Знакомство со шкипером Юшей
Понтий Пилат и Гитлер капут
В зоопарк я попал после первого курса биофака. Вообще-то, если по уму, надо бы после второго, когда начинается специализация по зоотехнике, но мне не терпелось оказаться поближе к народу. В смысле – к животным. Декан факультета, подписывая направление, поддержал мое стремление: я бы, говорит, Масолов, загнал тебя туда навечно и не выпускал. Держись ближе к хищникам, они таких любят. Откормленных.
Звери меня любят, это точно. Особенно птицы. С детства мать вздыхала: «Санька, ты, как памятник Ильичу, – вечно ходишь, голубями обосранный». Ну ничего, зато с профессией сразу определился.
Директор зоопарка Семен Исаевич Гликман принял меня, как родного:
– Биологи нам во как нужны! Да все равно какой курс. Привыкнешь клетки от дерьма очищать – я тебе сам диплом магистра нарисую. А пока иди представься шкиперу.
– Кому представиться? – не понял я.
– Своему непосредственному шефу, кому еще, – пояснил Гликман. – Звать его Анатолий Ефимович, а за глаза кличут шкипер Юша. Или еще – «зверский кум». В глаза так обращаться к нему не рекомендую, а то клетки придется мести на четвереньках и на ощупь.
Мне стало не по себе, но тут Гликман отвлекся на разговор по телефону насчет пьяного слона, который грязно ругается со смотрителем. На фоне пьяного слона даже зловещая фигура «зверского кума» для меня несколько поблекла.
Шкипера я нашел быстро. Между прочим, это не так просто. Зоопарк Мокрого Паханска, на всякий случай, самый крупный в стране, да и в Европе он не то второй, не то третий. Правда, не по количеству живности, а по территории – шестьдесят гектаров! Что там шкипер – пиратский фрегат заблудится.
По счастью, выйдя из кабинета директора, я уже минут через пять наткнулся на киногруппу местного телевидения, которая снимала интервью с аборигенами – ну, с теми, которые по нашу сторону клетки. Собралась большая пестрая толпа, от которой отчетливо попахивало навозом, едким потом и прочим пролетарским букетом запахов местного зверинца. Большей частью аборигены состояли из молодых парней немытого возраста и девиц в линялых джинсах, с пластиковыми ведрами, швабрами и граблями.
В центре внимания находилась миловидная пухленькая женщина лет под сорок, с волосами бурачного цвета (бураком у нас на Юге называют свёклу). Как позже выяснилось, это замдиректора по всевозможным вопросам и ответам Ольга Игоревна Лисовская.
Слева от нее стоял, засунув руки в карманы широких светлых и давно не стираных брюк, грузный мужчина годов около семидесяти, с массивным ликом не то палача, не то булочника. Понтий Пилат на заслуженной пенсии. Особо выделялся крупный нос-румпель, зато терялись тонкие щелки глаз под выгоревшими белесыми бровями. Меня привлек необычный вид его огромной лысины. Она то и дело морщилась, как бы покрываясь мелкой морской рябью, а потом вдруг внезапно разглаживалась, как во время морского штиля. Загорелая поверхность живого глобуса была покрыта мелкими коричневыми крапинками и пятнышками – как перепелиное яйцо. Почему-то я сразу решил, что это и есть шкипер Юша. Догадку тут же подтвердила свекольная дамочка.
– А насчет приобретения гамадрилов – это целиком заслуга уважаемого Анатолия Ефимовича, – сообщила она любопытной корреспондентке, сжимавшей огромный микрофон, как обезьяна гранату, и широким жестом указала в сторону перепелиной лысины. – Он убедил коллег из немецкого зоопарка обменять нашего моржа на четверых приматов.
– Ого! – захлопала глазами журналисточка. – А это как – равный обмен? Или пришлось доплатить?
– Щщас! – возмутился хмурый шкипер. – Мы бы еще и коалу прихватили, если бы Ольга Игоревна не…
– Так, это не записываем! – замахала руками Лисовская. – Никаких подробностей! Анатолий Ефимович, без самодеятельности! Здесь я на вопросы отвечаю…
– Я это сотру, – пообещал телеоператор с пышным ирокезом. – Мне другое интересно. Гамадрилы, они же, наверное, только по-немецки понимают. Как вы с этим делом справляетесь?
– Так и справляемся, – вздохнула замдиректора. – Работникам пришлось засесть за словари. Уже кое-чему по-гамадрильски научились. Ну, «гутен морген», «фрессен», «нах хаузе»…
– А как они реагируют, например, на «Гитлер капут»? – не унимался любопытный «ирокез».
–Да никак не реагируют, – опять вмешался Юша.
– Откуда вы знаете? – засомневался оператор.
– Уж не дурнее тебя! – зыркнул на него шкипер. – Это первые слова, которыми мы их встретили!
К Юше я подошел сразу после интервью.
– Молодой человек, у нас принято представляться по старшинству, как в армии, – недовольно поправила меня женщина со свекольной головой после того, как я обратился к шкиперу. – Заместитель директора зоопарка здесь все-таки я.
Я стушевался, но вступился Юша:
– Ольга Игоревна, он же нулевой, откуда ему знать. Тем более этот киндер все равно будет под моей командой, вам с ним редко придется встречаться.
– Очень надеюсь, – сурово отрезала начальница. – И вообще, Анатолий Ефимович, вы бы с этими киндерами осторожнее, знаете ли. Бог знает чего сейчас бы им наговорили. Коала, коала… Что вы никак с ним не угомонитесь, с этим коалой?
– Виноват, Ольга Игоревна, – сокрушенно развел руками шкипер. – Само вырвалось.
– Вот как вырвалось, так пусть и ворвется.
После расставания с заместительницей директора Анатолий Ефимович внимательно осмотрел меня с головы до ног и обратно. Судя по всему, осмотром он остался доволен. А еще почему-то ему понравилось мое имя:
– Шурик, значит. Шурик – это хорошо. Шурик – это по-нашему.
Страшная тайна дяди Толи и побег Геночки
Мы потопали по аллее между широкими вольерами для парнокопытных – буйволов, яков, козочек, антилоп и разных баранов с экзотическими названиями на латыни.
– Меня называй дядей Толей, – добродушно разрешил Юша и ласково опустил огромную ладонь мне на спину, отчего колени мои подогнулись и я просел, как крепкий старик Розенбом из сказки о Нильсе с дикими гусями.
– Дядя Толя, а вас почему… это… шкипером называют? – осторожно поинтересовался я, памятуя о предупреждении директора Гликмана насчет неуместных вопросов. – Вы что, бывший моряк?
– Вроде того, – кивнул Юша. – Лишь бы не будущий. Я, брат, в таких портах чалился, что туда ни один пароход не дотелепает.
Он продемонстрировал мне кисть руки, где гордо было наколото восходящее солнце, чайка и «УХТА». Джентльменский набор, у нас в Паханске это вроде наручных часов. Только марки разные: «Инта», «Кресты», «Матроска»…
– Так вы… это… сидели? – робко догадался я.
– И сидел, и стоял, и чечетку бацал, – подтвердил Юша. – Я, брат Шурик, специалист широкого профиля.
– А здесь как оказались? У вас диплом зоолога?
– А то! Семь классов и цыганский факультет. Почти двадцать лет с такими животными по баракам пыхтел, такие зоопарки прошел, где нога пржевальской лошади копытом не била.
– Когда же вы шкипером побывали?
– Дался тебе этот шкипер… – Юша досадливо поморщился. – В шкиперы меня уже здесь произвели. Видел толпу бабуинов, которые прибежали вместе со мной в кино сниматься? Знаешь, как их называют?
– Вы же сами сказали – бабуины.
– Ну, это да. В смысле – в дружеском общении. А профессия у них называется – кипер. От слова «кип», что на английской фене значит типа ухаживать за разными тварями.
– «Ту кип», – поправил я. – К английским глаголам неопределенного вида прибавляется артикль «ту».
Юша поглядел на меня внимательно и мрачно. Мне стало жутко, по спине забегали крупные американские термиты.
– Вот умничать со старшими я бы тебе не советовал, – предупредил он. – А то загремишь, как курва котелками. Ту да ту… да в Воркуту. Вкурил?
– Чего? – не понял я.
– Проехали. Вернемся к киперам. Вот ты с этого дня – настоящий кипер. Зверье кормить, вольер убирать, жопу медведям вытирать эвкалиптовыми листьями – это все твое. А я вами, засранцами, рулить приставлен. И потому я – не кипер, а самый что ни на есть шкипер. И не просто шкипер, а шкипер Юша.
– И что это значит – Юша? – спросил я как можно аккуратнее.
– Вопрос хороший. Главное – полезный. Юша – погоняло у меня такое. Еще с зоны. От слова «юшка». Что такое юшка, знаешь?
Про юшку я слышал впервые.
– Темная ты личность, Шурик, – констатировал шкипер. – Чему вас, барбосов, на факультетах учат? «Вдоль по Питерской» тоже не слыхал? «Свари куму судака, чтобы юшка была!». Прости, Господи, за ку́ма, три раза́ на образа́, шоб не лопнули глаза…
– А кум тут при чём? – не понял я. И тут же инстинктивно втянул голову в плечи: вспомнил предупреждение директора Гликмана насчёт «зверского кума».
– Примета есть такая: не упоминай кума всуе, – пояснил Юша.
– Я думал, Господа…
– Господа тоже. Но с Господом можно договориться, а с кумом – голый вассар… Ты хоть знаешь, кто такой «кум»? Понятно. Непуть ты, Шурик, беспонтовый. Кум, брат ты мой Шурик, – это начальник «кумовки», зам хозяина зоны по оперативно-режимным пакостям. Вроде как у нас Лисовская при Гликмане. Таких лучше не вспоминать – тут же прикатят и за шиворот нагадят. Так что лучше трижды перекреститься либо через плечо сплюнуть. Знаешь молитву-то арестантскую? – И Юша мрачно забурчал:
Спаси меня, грешного,
От порядка здешнего,
От моря Охотского,
От конвоя вологодского,
От злобных ключников,
От стальных наручников,
От хозяина-беса,
От пайки-недовеса,
От звона кандального,
От шмона капитального,
От отрядного-рогоноса,
От кума-оперсоса…
Потом прервал торжественный молебен и пояснил:
– Короче, длинная она, зараза, как этап до порта Ванино… Так к чему я это всё? А, насчёт юшки! Юшка – это хлебалово жидкое. В супе там, в борще, в солянке. Водица, по ходу, с наваром. А в народе юшкой кровя называют. В деревне, к примеру, дерутся до первой юшки. Или грозятся: «Я тебе, уроду, красную юшку пущу!» Так что соображай, зоолог.
С каждой минутой в зоопарке мне нравилось все меньше.
Видимо, Юша это почувствовал.
– Да лады, по́цан, не бзди горохом, – успокоил он меня отечески. – По сравнению с зоной тут лафа. Держись меня – не пропадешь. Только умничай поменьше.
– А как вы сюда попали, дядя Толя? – спросил я. – Без соответствующего образования…
– Велико образование – за слонами сранки подбирать, – отмахнулся шкипер. – А вообще, конечно, место козырное. Особенно для того, кто из-за колючки откинулся. Я тебе, Шурик, так скажу: про то, как я здесь оказался, не в курсе никто, кроме директора и зама. Любому другому за такой вопрос я бы калган проломил. Были, знаешь, пренценденты…
«Пренценденты» я на всякий случай пропустил мимо ушей.
– Но к тебе я, Шурик, ощущаю особое расположение, – продолжал Юша.
«Лучше бы не надо», – подумал я, но вслух не сказал.
–Так что тебе я тайну приоткрою. Только за бо́талом следи, не ляпни где. А то ведь шибко болтливых можно и к Эллочке на прожор!
Юша ткнул толстым пальцем в сторону мирно дремавшей амурской тигрицы, мимо которой мы как раз проходили.
– Были пренценденты? – уточнил я для верности.
Юша расхохотался.
– С тобой, парнишка, дело иметь можно, – заключил он. – Ну, слушай…
История оказалась не особо интригующей. Просто за время скитаний по многочисленным зверинцам России-матушки, куда дядя Толя попадал в качестве обитателя за мелкие и крупные заслуги, он однажды «снюхался» (по его собственному выражению) с интеллигентным земляком Сёмой Гликманом. Сёма окончил когда-то биолого-почвенный факультет универа, и родные пристроили его по специальности – замом директора мясокомбината. Гликман зарекомендовал себя работником творческим и инициативным, что в принципе тянуло на десять лет, но обошлось «семериком». В колонии биолог пристроился заведующим библиотекой. Тут его и откопал Юша – страстный любитель чтения и кроссвордов. Несмотря на то что должность библиотекаря на зоне считается немного холуйской, близкой к начальству, дружба «босяка» Юши с Гликманом затянулась на четыре года. Затем Сёму выкупили родичи на стройки народного хозяйства, и пути друганов разошлись.
Впрочем, Юша тоже через пару лет освободился. И даже решил отойти от веселой бродяжьей жизни, найти непыльную работенку и угомон своей разнузданной душе. Тут он опять наткнулся на Сёму, который к тому времени превратился в Семена Исаевича и возглавил мокропаханский зоопарк. Как это ему удалось, история умалчивает, но Юшу Гликман охотно прибрал под свое крыло и произвел в почетные шкиперы.
– И все вроде бы мне поперло, – продолжил свою повесть дядя Толя. – Обженился даже, баба с однокомнатной хатой. По ходу, шхуна взяла верный курс. И тут, понимаешь, случилась легкая неприятность. Под Новый год это было. Отметили мы с Валентиной праздник чин чинарем, культурно бутылочку «беленькой» придавили – и в люлю. А посередь ночи – вой и стоны из-за окна! Короче, у какой-то твари сигнализация на тачке сработала и все никак не уймется. С четверть часа я терпел, как Господь на Голгофе. Думал, совесть у этого дебила пробудится. Но у него, видать, на месте совести рог вырос. Нникаких тебе позывов. Ну, я накинул армячок и как был в семейных труселях, так во двор с третьего этажа и спустился. Только по пути биту прихватил бейсбольную. Кореша на днюху подогнали, по старой памяти. Прошелся по «фольксвагену», подрихтовал мальца. И вот тебе какой педеракс случился! В смысле – парадокс. Пока, значит, сигнал надрывался, хозяин, падла, сопел в обе дырки. А как только я вырубил немецкую гадину на хрен, как Саня Матросов, – этот Шумахер вылетел во двор со скоростью бешеного таракана! И на меня с кулаками и матом! Дальше оно как-то машинально вышло. Слышу только – хрясь. И лежит этот хряк тепленький. Обняв родной капот.
– Насмерть? – ужаснулся я.
– Не, так, баловство одно. Сотрясение мозгов и колебание воздуха. Но срок все одно впаяли.
– И что, отсидели?
– А куда с подводной лодки денешься? Отмотал, натурально. Что моё, то моё, базару нема. Жена меня кинула, остался без родины и флага. Один только Сема за меня не забыл. На свиданки приходил, хавчиком грел. А как на волю я вывалился, по-новой взял меня шкипером.
– Хороший человек, – заметил я.
– Или? Теперь тут мой дом. В домике администрации кабинет мне выделили, диван, телевизор, даже компьютер есть. Все путем. Хата УУС.
– Это что значит?
– С зоновской мовы переводится как улучшенные условия содержания.
– Выходит, дядя Толя, вы с одной зоны в другую перевелись, – осторожно пошутил я и на всякий случай слегка подался в сторону, ожидая крепкой затрещины.
– Выходит, что так, – неожиданно согласился шкипер. – Кисмет такой. Судьба, значит. Не то по-турецки, не то по-татарски. Короче, что-то басурманское. Я вот и Геночке объяснял…
– Геночка – это кто? – поинтересовался я.
– Геночка – это крокодил наш. Вернее, аллигатор. Да все одна хрень. Их вообще-то два вида существует – американский и китайский. Геночка наш – из Китая, узкоглазик. Это я его Геночкой назвал, когда нам его, кажись, чехи подарили – ещё мальцом. Вспомнил, что у нас на зоне под Питером был такой крокодильчик в живом уголке. Мы его мышами кормили.
– И чего вы аллигатору Геночке объясняли? – повернул я беседу ближе к теме.
– Да того и объяснял, что рыпаться не надо. Потому как через год после появления у нас в террариуме Геночка подрос, заматерел – и подался, понимаешь ты, в бега. До сих пор не могу дотумкать, как он этот финт провернул. Только выбрался, гаденыш, аж за территорию зоопарка. Мы и не кинулись сразу-то. А часа через два – звонок Гликману: мол, дядя, тут ребятишки крокодила по детской площадке гоняют – гляньте, не ваш ли? Сюжет… Чуть зверушку не забили, дурни. И за хвост таскали, и лопатками по морде. Не могу рассказывать, до сих пор расстраиваюсь. Беззащитная же тварь…