Вайолет кипела от гнева и отчаяния. Первым желанием было бросить чем-нибудь в напомаженное лицо баристы. Пакет салфеток полетел на пол: Вайолет вскочила с места.
- Я ненадолго отойду, если можно, - наиболее сдержанно произнесла та, выходя из-за круглого столика. Конечно же нельзя было дать чувствам волю. Наори она на работодателя, и, скорее всего, тут же лишилась бы рабочего места.
Пока она ступала по ковролину по направлению к лестнице, кровь вновь принимала обычную температуру, кулаки разжались, мышцы лица расслабились. Вайолет понимала, в глубине души прекрасно понимала, что Лиз была абсолютно права, права на все сто процентов. Она-то видела всю суть девушки, сколько бы та ни пыталась скрываться за маской спокойствия и бесчувственности. Но понимать и принимать – разные вещи. Нет, она не смирится с положением вещей. Да никогда в жизни Вайолет не признает, что ошибалась! Признать этот факт означало бы согласиться с тем, что год ее жизни был потрачен впустую, означало бы, что его можно было провести с пользой, совсем по-другому. И прямо сейчас Вайолет думала лишь об одном, направлялась лишь в одно место. Распахивая тяжелую дверь, что вела на холодную лестничную клетку, Вайолет желала быстрее оказаться в компании лишь одного человека. Того, кто, как ей казалось, никогда ее не осудит, того, кто вселял в нее уверенность одним коротким словом, пускай смешной акцент все еще немного смущал. Вайолет спешно перебирала ногами. Быстрее, еще быстрее. Конверсы со скрипом терлись о ступеньки. Седьмой этаж. Комната номер семьдесят восемь…
Комментарий к Big cheese
Big cheese (ам. слэнг) - большая шишка, важная особа
========== Caper ==========
Мам, пап,
Если вам станет спокойнее, в отеле, оказывается, живут мои знакомые однокурсники. Сразу скажу, нет, мам, мы не друзья, я просто знаю их. Просто подумала, что вам захочется об этом знать, раз уж вы оба всегда были так озабочены тем, чтобы я была окружена людьми своего возраста.
Кристин Брукс выпустила новую книгу (помнится, тетя Джо ее очень любит), и в «Кортезе» вчера остановились читательницы, дожидавшиеся встречи с этой писательницей.
На этой неделе ожидается на конференцию съезд врачей из Чикаго, так что я прямо чувствую свою ответственность за подготовку зала. Лиз Одна из наших управляющих активно меня натаскивала, так что, надеюсь, я не оплошаю перед всеми этими почетными гостями.
Держите за меня кулачки.
Люблю вас,
Вайолет.
***
Теперь она часто ходила к нему, она проводила с ним практически все свободные вечера от момента, когда Лиз или Айрис давали последнее поручение - смена мусорных мешков, - и до глубокой ночи. Джеймс Марч стал ее постоянной компанией. Они говорили. Много говорили. Обо всем: начиная от политики и права, заканчивая философией и религией. Обсуждали мораль и законы, личность, никогда не преминули затронуть известных представителей властей или кинозвезд той эпохи.
- Шестьдесят пятый год, - говорила та.
- Ну, допустим, - улыбался он, неизменно подливая в стакан выпивку.
- Радикально настроенный конгресс открыто шел против нового президента. Разве понимали они, что Эндрю Джонсон старался проводить политику, направленную на благо процветания страны? Да нет конечно! - ее активность, ее вспыльчивость, когда дело касалось истории, приводили его в исступление, опьяняли и тешили его самолюбие.
- Веришь ли ты в Бога?
Вайолет изумленно глядела на мужчину, чьи мысли перескакивали слишком быстро, темы менялись со скоростью света.
- Мы говорили о законности человеческих деяний, - пояснил он. – Так веришь? – ему нужно было это знать. Просто необходимо. Конечно, он предвидел ответ. Такие вещи всегда читаются на лицах, в глазах. Но она должна была сама это произнести.
- Я не верю в церковь. В епископов и пасторов, в правила, устанавливаемые ими, в навязывание веры, в священные книги и то, как ими распоряжаются служители.
Ее ответ более чем его устраивал. Стоял терпкий извечный запах алкоголя.
- Но?
- Но? – повторила она.
- В таких ответах всегда есть какое-то «но».
- Я верю в философию экзистенциализма.
- О-о, - протянул тот. Красиво падал лунный свет на часть его лица, и словно бы ярче блестели его глаза. – Кьеркегор и его извечное «всего труднее выбрать самого себя»?
- «Пограничное состояние». Мы проявляем себя лишь перед лицом опасности, перед смертью.
Она улыбалась, наслаждаясь роскошью подушек на жестком, но комфортабельном диване. Красивая кружевная комбинация, что осталась у нее с первой ночи в баре, выглядывала из-под подола ее светлого летнего платьица. Он ухмылялся, радуясь и предвкушая, делая очередной глоток и точно так же делая выводы.
Они много говорили. На другой день уже о том, как сколотил состояние Джон Джейкоб Астор и о появлении первых «миллионеров», о специалистах-управленцах и Рокфеллере.
- Я много работал, - спокойно расхаживая по комнате, заложив руку в карман, он выпускал дым, что смешивался с последними предзакатными яркими лучами солнца, - и быстро разбогател.
- Что ты продавал? – Вайолет крутила пластинки, подол ее юбки раскрытым веером покрывал ковролин вокруг ее поджатых ног. Ей казалось, что Джеймсу не более тридцати пяти, а раз так, то и подняться он мог за счет акций или каких-то иных ценных бумаг. В общем, на том, что так ценят в этом, двадцать первом, веке.
Он говорил «нефть», а она не верила, смеясь, думая, что нефтяные магнаты выглядят совсем по-другому.
«Политика нейтралитета» Вашингтона, опьянение успехом и распространение своей идеологии на другие страны в начале XX столетия, последствия приобретения Аляски в Филиппин и, наконец, сухой закон января тысяча девятьсот двадцатого года – они говорили обо всем, они спорили, он позволял ей это, потому что ему была интересна другая точка зрения. Никто никогда не пытался ему перечить, а она делала это с таким энергичным запалом и шармом, который был присущ лишь ей одной. Она не одевалась и не вела себя как кокетка голубых кровей, но он заставлял ее желать играть такую роль.
Он учил ее пить и разбираться в алкоголе и поил дорогим холодным шампанским. Ее щеки пылали, а глаза блестели. Он так был похож на Кита, и в обычном состоянии она бы зарыдала от безысходности, но она была навеселе от градуса и утешалась иллюзорной мечтой. Кит мог делать что угодно, быть в эту секунду с кем угодно. Да, она жаждала знать о нем хоть что-нибудь еще кроме чертовой марки его любимых сигарет, но она была с Марчем, и это перекрывало все печальные размышления. Ведь он так был похож на Кита.
Иногда, когда она позволяла, он устраивал настоящий ужин, потому что ему было скучно, а она нравилась ему. Она была ему нужна, пускай сама девушка этого открыто не понимала. Безусловно, она понимала это где-то в глубине души, ведь так просто ничего не дается и богатеи не кормят тебя задаром фазанами и перепелками во всевозможных соусах. Но ей было все равно. Чего бы он ни хотел, она была согласна. Все это было ново. Все это ей нравилось. Он не прикасался к ней, никогда не пытался, хотя глаза и намеки говорили лучше любого прямого текста, но он никогда не выходил за рамки приличия открыто. Он держался как джентельмен и заставлял ее чувствовать себя особенной, важной персоной, которую здесь всегда ждут и чтят.
И с каждой минутой, что она проводила в его номере, с каждым словом и жестом она чувствовала это. Она становилась все более холодной, более жестокой, черствой и циничной, даже в большей степени, чем была всю свою жизнь. Как нужный толчок, как правильный пинок, которого она ждала весь год – Марч и был тем, кто постепенно запускал в ней все самые страшные потаенные процессы, которые при должном уходе могли выключить всю добродетель, всю совесть, всю мораль на какую способен живой здоровый человек.
***
Международную конференцию психоневрологов решено было проводить в «Кортезе». Один лишь Бог знает кому, почему и зачем потребовалось выбирать именно этот отель из массы других, более раскрученных и более пафосных. Вайолет казалось, что это как-то связано с Китом, ведь его мать, насколько могла припомнить девушка, имела какое-то отношение к медицине, а раз и отец его был совладельцем, то вывод напрашивался сам собой.
Всегда выглядевшая крайне безучастной, сейчас же Лиз казалась взволнованной, если даже не возбужденной. И если Айрис всегда была при деле, смешно торопясь по коридорам то в один, то в другой конец необъятного здания, то Лиз, спешно преодолевающая расстояния от бельевой до прачечной с кипой полотенец в руках, удивляла и даже забавляла, но неизменно восхищала.
С раннего утра скудное количество персонала «Кортеза» было как на иголках. Вайолет чувствовала себя чрезвычайно странно: с одной стороны давила ответственность – нельзя было расплескать на пол напитки или забыть какое-то поручение, - а с другой стороны эта самая ответственность захватывала. Всегда избегавшая любых обязательств в школе и университете, ярая противница коллективной движухи, сейчас же Вайолет была рада и даже горда за то, что именно ей поручили. Она была в центре действий, ей нравилось то, что она делала, и это доставляло невообразимую радость.
В семь утра Вайолет переняла ключ от дальнего зала, метнувшись по главной лестнице к массивным деревянным дверям пустого холодного помещения. Телефон на ресепшене разрывался от постоянных звонков, и Айрис еле успевала переключать на вторую линию, прося собеседников не первостепенной важности подождать секунду-другую.
- А я думала, у вас никогда не проводят многолюдных собраний, - обратилась Вайолет к Хейзел, возясь с одним из больших щитков, включая освещение в зале. С треском и кряхтением многочисленные потолочные лампочки зажглись, осветив просторное помещение, обшитое темным алым карпетом. Вайолет даже охнула от удивления: то был не конференц-зал вовсе, а помещение с экраном! Кинотеатр! Кинозал, но маленький– не более, чем на сто персон. Светлая плотная ткань укрывала кресла, что рядами поднимались до высокой подставки кинопроектора с двумя бобинами и зеркальным отражателем. После же рядов – низкий подиум, а на стене выше – широкий экран из ткани. Так вот почему во тьме так пахло обивкой и пылью! Вайолет не знала, обманывает ли ее зрение, ошибка ли это Лиз, или конференцию врачей действительно запланировали провести в бывшем кинозале. Употребляя в мыслях слово «бывший» Вайолет действительно это и подразумевала: кинопроектор был покрыт толстым слоем светлой засохшей пыли, словно технику не использовали больше пятидесяти лет. – Это ведь тридцатипятимиллиметровый, - обошла та агрегат, едва касаясь кинопроекционного объектива пальцами. Восхищение так явно читалось на ее лице, что Хейзел невольно улыбнулась, будто вспомнила что-то далекое, какую-то приятную мелочь из прошлого.
- Так ты разбираешься в кинотехнике? - мисс Эверс приблизилась к местам для зрителей, хватаясь за край ткани. Вайолет улыбалась, продолжая глазеть на аппарат.
- Университетская программа, - начала было отвечать та, вновь склонившись ближе к машине. - Но вообще-то мне и самой крайне интересен кинематограф. Вы не находите, что в старых фильмах есть нечто волшебное, что потеряно в нынешнем столетии? – придерживала волосы та. - Сценаристы, актеры – сейчас все не то. Тогда кино было более… - Вайолет провела верхними зубами по нижней губе, будто бы снимая остатки мороженого, - утонченным что ли…
- О да, несомненно, - с воодушевлением поддержала женщина, принявшись сминать краешек ткани. – Но, Вайолет, нам бы зал подготовить к назначенному времени… - тактично напомнила женщина. Девушка тотчас одернула руку от бобин, будто вспомнив о том, что это не экскурсия на Парамаунт Пикчерз. Она втянула носом затхлый воздух; тряпка свисала с заднего кармана ее короткого джинсового комбинезона.
- Почему нас оповестили о конференции непосредственно в день ее проведения? Я думала, обычно это делают заранее.
- Какой-то другой отель отказал в самый последний момент.
- А почему именно здесь? – не унималась Вайолет, повторяя движения за Хейзел, берясь за край накинутой ткани с противоположенного конца последнего ряда насыщенно-синих бархатных кресел. – Я видела другой зал для приемов, можно ведь было расставить стулья там.
Хейзел сделала шаг, принявшись стягивать ткань, нелепо разинув рот, будто не зная, как именно отвечать на поставленный вопрос. От быстрых точечных движений напарниц потревоженная материя произвела волну, отпустив в воздух приличное количество пыли. Вайолет закашляла и дала Хейзел возможность самой свернуть ткань.
- Меня вообще не часто осведомляют о подобном, - складывала края та. - Хозяин сказал, чтобы выделили этот зал-
- Вы ведь о Джеймсе, да? – прервала Вайолет, проходя мимо кинопроектора, быстро шагая до массивных дверей. – Почему Вы все время зовете Джеймса хозяином? Вы же не его собственность, - усмехнулась девушка. Она ожидала ответной реакции, чего-то вроде смеха горничной или заявления, что она права, но Хейзел молчала и словно даже побледнела под слабым рассеянным светом лампочек. Вайолет насупилась, отворачиваясь, дергая за красивые позолоченные ручки арочных дверец, распахивая те в разные стороны, после чего глянула на крошечные наручные часы на кожаном ремешке, любезно предоставленные ей в пользование Лиз, и посчитала оставшееся время. – Что ж, надо успеть до девяти, - уперев кулачки в бока, махнула головой та, откидывая назад волосы, - давайте отмоем тут все от пыли, заменим вон те перегоревшие лампочки и унесем старый кинопроектор.
***
Каждая клеточка ее тела искрилась от удовольствия. Вайолет так и порывало запищать от восторга. То, чем она сейчас занималась, то предвкушение грядущего неизвестного и то место, в котором она сейчас находилась – все это порождало такое дикое ликование и возбуждение, что девушка еле сдерживала себя и свое учащавшееся порой сердцебиение, когда подушечки пальцев скользили по мягчайшей, хотя и довольно изрядно полинявшей обивке спинок и подлокотников вельветовых кресел. Думала ли она в начале года, что по окончании первого курса будет иметь возможность воочию лицезреть настоящую аппаратуру времен начала двадцатого столетия? Она прекрасно знала, что это не современная копия – на занятиях по истории кино всему потоку досконально разжевывали что да как применяли в киноиндустрии в тот или иной промежуток времени. И пространство окутывал сумрачный призрак прошлого - этакий аромат тридцатых. Пахло старыми вещами и мебелью, но не просто забытыми, выброшенными, как ненужный хлам, а как нечто, что просто оставили до назначенной минуты, как что-то, что имело бурную историю и просто дожидается звездного часа. Возможно, этот час наконец-таки настал?
Короткий темный ворс ковролина пришлось очищать пылесосом так долго, пока он не стал привычного серого цвета – Вайолет, правда, удивилась, углядев под слоем пыли совершенно другой цвет напольного покрытия, но Хейзел так уверенно закивала, что девушка поняла – тут есть люди, видавшие оную комнату в лучшем виде.
- Почему кинозал так давно не использовали? – Вайолет чистила деревянные вставки кресел, утерев лоб оголенной рукой выше конца желтых резиновых перчаток.
Хейзел смахивала пыль с экрана, заботливо придерживая нижний край полотна.
- Раньше показы устраивались часто. «Трудный мужчина», «Красная пыль», новые картины Гарольда Ллойда, Глории Свенсон, Чаплина… - женщина странно поджала губы. Вайолет удивилась.
- Новые картины Чаплина? – повторила та, съезжая на сидении кресла. – Хотите сказать, в последний раз кинопроектор работал лет восемьдесят назад? – с усмешкой добавила та. Но Хейзел вновь глупо заморгала, будто понимала, что попала впросак собственной болтовней и теперь не знает, как выкрутиться. Хейзел казалась Вайолет странной. «Это все из-за хлорки и средств для стирки» - иногда думала девушка, размышляя о нелепом поведении прачки. – Ох уж эта моя забывчивость, - постаралась сгладить напряженную обстановку та, продолжая полировку деревянных частей кресел. – Все не могу никак привыкнуть, что «Кортезу» уже почти век.
***
В начале девятого начался приток ожидавшихся на съезд докторов, что желали остаться на ночь в отеле. Мужчины, одетые в простую штатскую одежду, ослепительно улыбались, казалось, каждой живой душе, что встречалась им на пути от дверей такси до стойки регистрации. За собой они катили крохотные чемоданы, напоминая стюардов. И не сразу удавалось отличить психоневрологов от обычных постояльцев состоятельного класса. Пронося стремянку по верхнему уровню лобби, Вайолет за три минуты наткнулась на пятерых, по незнанию и из страха не проявить профессионализм непременно выдавливая самую лучезарную улыбку на какую была способна.