули порог семидесятилетия. Немногие из них проживут еще десяток лет.
Ясно, чего хотел Ласкари. Вдохнуть в орден новую жизнь. Принять новых братьев и сестер – вслед за Джиллианом и Каризмой. Свежая кровь смоет ошибки стариков и при этом сохранит их наследие. Ласкари грезил обновлением ордена столько, сколько Джиллиан его знал, но у магистра никогда не хватало энергии, чтобы порвать с традициями и воплотить в жизнь свои планы. Приняв в орден Джиллиана, он пошел на эксперимент. Следующий шаг – посвящение Каризмы. Может, Ласкари не остановился бы на этом, если бы им не пришлось сломя голову бежать из Венеции.
У Ласкари хватило сил привести их сюда, в безопасное место. Оно может стать для ордена как временным убежищем, так и могилой. Теперь решать это предстоит Джиллиану.
«Что я должен делать?» – подумал Джиллиан и сам не заметил, как произнес эти слова вслух. Остальные восприняли это как знак согласия. Им казалось, будто Джиллиан уже обдумывает, как вести их отсюда в новое место, а орден – в новую эру.
Одна лишь Каризма знала, что творится в душе у Джиллиана. Она вошла в келью, хотя ее и не звали, протиснулась между братом Гиоргиосом и отцом Евгением и присела рядом с Джиллианом.
– Это твоя жизнь. И твой выбор. Так сделай его! – прошептала Каризма ему на ухо.
Уголки рта Ласкари дрогнули. Впервые за много дней старик попытался улыбнуться.
Колокола зазвонили к вечерне. За окном свистел ветер. Ряса отца Евгения раздувалась, словно черный парус.
Джиллиан едва заметно кивнул.
Ласкари объяснил Джиллиану, что делать. Потом в последний раз глубоко вздохнул – и воздух с хрипом вышел из его легких.
Проверив все документы и грузовые отсеки, солдаты с итальянской канонерской лодки велели капитану не задерживаться в этих водах дольше, чем необходимо. «Вы что, не слышали, что начинается война? Не знаете, какие опасности вам грозят? Пора бы, черт возьми, показать этим проклятым русским, кто тут хозяин!»
Итальянцы отчалили, и тут Джиллиан понял, что Каризма была права. Судно могло бы идти быстрее, стоило капитану отдать приказ.
Разыгрался ветер, и Джиллиан решил спуститься вниз. Он увидел, что дверь в каюту Каризмы открыта и хлопает от каждой волны, бьющейся о нос корабля. На миг Джиллиана охватило беспокойство: не стоило ей ругаться с капитаном! Но потом он понял: это тут ни при чем.
Это приглашение. «Входи, Джиллиан. Входи и прикрой за собой дверь». Она его приглашала.
Джиллиан захотел ворваться внутрь и высказать Каризме все. Объяснить, что ее поведение только все усложняет. Но, толкнув дверь, к своему удивлению, обнаружил, что каюта пуста.
Обернувшись, он увидел Каризму.
– Ищешь кого-то? – спросила она с детской непосредственностью. Голос ее звучал отнюдь не наигранно.
Джиллиан почувствовал себя полным дураком. Но все же ему удалось выдержать вызывающую улыбку Каризмы.
– Дверь была открыта. Я забеспокоился.
– Я выходила в туалет.
– Вот как.
Каризма протиснулась мимо Джиллиана в каюту, слегка задев его грудь, но ничуть не смутилась.
Джиллиан последовал за ней в каюту без приглашения, даже не задумавшись о том, стоит ли входить. И вот он уже рядом с Каризмой у ее койки.
– Мы ни разу об этом не говорили, – начала она.
– О чем? – спросил Джиллиан, хотя догадывался, что Каризма имеет в виду.
– О Пальме. Что мы будем там делать?
«А, так она про миссию».
– Будем выполнять поручение Ласкари, – ответил Джиллиан. – Отправимся во дворец тамплиеров в старом городе и поищем следы испанского ордена.
– Знаешь, это будет непросто…
Почему она так на него смотрит? И опять эта насмешливая ухмылка, этот двусмысленный взгляд.
– Капитан думает, мы женаты, – добавила Каризма.
Джиллиан пожал плечами: мол, к их заданию это не имеет отношения. Хотя еще как имеет. Успех их предприятия зависит и от того, удастся ли им противостоять взаимному влечению.
Джиллиан задумался: как Каризме удается следить за собой и приятно пахнуть даже в такой поездке?
– Если Ласкари прав, мы обязательно что-нибудь найдем в Пальме. – Джиллиан поспешил вернуться к теме разговора. – Какой-нибудь намек на то, что нам делать дальше.
Каризма склонила голову набок:
– А если не найдем? Вернемся назад?
– Если не найдем, тогда и будем думать.
– Само собой.
Джиллиан пытался мыслить ясно.
– Поедем в Испанию и продолжим поиски.
– Ладно, поговорим об этом, когда придет время.
Каризма постоянно атаковала Джиллиана его же оружием. Удавалось ей это превосходно. Лучше, чем кому бы то ни было.
Глядя в карие глаза Каризмы, Джиллиан вспомнил голубые глаза Ауры, ее темные брови… Интересно, где она теперь? В безопасности ли она и остальные? На это Джиллиан мог только надеяться.
Ему следовало быть сейчас рядом с сыном. Германия объявила войну России. Вскоре на Балтийском море начнутся сражения. Что тогда станет с замком Инститорисов на одном из крохотных островков у самого побережья? Что станет с его обитателями?
– Джиллиан?
– Что?
– Мне показалось, ты…
– Все в порядке.
– Переживаешь из-за Джиана?
Джиллиан рассказывал Каризме о сыне. И об Ауре. Даже о цветке Гильгамеша. Она знала о нем все, и теперь Джиллиан немного жалел о своей откровенности… Тайн от Каризмы у него не осталось. А что Джиллиан знал о ней? Она провела детство в доме дяди, историка и теолога, и тот рассказал ей о Новом ордене.
Но это ничтожно мало. Лишь краткий эпизод. Ясное дело, Каризме есть что рассказать, и Джиллиан надеялся однажды услышать историю ее жизни.
– Это из-за Джиана? – вновь спросила Каризма. – Если твои рассказы о его матери хоть наполовину правда, она позаботится, чтобы с ним ничего не случилось.
– Да, конечно. – Джиллиану больно было думать о сыне, поэтому он опять сменил тему. – Так что ты думаешь? Ласкари не зря все это затеял?
Хотела бы я знать… В Средние века Испания была оплотом тамплиеров. Существует ли там и сегодня ветвь ордена? Даже если существует, сомневаюсь, что она больше и влиятельнее Нового ордена. Что касается другого предположения Ласкари… Кто знает?
– Это не предположение. Он был убежден.
Джиллиан сдержал вздох, хотя подозревал: Каризма давно догадывается, что он и сам считает эту поездку бессмысленной. Они погнались за фантазией. Ласкари рассказал, что незадолго до побега из Венеции ему стало известно еще об одной ветви ордена тамплиеров, сохранившейся в Испании со времен Средневековья. В отличие от Нового ордена, испанская ветвь якобы и сегодня обладает огромной властью. Ласкари надеялся, что легендарные сокровища тамплиеров, так и не обнаруженные инквизиторами в Средние века, еще существуют. Их оберегают испанские тамплиеры.
Часть этих богатств причитается братьям Нового ордена. Их хватит, чтобы обновить орден, обеспечить ему влияние, привлечь новых братьев и сестер. Именно этот план Ласкари поручил осуществить Джиллиану.
«Отправляйтесь в Пальму. В бывшем дворце ордена на Балеарских островах можно найти указания на то, где находятся наши испанские братья сейчас. Следуй за ними. Разыщи их. И потребуй то, что наше по праву».
Почему же Ласкари назначил Великим магистром именно его? Ведь их миссия, скорее всего, закончится тем, что Джиллиана попросту убьют. Если он вообще найдет тамплиеров испанской ветви и предъявит свои требования.
На пальце Джиллиан носил кольцо-печатку XIII века со знаком ордена, а в багаже вез свиток секретных документов, доказывающих правомочность его притязаний. Но хватит ли этого, чтобы убедить испанцев? Даже если они поверят Джиллиану, зачем им отдавать часть своих богатств?
Просто смешно. Глупая шутка. Ласкари посмеялся над ним и Каризмой. Братья испанского ордена пошлют их ко всем чертям.
Это если испанская ветвь вообще существует. Как и сокровища тамплиеров.
Проводя ночи у постели умирающего, Джиллиан слышал множество подобных историй. Ласкари, увядавший с каждым днем, казалось, искренне верил в эти легенды. Но одно дело – выслушивать небылицы, ласково поглаживая руку больного, и совсем другое – проехать ради них полмира.
– Знаю, о чем ты думаешь, – сказала Каризма.
– О чем же?
– Ты не особенно стараешься скрыть свои мысли, – усмехнулась она.
В ее присутствии Джиллиан вообще ничего не скрывал. В этом заключался главный талант Каризмы, превосходящий даже ее мастерство в обращении с мечом, даже ее решительность, даже ее красоту… Если она замысливала выманить у Джиллиана какую-то тайну, ей это удавалось. Одним взглядом. Движением руки. А иногда и молчанием.
– Ладно, поживем – увидим, – произнес Джиллиан.
– Да.
Он почувствовал, что именно в эту секунду Каризма приняла какое-то решение. Она коснулась руки Джиллиана, мягко, словно легкий ветерок там, на палубе.
– Испания, – сказала она.
Одно слово.
Джиллиан кивнул. Каризма права. Не имеет значения, что они найдут в Пальме.
Испания. И где-то там – древние сокровища.
– Ты и я, – прошептала Каризма. – Мы поедем туда вместе.
Джиллиан вышел из каюты.
Когда он обернулся, дверь уже была закрыта. Без единого звука.
И без сожалений?
Глава
5
«Теперь ты француженка!»
«Говори как француженка! Будь как француженка!»
«Да, черт возьми, думай как француженка!»
Мысли эти роились у Ауры в голове, когда она выходила с тихой улочки на бульвар, кишевший людьми. Она влилась в толпу, как стремительный горный ручей в реку.
А если кто-то узнает, откуда она на самом деле? Что она вовсе не маркиза де Монферрат, за которую себя выдает уже несколько недель? Что тогда? Ауру обругают и оплюют? Потащат в жандармерию? Или сразу разорвут на куски?
Пожалуй, разорвут. И никакие жандармы не помогут.
Каждую секунду Аура ждала, что на нее вот-вот станут показывать пальцем, что ее имя прогремит, как гром среди ясного неба:
«Аура Инститорис! Смотрите, это Аура Инститорис!»
«Немка! Шпионка! Враг!»
Бесконечные уговоры, попытки убедить саму себя: мол, тебя никто не знает, никто за тобой не следит – совсем не помогали.
Бесполезно.
Ауре было страшно. Нет, не за Джиана и Тесс. И не как в детстве, когда она боялась умереть. И даже не как десять лет назад, когда она вступила в борьбу с Лисандром и Моргантом. Нет, сейчас она испытывала страх перед неизвестностью и не могла с ним совладать.
Вокруг – десять тысяч французов, и каждый из них пылает ненавистью к немцам. Десять тысяч французов спешат на вокзал – провожают сыновей, братьев и мужей на фронт. А те едут убивать немцев. Таких же, как Аура.
Но никто не показывал на нее пальцем. Никто не называл ее по имени. Люди кричали: «Да здравствует Франция!», окликали друзей, знакомых и родственников.
Бульвар превратился в бурлящий поток – если Аура не вырвется, толпа утащит ее прямо к воротам вокзала и дальше, на платформу. Она окажется среди ликующих матерей, которые пока не подозревают, что предстоит их сыновьям, среди девушек, с гордостью провожающих своих возлюбленных. Их лица омрачены лишь мыслью о краткой разлуке. Никто и не думает о смерти.
С большим трудом Ауре удалось перебраться на другую сторону бульвара. Оказалось, что толпа увлекла ее далеко на запад. До переулка, куда ей нужно попасть, – метров двести. Двести метров против течения. С таким же успехом можно просто лечь на мостовую – все равно затопчут.