– Дочь Льняной, говоришь? – Полицейский следователь был в курсе всего. – А отец ее кто, Михайло Токарчук?
– Он самый, – кивнула Паучиха, – Манька только с ним последние три года и живет. Его дочка. Как родилась, он с нею возился.
– Ладно, ребенка мы в приют заберем, – распорядился следователь, махнув рукой и дав команду жандармам начать обыск.
Они перерыли все вверх дном, но ничего не нашли. Все нехитрые пожитки Маньки были свалены на пол в кучу. По ним с испугом бегали потревоженные тараканы. Чтобы занять ребенка, Паучиха достала из шкафа большую фарфоровую куклу, единственный красивый и дорогой предмет в окружающей обстановке, и малышка тут же схватила ее.
– Ты только посмотри на это! – обратился полицейский следователь к своему судейскому коллеге, пожимая плечами, – убила купца – и ребенку на деньги убитого куклу купила! Чего только не насмотришься в жизни.
Внезапно он нахмурился, внимательно глядя на куклу в руках ребенка.
– Паучиха, а ну-ка подь сюда!
Та опасливо приблизилась, и полицейский вырвал из детских рук куклу. Ребенок отчаянно заплакал.
Оторвав кукле голову, полицейский разбил фарфоровое тельце на столе, сбросив часть грязной посуды на пол. Кукла разлетелась на мелкие осколки, и на стол, цепляясь за пыльную материю все еще нарядного платья, выпала длинная шпилька, на которой уже засохли багровые следы.
– Господа, вот оно, орудие убийства, – торжествующе произнес следователь, – шпилька, которой она Ваньку Дюжего заколола!
Все сгрудились вокруг него, поздравляя и одобрительно похлопывая по плечу. Никто не обращал никакого внимания на ребенка. Громко плача, девочка тянула грязные ручонки к осколкам разбитой куклы.
Заседание окружного суда было закрытым, слишком уж много было желающих пробраться внутрь и посмотреть, как будут судить Маньку Льняную. Именно из-за громкого общественного резонанса данного дела было решено проводить заседание в закрытом режиме, а для публики печатать репортерский бюллетень, для чего в зал суда было допущено несколько корреспондентов самых популярных и читаемых газет в городе.
С удивлением бывалые репортеры обнаружили, что на судебной скамье Манька Льняная растеряла все остатки былой красоты. Теперь это была смертельно испуганная, больная женщина, выглядевшая гораздо старше своих лет. Пребывание в тюрьме превратило ее в старуху.
Маньку обвиняли в двух убийствах: купца Петра Евдохина – с целью ограбления и лодочника Ивана Дюжева по кличке Ванька Дюжий – с целью убрать сообщника, чтобы не делить награбленное. Главным доказательством послужила окровавленная шпилька, найденная в квартире подсудимой, которой она заколола Дюжего. Манька не отрицала и не признавала свою вину. Она только тихонько плакала и беззвучно шевелила губами, производя впечатление помешанной.
Заседание было недолгим. Марию Лежнич по кличке Манька Льняная приговорили к повешению, и через две недели приговор привели в исполнение.
Казни производились в Тюремном замке на Люстдорфской дороге, где для этого был предназначен глубокий подвал. В ночь казни (а казнили всегда в ночное время) Льняную вывели из камеры, связав руки за спиной, и завели в подвал, где над некоторым деревянным возвышением в полу на обычной перекладине висела толстая пеньковая веревка. На голову ей надели холщовый мешок. Присутствующий священник наскоро пробормотал молитву. Под руки (идти она не могла, от ужаса потеряв сознание) два жандарма подняли Маньку на эшафот, где ей на шею накинули веревку. Ноги ее подкосились, она безвольно повисла в петле. По знаку начальства палач повернул рычаг, в полу под ногами Льняной открылся глубокий люк, и тело рухнуло вниз, несколько раз дернувшись в агонии.
Минут через десять уже безжизненное тело подняли наверх, и судебный медик, присутствующий при казни, подтвердил наступление смерти. Так казнили в Тюремном замке, где почти не было сбоев в работе палача.
Для такого вида казни, как повешение, специально измерялся рост и вес приговоренного к смерти и рассчитывалась толщина пеньковой веревки, чтобы смерть наступила как можно скорей, в течение 2 – 3 минут. Женщины умирали почти сразу.
Так закончила свою жизнь Манька Льняная, о которой еще немного помнили в городе, а затем – позабыли совсем.
Глава 2
Променад по бульвару. Роза Шип. Жуткое убийство на Ланжероновской. Странная находка следователя
ОДЕССА, 1895 год
В теплые вечера любого времени года часть Николаевского бульвара над морским портом заполнялась толпами гуляющих. Нарядно одетые прохожие фланировали, разглядывая других и показывая себя. Часто здесь тут и там вырастали разноцветные яркие зонтики открытых кафе. Но они не заслоняли вид на порт, которым так славился знаменитый бульвар.
Это было подобие светского раута для людей попроще тех, что танцевали во дворцах на балах. Разбогатевшие ремесленники и мастеровые, купцы средней руки, моряки с иностранных судов, военные нескольких гарнизонов, расположенных вблизи города, жандармы на отдыхе, воры, аферисты, мошенники всех мастей, праздные гимназисты, зажиточные крестьяне, заезжие промышленники – пестрая, многоголосая, шумная толпа заполняла бульвар, и было это похоже на самый странный в мире праздник, где смешались все краски, и все было перевернуто с головы на ноги.
К вечеру, когда зажигались ночные фонари, многочисленные развлекательные заведения, расположенные близко от бульвара, распахивали свои двери в ожидании гостей. В них можно было найти цены на любой кошелек и услуги на любой вкус. И бóльшую часть ночи праздная толпа перемещалась из одного заведения в другое, завязывая легкие знакомства или даже серьезные деловые связи в пьянящей атмосфере праздника, похожего на непрекращающийся фейерверк.
Среди гуляющих по бульвару можно было встретить представителей самых разных сословий. Для приличных девушек, точно так же, как и для уличных девиц и для профессиональных кокоток, прогулки вечером по бульвару часто были важной составляющей жизни, ведь именно так можно было познакомиться с интересными молодыми людьми и придать хоть какой-то колорит своей серой, беспросветной жизни. И часто какая-нибудь молоденькая модистка, гризетка, горничная светской дамы или даже учительница женской приходской школы голодала неделями, чтобы скопить денег на приличный наряд. А затем, под руку с подругой, фланировать в самом шикарном на свете платье по аллеям бульвара под модным кружевным зонтиком.
Так же, как и Дерибасовская, Николаевский бульвар был пульсирующим сердцем ночной Одессы. Но если Дерибасовскую заполоняли уличные девицы, поджидающие клиентов (и все знали об этом), то на бульваре собиралась приличная публика. И даже всем известные по именам кокотки, дамы полусвета, разгуливая по бульвару, очень старались сохранять приличный вид.
Среди многочисленных заведений, ожидающих гостей поблизости бульвара, одним из самых интересных и известных был ресторан «Красная Роза» на Ланжероновской, в самой нижней ее части, которая спускалась к морю, но все-таки не доходила до дворца князя Гагарина, торжественно возвышавшегося на самой вершине.
Заведение было очень известно в городе. На первом этаже трехэтажного дома располагался уютный ресторан с хорошей кухней и умеренными ценами. На втором было заведение для мужчин (публичный дом), в который могли подняться посетители ресторана. На третьем этаже находились личные апартаменты хозяйки двух заведений, в которые допускались только избранные.
Точно так же, как это заведение выделялось среди прочих мест отдыха, среди дам выделялась высокая темноволосая, несколько цыганского типа элегантная дама, одетая исключительно в красный шелк или бархат. Либо на воротнике, либо в волосах у нее всегда была неизменная красная роза, свежая даже в морозные дни. Даму знали все в городе. Именно она была хозяйкой ресторанчика и публичного дома, названного ее именем – Роза. А поскольку она отличалась крутым, жестким характером, была остра на язык и скора на расправу, ее прозвали Роза Шип.
Шипы были ее сущностью. И многие клиенты, подкатывающие к ней, уходили ни с чем, жестоко уколовшись о ее колючий нрав. Никто и никогда не слышал о том, чтобы у Розы Шип был любовник. А между тем она была еще молода и очень хороша собой.
Было непонятно, как она появилась в Одессе – или родилась здесь, или же приехала когда-то. Никто не знал ее прошлого. Никто не знал даже о том, настоящее ли это имя – Роза, и как удалось ей разбогатеть настолько, чтобы открыть столь серьезное заведение в самом центре города. Поговаривали, что родом она была из молдавского села и, отданная родителями на службу в Одессу, быстро сбежала из-под барского присмотра и стала делать карьеру в качестве уличной девушки с Дерибасовской. Став любовницей одного криминального главаря, Роза быстро возвысилась над своей средой. Бандита убили в перестрелке с жандармами, но он успел ей завещать деньги, на которые она и начала свой бизнес. Еще поговаривали, что за воровство она сидела в тюрьме.
Другие же утверждали, что в тюрьме Роза Шип сидела не за воровство, а за то, что зарезала человека. Словом, страшная, загадочная слава этой женщины будоражила умы тех, кому довелось ее повстречать.
Но один факт ее биографии все-таки был действительно точным, так как тому существовало достаточно много свидетелей. Роза Шип на самом деле была проституткой, работала не только на Дерибасовской, но и в притонах Средней и Кривого переулка, в заведениях рангом повыше, чем копеечные забегаловки для солдатни.
В любом случае, Роза Шип в кроваво-красном платье в любое время года была достопримечательностью Одессы. На нее специально шли посмотреть, люди говорили о ней.
К удивлению, эта женщина, которой ничего не стоило подрезать человека, заслужила в городе очень добрую славу. А многие смелые языки поговаривали о том, что вот ее-то как раз и надо было бы выдвинуть в Городскую думу, и толку от нее было бы больше, чем от всех остальных.
История, благодаря которой Роза Шип прославилась, произошла десять лет назад. В Одессе ударила жестокая зима с лютыми морозами, и словно вдобавок к этому разразился кризис нехватки продовольствия и лекарств. Роза Шип тогда только открыла свое заведение, где обустроила все, как говорится, по-богатому – благодаря поддержке очередного любовника, крупного промышленника, который засыпал ее бриллиантами. Как и все женщины, она обожала бриллианты и с вульгарностью девушки из простонародья щеголяла в них везде и всегда.
Кризис голода и холода страшней всего ударил по Еврейской больнице и по сиротскому дому призрения на Пересыпи, которые вдруг, по какому-то упущению городской власти, полностью остались без финансирования.
В больнице и в приюте не было дров, еды, лекарств. А между тем Еврейская больница была единственным прибежищем для бедного населения Одессы. В приюте же содержались обездоленные дети из самых низов.
Никто так никогда и не узнал, зачем, для какой цели Роза Шип поехала в приют на Пересыпи. Одни говорили, что разыскивала своего потерянного в юности ребенка, другие – о том, что хотела кого-то усыновить. Ни то, ни другое не было правдой. Но все-таки по какой-то причине Роза Шип оказалась в сиротском приюте. И прямо в коридоре наткнулась на спрятанные под рогожей тела детей, умерших от болезней, голода, зверского обращения и истощения.
На глазах Розы двое кладбищенских рабочих заворачивали в рогожу детские трупы и выносили в похоронные дроги, стоящие во дворе. Потом их увозили в место, находящееся рядом со Вторым Христианским кладбищем, и зарывали в общей яме.
Обстановка в приюте воистину была ужасающей. В жилых комнатах посиневшие от холода дети жались друг к другу, пытаясь согреться, не было ни еды, ни дров – нечем кормить, нечем топить.
В тот же самый вечер Роза Шип продала все свои бриллианты самому богатому скупщику Одессы Ройзману, а деньги отдала сиротскому приюту. Заболевших детей на деньги Розы отвезли в Еврейскую больницу. Когда же она увидела, что и в Еврейской больнице обстановка такая же, как и в приюте, она продала весь остаток своих драгоценностей и отдала деньги на больницу.
Благодаря этим деньгам и дети из приюта на Пересыпи, и больные в Еврейской больнице пережили суровую зиму.
Весть о том, что совершенно бескорыстно сделала Роза Шип, быстро разнеслась по Одессе. Люди были шокированы: бывшая проститутка, бандерша сделала то, что не решились сделать представители богатых семей и городские чины! В городе даже возник страшный скандал, в результате которого многие чиновники городской управы лишились своих теплых насиженных мест. А городской голова был вынужден пересмотреть вопросы финансирования больниц и сиротских приютов.
Так Роза Шип стала самой популярной фигурой в городе. И незнакомые люди, встречая ее на улице, часто низко кланялись ей в пояс.
Честно говоря, Роза не сильно пострадала в финансовом плане: очередной богатый любовник возместил ей все проданные драгоценности с лихвой. Но добрая слава этого бескорыстного поступка осталась жить в памяти Одессы.
Теплым осенним вечером Роза Шип под руку с очередным кавалером прогуливалась по Николаевскому бульвару. Кавалером ее был богатый банкир из Петербурга, и Роза с увлечением делилась с ним своими планами расширения заведения, собираясь достроить к зданию двухэтажную пристройку. Пара мило беседовала, в их разговоре и взглядах царила полная гармония. И, опираясь о руку купца, Роза повела его к себе. Но идилия длилась не долго. Когда пара уже поднялась на третий этаж, Роза вдруг что-то увидела и резко остановилась, а затем схватилась за сердце, побелела как мел и, обернувшись к банкиру, заявила, что у нее внезапно разболелась голова и их свидание продолжится завтрашним вечером. Банкир удивился, но поцеловал ей руку, пожелал скорейшего выздоровления и пообещал прийти утром к завтраку. После чего покинул заведение, наняв у входа извозчика.
Именно так он говорил в своих показаниях судебному следователю, и у того не было оснований банкиру не верить. Тем более, что это подтверждали несколько человек: личная горничная мадам Розы, клиент заведения, спускавшийся со второго этажа, девица Пашка Рыжая, курившая на лестнице, вышибала Семен у входа, он же дворецкий, метрдотель и привратник, а также извозчик, показавший, что в указанное время отвез банкира с Ланжероновской в отель «Бристоль».
Все эти люди сказали, что банкир ушел от Розы Шип около 9 часов вечера, и заявили в полиции, что ничего подозрительного или необычного в тот вечер не видели, так как никто из них не поднимался на третий этаж.
По словам горничной, мадам велела ей уйти к себе в подвальное помещение дома, где та жила вместе с другими слугами, сказав, что у нее разболелась голова, она хочет остаться одна и лечь спать. Горничная сразу же ушла, а Роза Шип, войдя в свои апартаменты, заперла дверь на ключ. Больше в ту ночь никто ее не видел.
Полицейский следователь по особо важным делам как мог пытал банкира, пытаясь понять, что такого разглядела Роза у дверей на третьем этаже и почему вдруг она так резко решилась прервать важное свидание. А оно действительно было важным, так как близкие подруги Розы подтвердили следователю, что деньги на пристройку она собиралась взять именно у этого банкира. Роза хотела раскрутить его на очень большую сумму. Почему же не сделала этого?
Банкир клялся, что ничего не увидел. Роза поднималась по лестнице первой, он – следом за ней. Поскольку женщина она была высокая, с плотной фигурой, широкая в кости, а щуплый банкир был ниже ее на голову, то, конечно, из-за широкой спины своей дамы он ничего не смог разглядеть. Банкир утверждал только, что состояние ее нервозности было искреннее, и что нельзя так искусственно, по желанию побледнеть, как побледнела Роза прямо на его глазах. Тем более, что особой наблюдательностью банкир не отличался, по сторонам не глазел, не отрывая глаз от фигуры своей спутницы. Следователь бился долго, но так ничего и не выпытал. События же в доме на Ланжероновской развивались следующим образом.