- Ты следишь за мной всегда, когда я приезжаю в этот город, - прозвучал его негромкий голос.
Я молчал. Мой кумир был совсем рядом, в головокружительной близости. Я не смел взглянуть ему в глаза, лишь украдкой рассматривал его безупречный нос, чувственный, немного пухловатый рот, щёки, подбородок, сапфир под подбородком.
- Каждый раз, когда я подъезжаю к дому дядюшки, ты околачиваешься поблизости и изводишь меня своими взглядами, - продолжал он. - Как и все эти девицы, среди которых нет ни одной, которая хоть на десятую долю сравнилась бы с тобой по красоте.
Он взял меня за подбородок и повернул к свету. Я не дышал. Мне показалось, что сбываются мои самые смелые мечты. Сейчас сэр Джастин улыбнётся и притянет меня к себе, и я сделаю всё, что он пожелает.
- Мне нужен слуга, - сказал он. - Расторопный молодой человек для выполнения поручений особого свойства.
- Пожалуй, я мог бы сгодиться, - выговорил я хрипло.
Он не отрывал руку от моего подбородка. Это прикосновение не давало мне не то что связно говорить, но и связно подумать о чём-либо.
Сэр Джастин провёл пальцами по моей щеке, словно оценивая её на гладкость, потом средним пальцем коснулся моих губ, проник им в рот и дотронулся до зубов. Я разжал их, как бы предлагая просунуть палец дальше. В этот момент я осмелился, наконец, посмотреть ему в глаза. Мой взгляд был жалок. Так смотрит провинившийся раб на господина, покорно ожидая наказания.
По его лицу скользнула лёгкая улыбка. Он убрал руку, откинулся на сиденье и велел мне рассказать о себе. Волнуясь, я залопотал что-то бессвязное о моём беспутном отчиме Гилвине, промотавшем состояние матушки. На середине рассказа сэр Джастин повторным прикосновением пальцев к моим губам заставил меня умолкнуть.
- Довольно. Ты принят, хотя и не окончательно. Я должен проверить тебя в деле.
Сам не соображая, что делаю, я схватил его пальцы и покрыл их жаркими поцелуями.
Он засмеялся.
- Я знал, Джеки, мы поладим.
Больше всего мне хотелось прижать его руку к моему паху, чтобы он почувствовал силу моего желания. Но я, конечно, не осмелился.
Сэр Джастин потрепал меня по щеке и раскрыл дверцу.
- В пятницу приедешь ко мне в Аддисберг. Тебя предварительно известят.
Я стоял, провожая карету глазами, пока она не скрылась за поворотом. И стоял потом ещё долго, мыслями пребывая в её напоённых духами сумерках. Бледное лицо сэра Джастина не выходило из моей головы. Его синие глаза смотрели на меня из-под полуопущенных век, а его улыбку я буду вспоминать на смертном одре.
Я опоздал явиться к нему вовремя, потому что совершенно не знал Аддисберга - огромного города, представлявшего собой настоящий лабиринт из каналов и кривых улиц. Старинный двухэтажный дом находился на окраине столицы, в глубине сада. Сгущался вечер, когда я, пройдя аллею, поднимался по ступеням широкого крыльца к дверям, по бокам от которых возвышались каменные львы, держащие лапами щиты с гербами. На мой стук в дверь вышел давешний кучер, одетый в длиннополую ливрею. Почти всю его голову занимала блестящая лысина, только с её краёв, огибая уши, свисали жидкие седые космы. Он объявил мне, что сэр Джастин уехал по делам. Встречусь я с ним только завтра.
Он принял от меня шляпу и проводил в отведённую мне комнату. Она оказалась довольно большой, в ней топился камин и на столе стояли тарелки с холодными закусками, видимо ждавшими меня уже давно. Больше всего меня удивила кровать. Широкая, увенчанная резным балдахином, она походила на супружеское ложе. Старик попросил меня располагаться, и с поклоном вышел, оставив одного.
Я разделся догола, задул свечу и залез под лёгкое, почти невесомое одеяло. За окнами стемнело. На стены и камин легли синеватые пятна ночного света. Мне не спалось. Эта огромная кровать сильно смущала меня. Она приготовлена для меня неспроста, думал я. В любую минуту может раскрыться дверь и на пороге появиться мой белокурый кумир. Я притворюсь спящим. Он ляжет рядом, и тут я проснусь и брошусь ему на грудь. Я почувствую его тело, его губы, его член. Я буду целовать его всего, а если он захочет что-то со мной сделать, то я буду послушней собаки.
Однажды мне показалось, что по коридору кто-то идёт. Останавливается возле моей двери... Я замер. Сердце стучало в ушах, рука непроизвольно сжимала простыню. Сейчас он войдёт. Сейчас... Почему он не входит? Каждая секунда казалась мне вечностью.
Но никто не вошёл. Шаги удалились. Я был в отчаянии. Мой господин побрезговал мной. Впрочем, скоро мне пришла утешительная мысль, что это, возможно, был слуга.
Я был настолько взволнован, что долго не мог успокоиться. Я думал только о сэре Джастине - моём господине и повелителе, и уснул под утро, охваченный сладостными фантазиями. Главным героем в них был, конечно, сэр Джастин.
Я увидел его вечером. Он был свеж, причёсан и так же неотразим, как тогда, в карете. После слов приветствия он без лишних предисловий взял мою голову за затылок, притянул к себе и впился в мои губы. При этом его рука скользнула мне на талию, и оттуда - на ягодицы. Как только он оторвался от меня, я, не в силах сдерживаться, с хриплым стоном опустился перед ним на колени и, глядя на него снизу вверх, прижался лицом к его паху.
Он с лёгкой усмешкой поднял меня на ноги.
- Нет, Джеки.
- Почему? - Я весь дрожал. - Я готов служить вам... Готов любить вас... Я... я... люблю вас...
- Да, я знаю, и тоже люблю тебя, - спокойно ответил он. - Но, видишь ли, Джеки, ты мне слишком дорог, чтобы я мог тебя любить по-настоящему. Так, как я хочу. - Он по-хозяйски обхватил мою шею. Его пальцы погладили мой кадык и слегка надавили на него. - Дело в том, мой мальчик, что я получаю удовольствие от любви, только когда делаю своему партнёру больно.
- Я готов, - хрипнул я.
Что-то подобное мне уже мерещилось в моих горячечных мечтах. Я хотел сказать ему, что могу голым приползти к нему на коленях, держа в зубах плётку, которой он меня отстегает.
Но он не дал мне и рта раскрыть.
- Короче, я вижу, ты готов служить мне.
- Да, конечно, - кивнул я, глядя в его бездонные голубые глаза и касаясь пальцами его руки, которой он всё ещё держал меня за горло.
- Сегодня ночью ты докажешь свою преданность на деле, - сказал он. - Как ты насчёт того, чтобы поработать ремнём по голой заднице?
Я кивал как китайский болванчик.
- Да, да, я всё сделаю, сэр. Всё, что угодно, сэр.
Его губы снова впились в мой рот, а большой палец с такой силой надавил на горло, что я вздрогнул от боли и закашлялся. Господин мой тотчас отпустил меня и отошёл, поправляя сбившийся локон на виске и беззвучно смеясь. Я заметил, что под тканью его штанов обрисовался небольшой бугорок. Значит, я доставил ему удовольствие! Я был на седьмом небе от счастья.
Спустя полчаса мы ехали в карете. За окнами проплывали старые кварталы Аддисберга, где дома валились друг на друга и булыжная мостовая была разбита во многих местах. Карета взбиралась на горбатые мосты, перекинутые через каналы, проезжала под арками из нависавших балконов вторых этажей, пересекала лужи, в которых дробился фонарный свет. Видимо, наш кучер хорошо знал, куда мы едем, поскольку сэр Джастин за всю дорогу не сделал ему ни одного указания. В полумрак кареты иногда проникал свет от уличного фонаря и освещал белую голову моего господина. На какой-то набережной карета замедлила ход. Сэр Джастин выглянул в окно и кивком показал мне, чтобы я посмотрел туда же.
Мостовую отделяла от воды высокая решётчатая ограда, вся в плюще, вдоль неё тянулись фонари, а под фонарями неторопливо расхаживали молодые люди, одетые очень вольно и необычно. Зрелище меня захватило. У себя в провинции я ничего подобного не видел. На многих из них одежды едва хватало, чтобы прикрыть нескромные места. Карет здесь разъезжало множество. Экипажи курсировали взад и вперёд, и молодые люди улыбались их пассажирам, выглядывавшим из окон. Улыбались они и мне, а некоторые, одарив меня улыбкой и нескромным подмигиванием, тут же оборачивались задом и наклонялись вперёд, предъявляя мне свои ягодицы в полной красе.
- Нравится вон та задница? - безразличным тоном поинтересовался сэр Джастин.
Я оторвался от окна.
- Мне нравитесь только вы, сэр, - ответил я тихо.
- Но задницу нам всё-таки придётся выбрать, - ответил он с всегдашней своей полуулыбкой.
Карета остановилась в самом конце узкой сумрачной улочки, возле двери, скрытой в глубокой тени. От двери отделился привратник, показавшийся мне сплошным тёмным силуэтом, и с поклоном открыл дверцу кареты.
Мы вошли в дом. Сначала нас окружал кромешный мрак, потом в нём вспыхнул свет, и в пламени свечи нарисовались голова и плечи низкого, очень плотного господина лет шестидесяти. Беспрерывно кланяясь сэру Джастину, он проводил нас по коридору к какой-то двери и первым вошёл в неё.
- Всё приготовлено, сэр, - сказал он.
В комнате, освещённой несколькими свечами, находилось не менее тридцати полностью обнажённых молодых людей, причём все стояли на коленях, повернувшись к нам задом! Огоньки свечей выхватывали их выпяченные ягодицы, отверстия между которыми, как мне показалось, заранее трепетали в предчувствии соития.
- Джеки, - сказал милорд, - выбери на свой вкус.
Я замялся.
- Хорошо бы ещё посмотреть на их лица, сэр.
- Лица тебе ни к чему. Ты будешь иметь дело только с задницей. Впрочем, может быть, тебе повезёт, и обладатель самой лучшей окажется ещё и красавчиком. Такое бывает.
Я взял свечу, поданную мне толстяком, и двинулся вдоль рядов. Молодые люди стояли в одинаковых позах, уткнувшись лицами в пол. Никто не осмеливался не то что обернуться на меня, но даже пошевелиться.
- Мни и щупай их сколько угодно, - подбодрил меня мой господин. - Не стесняйся. Представь, что с любым из них ты получишь возможность делать всё, что захочешь.
Я наклонился к одной из задниц и погладил ягодицу.
- Пожалуй, вот эта...
На моих пальцах остался лёгкий налёт пудры. Задница была припудрена!
- Это чтоб скрыть прыщи, - сказал сэр Джастин с усмешкой. - Тебе не нравятся прыщи, Джеки?
- Сэр, - вмешался толстяк, - вам надо было предупредить меня насчёт прыщей. Я бы приготовил исключительно одни гладкие попы. Но здесь таких немало, уверяю вас. Выбрать подходящую вполне можно.
- Мне-то всё равно, - сказал милорд. - Выбирает мой слуга по своему вкусу.
Быстро пройдясь по рядам, я запомнил четыре-пять подходящих задниц, а потом снова начал обход, решив осмотреть всё внимательнее. Это занятие меня увлекло. Я начал щупать ягодицы и ляжки - сначала слегка, оглаживая их и тиская пальцами, как бы проверяя их на мягкость, потом, разохотившись, стал щупать смелее. Я уже не стеснялся просовывать пальцы в самые дырки, исследуя их эластичность и получая удовольствие, когда сфинктеры откликались на мои поползновения, сжимаясь в попытке задержать мои пальцы внутри. Кое-где сохранилась смазка, и уже на втором десятке мои пальцы стали сальными и влажными. Я возбудился. Некоторые задницы мне хотелось целовать, другие я помял и потискал бы, чтобы насладиться их нежной мягкостью, в третьи я даже не прочь был слегка просунуть язык.
В какую-то из задниц я засунул пальцы слишком глубоко. Её обладатель вздрогнул и испустил стон. Толстяк с резвостью, удивительной для его фигуры, подскочил к парню и ударил его наотмашь рукой.
- Молчать! Не шевелиться! Ты наказан!
- Ну что, Джеки, - спросил сэр Джастин, когда я двинулся осматривать всех по третьему кругу, - как продвигается выбор?
- Тут много подходящих, даже разбегаются глаза.
- Мы ещё приедем сюда, и ты перепробуешь многих из них, а пока бери одну и поехали.
Через четверть часа мы снова тряслись в карете, только на этот раз передо мной сидел не один сэр Джастин, а ещё и некий молодой субъект, на ягодицы которого пал мой выбор.
Он оказался довольно симпатичным. Гладкая белая кожа, чёрные, слегка вьющиеся волосы, чёрные живые глаза. Сэр Джастин оказывал ему явные знаки внимания. Он посадил его к себе на колени и, одной рукой придерживая его за живот, второй рукой неторопливо шарил у него в штанах. Я с нарочитым безразличием глядел в окно, а на самом деле косился на них. Я ненавидел этого парня, завидовал ему и недоумевал, зачем моему кумиру понадобилось брать его себе. Господина не устраивало что-то во мне? Но он ещё не видел моей задницы! Может быть, она показалась бы ему получше, чем задница чернявого парня. На глаза наворачивались слёзы. Я всё готов был отдать, чтобы оказаться на месте этого счастливчика. Всё, даже саму жизнь. Зачем она мне, если мной так демонстративно пренебрегают?
Чернявый глупо хихикал, поглядывая на барона, и вдруг вскрикнул. Его лицо перекосилось от боли. Крик перешёл в протяжный стон, он заёрзал, но слезть с колен господина не решился. С отрешённой улыбкой сэр Джастин продолжал прижимать его к себе, стиснув рукой его пах. Моя ревность сразу исчезла. Мне стало весело. Мне хотелось, чтобы мой кумир делал ему больно как можно дольше.
Парень скрючился, его стон перешёл в тихий надсадный визг. Наконец сэр Джастин, словно опомнившись, вынул руку из его штанов и оттолкнул от себя. Парень плюхнулся на сиденье рядом со мной, сразу забился в угол и сжался в комок, держась обеими руками за причинное место и испуская стоны.
- Теперь ты можешь оценить мою любовь к тебе, - глядя мне в глаза, промолвил мой господин. - Я слишком сильно тебя люблю, Джеки, чтобы делать такое с тобой.
Он поманил меня. На его губах всё ещё дрожала улыбка. Та, которая появилась на нём, когда этот парень вскрикнул от боли. Поцелуй его был коротким и холодным.
Вернувшись в дом, мы с милордом прошли в просторную сумрачную комнату, стены которой были отделаны красным деревом. Из обстановки выделялась низкая кровать, достаточно широкая, чтобы на ней поместились двое, а то и трое. На кровати не было одеял, лежала только низкая подушка. На столиках рядом с кроватью горели свечи, но их было недостаточно, чтобы осветить всю комнату. Они освещали только кровать.
- Твоё первое испытание, Джеки, - сказал сэр Джастин, подходя к столику и беря лежавший на нём ремень. - Ту прекрасную задницу, которую ты выбрал, тебе предстоит исполосовать в кровь, - он попробовал ремень на прочность. - Ты готов?
- Да, сэр, - ответил я со всем пылом, на какой был способен.
Ещё бы! Этот чернявый субъект пытался переманить к себе моего кумира! За это готов был исхлестать не только его задницу, но и его всего.
Сэр Джастин коротко рассмеялся и ущипнул меня за щёку.
- Я не ошибся в тебе, Джеки. А теперь ты поможешь мне раздеться.
Я принял это, как награду. Освобождая его от одежды, я лишь слегка касался его тела, и всё равно этого хватило, чтобы я сильно возбудился. Снимая с него сорочку, я уже не мог сдерживаться. Я приник разгорячёнными губами к его обнажившемуся животу, мягкому и чуть выпуклому, и принялся покрывать его поцелуями, быстро опускаясь всё ниже, к отчётливо обозначенному бугорку, прикрытому лёгкой тканью трусов.
- Нет, - он оттолкнул мою голову. - Сейчас меня интересуешь не ты.
Моё сердце провалилось в желудок. Всё-таки его интересует тот парень!
- Конечно, не ты, - продолжал он с лёгкой усмешкой. - Все мои мысли заняты предстоящим развлечением... Слушай сюда. Я лягу на спину, а он ляжет на меня сверху. Бить будешь сильно, чтобы он дёргался и кричал от боли. Я буду прижимать его к себе, потому что должен чувствовать каждое его содрогание, каждый вздох. Когда я начну возбуждаться - а ты это заметишь - бей чаще и сильней.
- Будете мной довольны, сэр.
- А сейчас закончи начатое, - сказал он, и я, встав перед ним на колени, быстрым движением спустил с его бёдер трусы.
Член его был немного возбуждён и выглядел не слишком крупным. Я подумал, что в минуты крайнего возбуждения он должен быть больше.
Мне хотелось обхватить его губами и довести до этого состояния, а потом облизать, заодно облизать мошонку и бёдра. Но я трясущимися руками лишь избавил его от трусов.
По его знаку я подошёл к столику. Здесь, помимо ремня, лежали верёвки.