Сати кивнул и еле выдавил:
— Да, мы, альфы, такие. Ублюдками бываем. Но не все, редкость, когда альфа с омегой живут счастливо, и им никто не нужен. У меня мои родители такие были и есть. Только далеко живут. Мой отец, хоть и богат, и стая у него огромная, но никогда своего омегу не отдает никому и сам никого не покрывает. Когда ты начал говорить о таких отношениях, то я понял, что хочу также. Хочу с уважением, и если я тебя сейчас упущу, то возненавижу себя больше, чем когда-либо. И мысли у тебя схожие с моими, только я хочу детей, а ты нет. Вот так и попробуем выжить. Завтра кину клич на стаю. Много кто ждет меня, и потом другие подтянутся, знакомые. У меня много знакомых и друзей. Не думаю, что даже и узнав в тебе Рика, полезут к тебе. Ты, тем более, с моей меткой. Везде со мной будешь ходить. Научу тебя охоте, рыбалке. Вместе обследуем мою давнюю мечту, черный лес. — я удивленно посмотрел на него, и он, усмехнувшись, сказал: — У меня мечта есть одна. Там жить. Туда все боятся даже зайти. А мне там нравится. Вначале страшно было, а потом ничего так. Никто не трогает тебя, и зверей навалом. Вот я и замыслил исследовать этот лес вдоль и поперек со своей стаей. Ты со мной?
Кивнул с улыбкой.
— Нам надо хотя бы два десятка собрать и омег также. Но с омегами сложнее.
Дверь тихо открылась, и заплаканный парень омега вошел к нам.
— Я не могу проскочить мимо альф, Сати. Течка скоро начнется, они ведь изнасилуют меня. Сати, помоги.
Я уставился в пол, и Сати, подхватившись, негромко сказал:
— Иди наверх, сейчас приду.
Кровь схлынула с моего лица. И когда омега проскочил наверх на второй этаж, я, резко встав, направился к двери, но Сати перегородил дорогу. И обняв меня, прошептал:
— Я сейчас приду. Ты никому дверь только не открывай. Я позову кое-кого. Он ему и поможет. Только он слабее меня. Ему ведь не важно, с кем он будет.
Только сейчас до меня дошло, что он сказал. Кивнул и нервно задвинул обычную задвижку на двери. От альфы она, конечно, не спасет, но Сати через минуту уже вталкивал в проем двери некрупного альфу. Тот несмело вошел к нам и спросил, показывая на меня:
— Этот? Так у него течка закончилась, Сати, ты издеваешься надо мной?
Сати с рыком загородил меня собой.
— Об этом даже и не думай, он мой. Иди наверх. И не сразу лезь на него, а пусть попросит сам.
Я раздраженно спросил:
— Может, ты ему покажешь как? — ненавидел себя за то, что сказал, но Сати улыбнулся и кивнул альфе. Тот сразу взлетел наверх. Сати притянул меня к себе и спросил тихо:
— Ты ревнуешь?
— Наверное. Когда любят, то не ревнуют, доверяют.
Сати, помрачнев, сказал:
— Пойдём, приготовим постель нам с тобой.
И весь остаток дня занимались тем, что готовили, собирали себе постель. Сати часто выходил, принося доски и тонкие бревнышки. Комнату оформили более или менее, и я, уставший, первый разделся и лег, накрывшись тонкой простыней. Жара стояла дикая.
— Эй, а мыться? Пойдём, вон там вода идет прямо с родника.
====== Часть 3 ======
— Сергей, ты устал?!
Мотаю головой. Как мне признаться, что устал так, что стыдно. И ночь всю не спал. Я с Сати уже почти год. Как он мне и обещал, живём, вроде, душа в душу. Радует его отношение ко мне. Не давит на меня. Заботится незаметно. И каждую течку рядом. Оказывается, если сразу быть в близости во время течки, то она не так тяжело проходит. И главное, она идёт в два раза быстрее. Но Сати мрачнел, когда она проходила. Для него моя течка была праздником. Он вытрахивал мой зад с таким счастьем и радостью, что я потом долго не мог восстановиться.
Вот и сейчас течка моя закончилась, и я на упрямстве шел за нашей стаей, не чувствуя лап. Нас уже было в ней почти двадцать тел, и нам невероятно повезло. Тот омега, что пришел тогда к Сати, привел семь омег, и четырех мы подобрали избитых у какой-то деревни. Почти умирающих и тощих от недоедания. Они прятались от всех и вся, жили лишь подножным кормом, не зная нормальных трав. Травились не раз. Их мы долго выхаживали.
Две омеги, из найденных последними, я видел, начали ошиваться около Сати. Он бледнел и смотрел всё время почему-то на меня. Словно я был тут вожак.
— Сергей, всё, стоп. Остановись. Ты никакой. Разбиваем лагерь. И готовим похлёбку хоть.
Я благодарно посмотрел на Сати и прислонился к его плечу головой.
— Ох, укатал ты меня тогда, ходить не мог. И сейчас ещё не могу отойти.
Сати, не глядя на меня, прорычал, но тихо:
— Так ты мне по три месяца и не даёшь. Знаешь… тяжко терпеть столько. Вот и отрываюсь. Прости…
Киваю и морщусь, когда он начинает мне массировать спину, и его руки ныряют к моим ягодицам.
— Сати!!!
Он тут же мрачнеет и в сердцах выплевывает:
— Да достал ты меня уже своей неприступностью. Достала она уже, вот она у меня уже где. — и хлопает по своей шее. Испуганно смотрю на него, такого огромного и доброго внутри. Наверное, реально достал. Сжимаюсь весь и поджимаю под себя ноги. — Обернись, не сиди на холодном, а то опять скажешь, что не можешь, что простудился. — он, сплюнув, уходит широким размашистым шагом.
Я отмираю и расслабленно выдыхаю. Таким за год я видел его первый раз и сейчас, взглядом уперевшись в землю, решался на невозможное. Надо давать, когда он просит, или самому, как тогда в тюрьме, вилять жопой, или как эти две омеги. Юртин и Ахон, губы облизывают все время, да спотыкаются перед ним, чтобы он, значит, ловил их. А он и ловит и четко так попы изредка оглаживает. Чую, изменой скоро будет попахивать. Пока-то я всё время рядом. А ещё запахи начал чувствовать на нем, свои, да чужие. А ещё, когда он нервничает. Вот как сейчас. Ага, губы припухли, вижу. Глаза бегают. Юртин вон следом из камышей вышел. Победно так смотрит на Ахона. Вроде мне должно быть обидно, но лишь выдыхаю, пускай спустит пар. Хоть сразу с двумя.
Сам делаю себе шалаш и весело смеюсь двум волчатам, что пытаются мне помочь. Какие они нелепые и наидобрейшие существа. Любят всё и всех в этом мире. Щенки ложатся спать ко мне, и когда они засыпают, благодарный омежка Ранш уносит их, покачивая на руках. Но перед этим шепчет мне быстро:
— Там Сати у Юртина отрывается. Довел своего альфу.
Сажусь с прямой спиной так и сижу, пока весь лагерь не засыпает. Слышу охи и ахи Юртина, следом и громкий стон Сати. В сердце пустота. Что ж, всё к этому и шло. Сам виноват. Сон, наконец, сжаливается надо мной и накрывает благодатным одеялом.
Утром вижу смущенного Сати и ехидно рассматриваю Юркана. Тот, гордо выпятив грудь, важно ходит по лагерю, а на меня с интересом уже смотрят другие альфы. Я уже не та щепка, что раньше. Оброс немного мясом, да и постоянно занимаюсь собой.
Сворачиваем лагерь, и Сати по привычке держится рядом со мной. Но я молча ухожу к щенкам и помогаю семье нести их по очереди. Те благодарно принимают мою помощь. А возле Сати уже Ахон. Юркан бежит следом, гневно глядя на него.
Переводим дух у речки, и две омеги сцепляются между собой за Сати. Я брезгливо отхожу, случайно рядом ведь оказался. Так бежим три дня и снова привал. Семья с щенками не спешит отпускать меня от себя. И я благодарен им за это. Даже шалаш делаю рядом с ними. Сати виновато пытается поговорить со мной. Но избегаю его несколько дней. Он уже и Ахона отымел, причем не один раз.
Среди ночи зажимают рот, и голос Сати угрожающе шепчет:
— Не кричи, я… ты ведь с моей меткой.
Киваю и выплевываю брезгливо:
— Тьфу, иди нахуй отсюда, от тебя задом Ахона тащит. Дышать невозможно. Фууу.
Сати, побледнев, спрашивает:
— Что, тебе плевать на то, что я с другими?!
— Это точно ты подметил. И не надо оправдываться. Живи с ними обоими: Юрканом и Ахоном. Вон, дерутся за тебя. Счастья вам, но ко мне не подходи.
Тот прошипел:
— А я не хочу с ними. С тобой хочу. Думал, ты заревнуешь, а ты даже внимания не обратил, когда я стал Юркану внимание уделять. Ты ведь даже притронуться к себе не даёшь. Ты — омега!!! — отвернулся и закрыл глаза. — Серёж, прости. Прости.
Уже засыпая, ответил сквозь сон.
— При удобном случае уйду от вас. А щенки классные в твоей стае. — последнее не знаю зачем сказал. Меня тотчас подхватили за грудки, и я, широко распахнув глаза, уставился на Сати.
— Я не пущу тебя, я стаю брошу. Но найду тебя, прошу, прости. Сергей, прости…
Зло выплюнул:
— Не трогай меня, урод. Ты в течке Ахона. Иди к нему или к кому другому. Но обо мне забудь. Твоя метка скоро спадёт, и я лягу под любого альфу, кроме тебя. Может, сразу с двумя даже получится. А чё, чем ты лучше меня?! Писька больше?! Или ты охотник лучше, чем я?! — вся стая удивлялась моему везению на охоте. Сати, мрачно посмотрев на меня, ответил:
— Да, больше.
Я фыркнул:
— И что, что больше?! И что?! Что это меняет? Я сам могу о себе позаботиться. И также себе шикарную течку организовать. Как и ты всю эту неделю не слезал со своих омег.
Он, сжав кулаки, процедил:
— Моя омега — это ты!!! Моя омега, понял?!
Я вновь фыркнул.
— Ты этот бред тем, кого только что, по-моему, трахал, говори. А меня не тронь, и уж ласки какие-то требуешь. Сразу сказал тебе, не омега я. Не омега.
Он тихо выдавил:
— Я на все согласен. Прошу, не уходи. Не хочу никого, даже кончить с ними не могу. Ты стоишь перед глазами. — вновь фыркнул. И, кое-как убрав его руки от себя, уполз обратно в свой шалаш. Сати нервно шепчет: — Переспи с другим альфой. Я щенков приму, отцом им буду.
Я засмеялся во все горло.
— С чего ты решил, что я щенков хочу?
Сати, весь подобравшись, вдруг зашептал:
— Да все завидуют, как ты возишься с щенками. Говорят, тебя все щенки стаи обожают, считают тебя своим отцом. Плачут, когда ты чуть дальше от нас уходишь. Я ревную тебя даже к ним. Сергей, прошу, прости меня. Знаю, что ты выживешь в лесу, тем более, в этом. Здесь и стай-то нет толком. Никто не нападет.
Перебил его грубо:
— Отстань от меня, да ты что творишь?!
Он грубо подмял меня под себя и, резко оголив мой зад, поставил на карачки и насухо вошёл в меня во всю длину на раз. Я охнул от боли и задергался под ним с зажатым его широкой и грубой рукой ртом. Он трахал меня исступленно и долго. Кончал и вновь входил, отрываясь, видимо, за все свои обиды. Тело болело и ныло, было уже плевать на всё. Попробовал вновь дёрнуться, и в глазах вспыхнули искры от его мощного удара по лицу. Голова дернулась так, что в шее что-то щелкнуло.
Очнулся, его уже не было. Мое лицо облизывали щенки из нескольких семей, что часто приходили ко мне. Несколько щенков выли в стороне, поглядывая на меня жалобно. Иногда я слышал, как они рычали и вставали на защиту моего шалаша, пробуя не впускать Сати. Тот, не обращая на них внимания, стоял подолгу в проходе и смотрел на меня опухшего и избитого. Стоянка затянулась из-за меня надолго. Я лишь на четвертый день смог двигаться.
— Да ты не так резко, Сергей! — шептал мне на ухо с восклицанием один из семейных омега, помогая мне сходить по нужде в кусты.
Я отбрыкивался от любой помощи, но омеги, как ни странно, кинулись мне в помощь. Сати подолгу уходил на охоту, не обращая внимания на призывные взгляды траханых им омег. На пятый день я уже смог обернуться и пробежаться по лесу. Щенки с лаем и визгом кинулись за мной следом.
Момент был удачный для побега, и я, обманув щенков, рванул в обратную сторону от той, куда мы шли. Тело все же сильно ещё болело. Так бежал несколько дней и валился с ног от усталости. По ночам забирался на дерево и там, привязав себя ветками, что позволяли это сделать, засыпал почти мертвым сном. Словно сомнамбула, едва солнце будило меня, вскакивал и, ошалело промаргиваясь и хлопая себя по щекам, вновь бежал, экономя свои силы. Через неделю свернул так, чтобы не встретиться со стаей Сита. Я знал, куда они шли. И мой нос научил меня ориентироваться в лесу.
— Ой, ворона! — это я вскрикнул от неожиданности, увидев рядом огромного ворона. Он смотрел на меня удивленно и, кажется, даже недовольно. Я посюсюкал, радуясь, что вижу птицу из своего мира. — Цыпа-цыпа-цыпа. — протянул ему руку, и ворон со всего маха вонзил в нее свой огромный клюв. Я среагировал быстрее, и второй рукой тотчас дал ему подзатыльник. Ворона унесло на землю, словно гирей был, а не птицей.
Глухой удар, и я очумело смотрю на тощего парня, что валяется на земле. Даже голос пропал куда-то. Его перья ведь не все и пропали. На голове — вон какие огромные, а ведь он и не такой уж большой был. Парень охнул, а я, машинально сунув окровавленный палец в рот, уставился на севшего на землю паренька. Он, также выпучив глаза, смотрел на меня, часто мигая, как сова, хлопая глазами.
Сзади послышался шум, и на нашу поляну выскочил огромный волк. Пена шла у него изо рта, летя ошметками на траву, словно вспененный шампунь. Волк, зарычав, двинулся было на паренька, и я тотчас, вскрикнув, кинулся на землю, закрывая собой неудачника ворона-обертыша. Волк, вовремя отпрянув, тотчас обернулся в гневного Сати и заорал на меня:
— Я чуть не убил тебя, ты идиот.
Встав с земли, ответил ему брезгливо:
— Да ты и так меня почти убил. Кое-как выжил. И заметь, не благодаря тебе.
Сати, напряжённо посмотрев на меня, быстро кинул взгляд на паренька и спросил хрипло:
— Ты выбрал его на свою течку?
Паренек, побледнев, чуть не упал в обморок снова, и я быстро ответил:
— Даже если и его, тебе-то что? Ты уже давно перегнул палку с изнасилованием и избиением меня. Видишь, убегаю от тебя и твоих озабоченных омег.
Он едва слышно ответил:
— Прошу, вернись.
Меня восхитило, конечно, что он и ворона не постеснялся. Смело так унижается. Сам обернулся и, посмотрев на паренька, рванул в лес. Сати следом, конечно. Вот привязался. Он так и шел за мной всё это время. Течка давала о себе знать, и я забеспокоился, Сати ведь этого только и ждёт. Обречённо посмотрел на небо и вздрогнул, увидев сидящего на ветке огромного дуба ворона. Этот-то что за мной следит? Обернулся и, не глядя на идущего за мной по пятам волка, горестно вздохнул, глядя на ворона. Тот в ответ хрипло каркнул, посмотрев на меня круглыми бисеринками умных глаз и взлетев, улетел прочь.
И вновь себя ловлю на мысли, что снова завидую этим птицам. Ещё ведь и оборотень вдобавок. Всегда кому-то завидую. Что у меня за жизнь? А теперь и вовсе надо как-то сживаться с тем, что тебя будут трахать всё, кому не лень.
Даже не повернулся, когда Сати, даже не обернувшись в человека, запрыгнул на меня и уронил на землю. Упёрся руками, отрешаясь от всего. Течка, блин, будь она неладна. Моя одежда срывается с меня с глухим рыком Сати, и он жадно припадает к моему анусу, вылизывая его как можно глубже. Причмокивая и чуть постанывая от нетерпения, Сати, облизав и мой член для порядка, ткнул меня носом в бедро, считая, что этих ласк и так достаточно, и когда я упёрся в землю, коленями зашёл на меня, словно поезд в тоннель. Его членище свисал почти до земли, и я в полуобмороке, и не дыша, молился, чтобы он не попал в меня. Но Сати, умело подмяв меня под себя, заставил опустить зад и начал понемногу вгонять в меня свой член. Закусив мою шею до крови, заставил уже приподняться и воткнул свой член уже до конца, и я заорал. Заорал так, что охрип сразу же, а Сати все нипочём. Он вытрахивал меня так, что ноги не держали мое тело, сперма стекала по бедрам. Я беззвучно ревел от боли и унижения. Когда Сати уже человеком вновь вошёл в меня, то вдруг замер и, резко выйдя из меня, прохрипел:
— Прости, прости, прости Сергей. Ты будишь во мне зверя всё время. Сам не понимаю, почему хочу сделать тебе больно. Повернись ко мне. — он сам поворачивает меня к себе лицом и, медленно разведя мои ноги, опускается ртом на мой член.
Смотрю на небо безучастно, сглатывая слезы, и дергаюсь от стыда, видя на ветке ворона. Он смотрит на нас неотрывно. Сати, видя, что реакции у меня никакой, начинает покрывать мое лицо поцелуями, слизывая с щек мои слезы. Сати резко вводит в меня свой член, и я дергаюсь от мощного удара в меня, приподняв выше ноги. Моя смазка течёт из меня, и волк не слезает с меня несколько часов. Его узел опять набухает, и он начинает проталкивать его в меня, со стоном. И вновь все моё лицо обцеловано и шея обкусана. Вскрикиваю и, сжимаясь всем телом, хрипло стону от боли. Эта течка была самой больной.