«Русская акция» потеряла свой смысл. А Прага перестала быть академическим и учебным центром эмиграции.
Но один из осколков этой акции оставил долгий след в истории и идеологической войне, вплоть до сегодняшних дней. Речь идет о Русском заграничном историческом архиве, который был основан в феврале 1923 года в рамках «Русской акции». Создавался он при организации русских земских и городских представителей в Чехословакии, так называемом Земгоре. Финансово поддерживался Земгором и частными спонсорами – получаемые средства шли на покупку исторических документов. Но уже в 1928 году архив перешел в ведение чехословацкого Министерства иностранных дел, которое впредь и финансировало его деятельность.
Скоро министерство решило объединить с Русским архивом существовавшие тогда в Праге так называемый Украинский исторический кабинет, Белорусский заграничный архив, Донской казачий архив и Кубанский архив. Так появился Славянский архив Министерства иностранных дел. Вся история Гражданской войны в России оказалась сконцентрирована в одном месте.
В научный совет архива тогда вошли известные русские историки – Евгений Шмурло, Венедикт Мякотин, Антоний Флоровский. Бессменным председателем совета, вплоть до своей смерти в 1933 году, был выдающийся русский историк Александр Кизеветтер. А исполнительным директором архива со стороны министерства был назначен чешский историк Ян Славик.
Несравненна организация работы архива – по сути, весь мир был охвачен сетью его полномочных представителей, агентов сети из числа эмигрантов, проживающих на данной территории. Они действовали в Австралии, Аргентине, Болгарии, Китае, Эстонии, Финляндии, Франции, Италии, на острове Ява, в Югославии, Литве, Латвии, Маньчжурии, Германии, Польше, Румынии, Швейцарии, Турции, США, Великобритании и еще во многих странах. Вот листовка, которая тогда распространялась в эмигрантских кругах многих стран.
«Архив русской эмиграции
Собираем и приобретаем печатные и рукописные материалы по истории русского общественного движения, войны, революции, белого движения и эмиграции (газеты, журналы, брошюры, отчеты, протоколы, всевозможные документы, дневники, фотографии, денежные знаки, рисунки, карикатуры и проч.); принимает на хранение и для разработки архивы ликвидированных учреждений и частных лиц. По соглашению с владельцами могут быть установлены разные ограничительные условия в отношении использования и опубликования материалов и даже ознакомления с ними в течение определенного срока.
Всю свою работу Архив ведет в духе полной научной объективности, не преследуя никаких политических тенденций в разработке исторических материалов и соблюдая полную секретность в отношении материалов переданных доверительно, с представлением гарантий по соглашению с владельцами. Для хранения материалов Архив располагает особо приспособленными помещениями и сейфами. Для разработки материалов организуется ученая комиссия в составе профессоров – историков и специалистов архивного дела. В ряде эмигрантских центров Архив имеет своих агентов и представителей».
Документы, которые находили агенты этой архивной сети, приобретались с помощью чехословацких дипломатических представительств. А потом приобретенное богатство отправлялось в Прагу, для архивирования. Часто везли дипломатической почтой. Так образовалось поистине бесценное собрание материалов. Русский заграничный архив превратился в начале 30-х годов в настоящий научный институт по истории революционного движения в России и истории русской эмиграции. Материалами русского архива при разработке своих концепций в отношении России пользовались такие яркие мыслители, как П. Н. Милюков, П. Б. Струве, П. А. Сорокин, М. М. Карпович.
И все же какие ценные приобретения архива сказались на умонастроениях русской интеллектуальной эмиграции? Тут самый авторитетный голос у авторов книги «Голоса изгнанников» Йиржи Вацека и Лукаша Бабки. Они открывают тайны интеллектуальных сокровищ. Последуем за ними.
Архив состоял из отдела документов, библиотеки (книги и журналы) и отдела газет. Реестр собрания периодики насчитывал к 1945 году свыше четырех тысяч изданий. Из них более 700 – дореволюционные, около 300 – издававшиеся дореволюционной эмиграцией, более 100 – антибольшевистские времен Гражданской войны, 400 – советские, почти 1300 – эмигрантские издания периода 1918–1945 годов и около 1100 – иноязычные. Пражский архив был единственным центром, который систематически собирал эмигрантские издания после 1917 года. Масштабная коллекция антибольшевистской периодики времен Гражданской войны оценена как главное историческое достояние архива. Кроме того, исторически уникальными считаются издания, выходившие в период с 1941 по 1945 год на советской территории, оккупированной нацистской Германией.
Идейный плюрализм в среде российской эмиграции положил начало стремительному росту эмигрантской печати. С ее страниц получали хождение новые идеи, взгляды, которые будоражили эмигрантское сообщество. Издателями были, как правило, частные лица и частные издательства, в редких случаях – политические партии и организации, ведущие политическую пропаганду. Но и за частными издательствами нередко стояли различные политические группировки, которые финансировали газеты и журналы. Непосредственно со стороны чехословацкого правительства была предоставлена финансовая поддержка целому ряду периодических изданий, выходящих за пределами чехословацкой аудитории (например, «Последние новости», «Дни», «Современные записки»).
«Русская акция», Русский архив. Они продолжили русскую культуру, русскую мысль в вынужденной ситуации зарубежья. Но Масарик добивался от русской эмиграции большего, он ведь по-прежнему был верен своей доктрине панславизма, славянской солидарности. Неустанно внушал ее тезисы авторитетным деятелям эмиграции – интеллектуалам, ученым мужам. Они откликнулись научными исследованиями, статьями, докладами, книгами, – концепциями и теориями.
По крайней мере, Прага помогла и рождению, и становлению двух принципиальных идейных течений русской интеллектуальной эмиграции – «сменовеховству» и «евразийству». В 1921 году в Праге издается сборник научных статей под названием «Смена вех». Заглавные статьи были написаны идеологами этого течения – профессорами Николаем Устряловым (обосновавшимся в Харбине) и «парижанином» Юрием Ключниковым. «Сменовеховцы» стали определенным камертоном изменения смыслов во внутренней политике большевиков, которая к середине 30-х годов действительно стала политикой национал-большевизма.
Ярким, оригинальным было другое идейное течение, зародившееся в умах русских профессоров-эмигрантов, – евразийство. Притягательная сила этой идеологии заключалась в том, что Россия рассматривалась как особый географический мир, не принадлежащий ни Европе, ни Азии, мир, так явственно проступающий в великой российской культуре. Отцы-основатели этого течения считали, что прогресс страны должны определять православие, российская культура и географическое своеобразие России. Идеология евразийства была порождена умами интеллектуалов, нашедших приют в Праге, – Н. Трубецкого, П. Савицкого, Г. Вернадского, Л. Карсавина.
В конце 1924 года в Праге прошел съезд русских ученых-эмигрантов, где сквозной темой стало русское видение прошлого и будущего России. И советская разведка отмечала в своих документах, что Прага стала интеллектуальным и духовным центром славянства. Об этом говорит донесение венской резидентуры Иностранного отдела ОГПУ о съезде русских ученых-эмигрантов в Праге.
Донесение венской резидентуры Иностранного отдела ОГПУ о съезде русских ученых-эмигрантов в Праге.
«Совершенно секретно
ИНО ГПУ
№ 016161 от 24/Х
Из Праги, 21/Х-24 г.
Т.т. Менж(инскому) – Ягоде
Т. Артузову
Т. Чичерину
Т. Дерибасу
К делу эмиграц(ии)
Нач. ИНО: Трилиссер
Съезд русских ученых-эмигрантов в Праге
Эмигрантская печать уделяет очень много места Пражскому съезду. Последний открыли 25 сентября, между присутствующими нужно отметить Клофача, Крамаржа, профессора Пастернака (ректора Пражского университета), профессора Немеца (проректора), инженера Зубатого. Представитель мин(истерства) ин(остранных) дел доктор Благож в приветственной речи сказал: “Рад, что Прага стала интеллектуальным и духовным центром славянства. Обширная программа съезда показывает, что русская наука не замирает и в эмиграции, и в изгнании”. Далее Благож обещал дальнейшую поддержку мининдела русским ученым. Клофач развивал мысль о важности культурного сближения демократического чехословацкого народа с демократическим русским народом.
Центр тяжести съезда должен был лежать в научных докладах, которых всего предполагалось 155 при 99 докладчиках. Основные доклады следующие: профессор Алексеев – “Понятно об обществе и общественных явлениях”. Профессор Билимович – “Об обществе, государстве и хозяйстве”. Профессор Вернадский – “Землепользование русских крестьян XVIII–XIX веков”. Этот доклад явился апологией крепостного права. Далее тот же профессор сделал доклад о военных поселениях в России при Александре I. Проф(ессор) Георгиевский – “Организация переписи русских студентов в ЧСР”. К. И. Зайцев прочел крайне реакционный доклад – “Государство как единство и система” и второй – “Понятие правового государства”. Профессор Кизеветтер – “О светских судах при Екатерине II”. Профессор Коссинский – “О социально-экономической природе крестьянского хозяйства”. Профессор Спекторский – “О международном конституционном праве” и второй – “О современности и средневековье”. Профессор Тимашов – “Предварительные итоги изучения Советского Права”.
Совершенно не были представлены на съезде лондонцы и парижане, слабо берлинцы. Большее число докладов дали чехословацкий, югославский и болгарский отделы. Организаторы съезда пожелали начать его своеобразной религиозной демонстрацией, но так как в ЧСР проведено отделение государства от церкви, то в помещении университета, где происходило открытие съезда, не могло состояться никакого религиозного торжества. Тогда участники съезда отправились “в храм св(ятого) Николая”, где был отслужен молебен. Перед началом молебна преосвященный Сергий благословил науку и подчеркнул, что церковь не отрицает науки. Проф(ессор) Булгаков (священник) подтвердил, “что церковь только охраняет людей от заблуждения и матерински предостерегает от ложных шагов”…
Этот фарс возмутил г(осподи)на Петрищева из “Дней”, … он называет этот акт “негативом большевизма”. Он считает, что в данном случае имеет место самая явная политическая спекуляция наукой и религией. Он также не одобряет доклада Зайцева, весьма тепло отзывавшегося о крепостном праве. Попытка возразить Зайцеву была заклеймена, как “социалистическая”. В общем, Петрищев считает, что все настоящие ученые, принимавшие участие в съезде, должны отгородиться от Булгаковых и Струве. Последним же он предлагает не впутывать в свои политические упражнения русских ученых, вынужденных пребывать в эмиграции. “Это у вас не наука – это называется иначе”.
Далее, необходимо отметить ряд своеобразных выступлений. Так, например, П. Н. Савицкий после своего доклада предложил съезду приветствовать в 12-м веке великого Чингисхана, как первого идеолога Евразии.
Далее съезд возмутился, когда один докладчик попытался назвать царя Ивана Грозного деспотом.
Из других докладов интересны следующие: доклад Вернадского о военных поселениях при Александре I, в которых докладчик видит весьма положительное явление, которое было направлено к освобождению крестьян. Проф(ессор) Билимович обрушился не только на социализм, но и на всякую социальную реформу и заявил, что “всякое движение по пути эгалитарно социальной политики, есть внесение социалистического начала”. Даже Струве не выдержал и выступил против него. Лазарев Е. Е. заметил, что определение Струве слишком марксистское, что социализм это кооперация. Мякотин делал доклад о владельческом имении в гетманщине 17 века. Проф(ессор) Коссинский, говоря о финансовых реформах советской власти, выразил опасение, что коммунисты при помощи ограбления населения могут устроить еще 2–3 денежные операции. Проф(ессор) Гронский доказал, что СССР не может считаться субъектом международного права. Изгоев, оставшийся в полном восторге, указал, что у русских ученых, участвовавших в съезде, появилась вдохновенная вера в Россию. Они работали 8 дней не покладая рук и показали всему миру, что вне родины они не потеряли время даром. Среди докладов было много поразительно нелепых и порой бессмысленных. Общее впечатление следующее: евразийцы были представлены очень слабо (Савицкий), зато очень популярны были славянофильские доклады, как выступления Вернадского, Шахматова, Тарановского. Наиболее конкретен был Ясинский, утверждающий, что в московской Руси не было ни сословия, ни деспотизма. Тарановский указал, что “русские, изгнанные с родины коммунистическим деспотизмом, увидали, что в Европе во многих странах с демократической формой властвования управление оказалось более деспотическим и гораздо хуже организованным, чем было в императорской России последнего полувека”».
Исходя из этого документа видно, что на съезде отчетливо прозвучали несколько концепций возможного развития России. Это концепция евразийства, выраженная в докладе профессора Савицкого, согласно которой Россия – особый историческо-географический мир, при этом мир славянский, отмеченный православием. Это взгляд на социализм как на социальную реформу, как на кооперацию, что подтверждается полемикой профессоров Билимовича, Струве и Лазарева. И, наконец, концепция славянофильства, выраженная в докладах Вернадского, Шахматова, Тарановского, Ясинского. У последнего привлекает внимание тезис о том, что в некоторых европейских демократических странах форма управления оказалась более деспотической, чем в императорской России. Если к этим концепциям добавить пришедшую от Устрялова и Ключникова идею «сменовеховства» как развитие НЭПа (новой экономической политики) в СССР, которое должно привести к перерождению советской власти, к возвращению капитализма и рождению национал-большевизма, то есть сотрудничества большевиков с национальной буржуазией во имя единой и неделимой России, – то предстает картина интеллектуальных и духовных исканий русской интеллигенции в пражской эмиграции.
Прага немало поспособствовала взращиванию русской политической мысли, обращенной к коммунистической России. И Масарик, как президент, имевший свою стратегию по отношению к русской интеллектуальной эмиграции, оказался причастен к производству новых смыслов для великой славянской страны на востоке.
В декабре 1935 года Масарик покинул президентский пост. Давали знать возраст и здоровье. Но в эти его последние президентские годы были установлены дипломатические отношения Чехословакии с Советским Союзом и заключен советско-чехословацкий договор о взаимопомощи. К этому подталкивали угрозы, исходившие от гитлеровской Германии. В этой ситуации Масарик держался своей философии противостояния пангерманской опасности, в том числе посредством славянской солидарности. Ее старый профессор усматривал в позиции Советского Союза. Национал- большевизм, хотя и не на буржуазной основе, как его видели «сменовеховцы», а на социалистических началах, – мог реально противостоять германскому нацизму.
Умер Масарик 14 сентября 1937 года, за год до мюнхенского позора – соглашения с Гитлером, по которому немцам была отдана часть Чехословакии – Судетская область. Отдана при согласии Франции и Англии. Так их лидеры думали откупиться от Гитлера и принести мир в Европу. А намерение СССР помочь Чехословакии в соответствии с договором о взаимопомощи 1935 года не осуществилось, воспротивилась Франция: договор был составлен так, что СССР мог действовать лишь в случае, если действовать начнет Франция. Но никто тогда не хотел иметь в Европе славянскую солидарность. Непонимание идей Масарика о славянском щите обошлось Европе шестью годами кровавой войны.