Назло времени и пространству
Я боюсь одиночества.
Но мы не расстаемся с тобой ни на минуту. Ты во мне: я мысленно говорю с тобой, пою, целую, разглаживаю твои морщинки. Ты в моем дыхании, в кончиках пальцев, в глазах. Даже случайный прохожий не может этого не заметить.
– Какие странно расширенные зрачки, – роняет он.
Да, они практически закрывают всю радужную оболочку, потому что ты там, в глубине моих глаз. Ты большой, все поглащающий, заполняющий мою чашу до краев, расширяющий мои зрачки, как во время оргазма.
И все-таки я одинока как никогда. Ты во мне, но не со мной. И я не могу дотронуться до тебя и понять, что ты чувствуешь. Мы не виделись целую тысячу лет. Ты в каждой моей клеточке, и от этого нестерпимо больно и… хорошо. Я не знала, что такое боль, пока не узнала, что такое любовь. Доктор сказал, что это грипп. Но я знаю, что это ты, ты болишь в каждой моей клеточке. Как, в сущности, некрасиво выглядит любовь!
Сейчас я пишу для тебя. И мы немножечко вместе: ты чуть-чуть со мной, а не просто во мне. Нас разделяет время и пространство. Но буду с тобой, когда твои глаза коснутся этих строк.
И мы будем вместе назло времени и пространству. А иначе зачем любить?
P.S.
A zametila li ty, kak samoe glavnoe vsegda uhodit v post skriptum?..
(из письма, которое предшествовало жизни)
1.
– …самое главное просто уходит в постскриптум…
– Я замечаю, что главное просто уходит…
– Может быть, чаю с лимоном? Есть «Пиквик» и «Липтон».
– …будем молчать, говоря о вчерашней погоде…
– …будем курить, молча кутаясь в саван секретов…
– …каждый своих…
– …одиноких болезненных истин…
– Осень прекрасна в холодное грустное лето…
– …мокрая тусклая зелень безжизненных листьев…
– Ты замечаешь, как чувства уходят в постскриптум?
– Я замечаю, как чувства навеки уходят…
– Все настоящее с болью дается и скрипом…
– … и достается… по моде, а то и по морде!
– Амбивалентность явлений меня доканала…
– …как ни крути, оправдания просятся в руки…
– Сердцу усталому хочется просто причала…
– Это опасно – любить от безделья и скуки…
2.
– Разве бывают зеленые?
– Только у кошек.
– Значит, ты кошка?
– А ты лишь сегодня заметил?
– Значит, бросаешь и любишь всегда понарошку?
– Снова болтаем с тобой, словно малые дети…
– Все же признайся: зеленые… значит, колдунья?
– Разве еще мои чары не трогают сердце?
– Так и сказал!
– Хорошо, я дождусь полнолуния.
И заварю мать-и-мачеху с кровью и перцем.
– У, кровожадная, кто это варево выпьет?
– Даже не знаю… А ты согласишься отведать?
– Что, полагаешь, потом я навеки прилипну?
– Нет, полагаю, что после откроются Веды.
3.
– Как же любить? Неудобно.
– Увы, так случилось.
В разных с тобой городах и на разных орбитах.
– Ты говорила, что зеркало к счастью разбилось.
– Я говорила, но вымерли все Афродиты.
– Что же ты ищешь?
– Всего лишь твое отражение.
Но синергетика вряд ли мне в этом поможет.
Ты возникаешь в болезненных злых сновидениях.
И забираешься утром любовью под кожу.
4.
– Ты замечаешь, как время уходит в постскриптум?
– Я замечаю, как жизнь безвозвратно уходит.
Но остаются слова…
– …и твои фотоснимки…
– …и размышления об иллюзорной свободе…
– Сможешь ли домом наполнить бездушные стены?
– Сможешь ли сердце свое мне отдать безвозмездно?
– Сможешь ли ты не закатывать глупые сцены?
– И не сорваться в такую манящую бездну?
– Чем же помочь тебе? Может, холодный мартини?
– Кубик любви внутривенно и тихую скрипку.
– Не умирай!
– Я живу, я шепчу твое имя.
Не провожай, просто я исчезаю в постскриптум…
Я такая
Есть люди, которые не умеют расставаться. Они врастают в человека, привязываются, приклеиваются, прилипают, вкручиваются в сознание, барабанят смс-ками, звонят среди ночи и не хотят отпускать. Им кажется, что вместе с умершими отношениями они умирают сами. Нет бы на ходу бросить: «Рубашку оставь себе. Маме – привет. Купи ей что-нибудь к чаю от меня. Еще увидимся». И наплевать. Идти дальше. А при встрече улыбнуться как случайному встречному, без вызова, как будто ничего не было, и снова жить. К чему терзать тех, кто ушел? К чему сводить счеты по ночам, вгрызаясь в мокрую от слез подушку? Зачем кусать губы в кровь, цепляясь за того, кто тебе никогда не принадлежал? Зачем сверлить собственное сердце, перебирая в памяти все эти запахи и звуки? Зачем? Есть люди, которые не умеют расставаться. Они не знают, что Вселенная – это они сами. А другие люди – всего лишь ими придуманные образы, проекции, позволяющие лишь познать себя через призму несуществующих других.
Я такая. Я, по большому счету, не умею расставаться.
Есть люди, которые не умеют удерживать. Такие не звонят, написав письмо, не отправляют адресату, а лишь выкладывают стихи, раздирающие душу в клочья, на своем сайте, в своем блоге. И каждую свою песню превращают в коммерческий проект, как будто любви на Земле просто и нет. Они заболевают и умирают от неразделенной любви, но никогда и никому не признаются в этом. Они говорят: ты всегда свободен в своем выборе, так что решай сам. Выбирай сам. Хочешь – приходи. Хочешь – уходи. Уходи к тем, кто умеет звать, ждать и удерживать, уходи к тем, кто борется за свое место под солнцем, за себя, за любовь, в конце концов, за свою историю. С такими невозможно понять, значишь ли ты что-то в жизни этого человека. А если и значишь, то что? Какова цена этих чувств, этих отношений. Такие люди точно знают, что они и есть Вселенная. Но они забывают, что нет других людей, а есть только ты сам, и, теряя этих несуществующих других в своей жизни, ты теряешь самого себя… Навсегда. Безвозвратно.
Я такая. Я, по большому счету, не умею удерживать.
Есть люди, которые никак не могут понять, что им нужно. Вот, казалось бы, и ситуация подходящая, и человек рядом хороший, и происходящие с вами события укладываются, как дорогой паркет в элитной квартире, и дыхание ловится, и понимание с полуслова, и портфель за тобой носят, как в школе. А все не так. Ну, может быть не все… Но что-то точно. И это вот чувство все точит и точит изнутри. Ощущение, что здесь и сейчас – это не по-настоящему. Это иллюзия. Это такая игра. Репетиция. Сейчас я порепетирую, подготовлюсь, загримируюсь, примерю костюмы, выучу роль, а вот завтра… Завтра я встречу его-того-единственного-неповторимого-моего-человека. И уж там, в том непонятно-когда-придущем завтра я буду вся-сама-из-себя-настоящая. И вся жизнь словно репетиция спектакля. Каждый день репетиция… А дата премьеры все переносится и переносится в неопределенное будущее, которого нет. Года проходят, меняются люди. И снова не то. Снова что-то не то…
Я такая. Я, по большому счету, не знаю, что мне нужно.
Но ты не бойся. Ты же мужчина. Прими решение – удержи, будь, люби. Ведь ты же знаешь, в конце концов, что тебе нужно. И что мне нужно, ты ведь тоже знаешь…
Друг моего мужа
Ты знаешь, как больно добровольно отдавать то, чего сам не имеешь?
Я, правда, отдам ей все то, что могло бы стать нашим счастьем: и это дождливое лето, и карту с козырной мастью – тебя. Я, правда, отдам: испытаю себя на прочность. И буду локти кусать: я знаю точно. И будет болеть, нет, не сердце печень. И будет тоска такая – залить нечем. Я, правда, отдам ей: девчонке реально нужен хороший парень – друг… моего мужа…
Куда исчезают желания
«С возрастом желания исчезают», – говорила мне умудренная опытом мать моего мужа. Тогда мне было девятнадцать, и я не поверила.
В двадцать два мне все еще хотелось видеть у кровати по утрам розы в капельках росы. В двадцать восемь я еще что-то пыталась изменить в семейном сексе, обнаружив, что все мои поцелуи возникают по инерции соития. В тридцать лет перекраивала личную жизнь. А в тридцать два купила дочке Лизе куклу Барби – мечту моего детства. В тридцать пять я еще надеялась стать вице-президентом банка. А в тридцать семь поняла, что место главного бухгалтера – подарок небес. В сорок пять получила в подарок норковую шубу и сухими губами целовала мужа в небритую щеку. В сорок шесть впервые увидела Венецию и сделала всего 12 фотографий. В пятьдесят случайно встретила своего любовника двадцатилетней давности, посмотрела на седой лысоватый шар его когда-то семипядевой головы и неловко спрятала постаревшие ладони. В пятьдесят два в моду вновь вошли сапоги, о которых я грезила восемнадцатилетней девчонкой, только больные ноги не позволили мне щеголять в них.
В пятьдесят четыре я сказала дочери:
– С возрастом желания исчезают!
Но она не поверила.
Письма
Иногда, когда совсем нечем дышать, бросаю тебе короткие письма, как бродячей собаке кости. Знаю, что не нужно, ведь ты – домашний верный пес и хорошо служишь своей хозяйке.
А я – гордая дура.
О звездах
У меня дома, в спальне, на потолке флюоресцентные звезды и два месяца. Целый день они напитываются светом, а ночью его отдают – горят часа два. Раньше я любила смотреть на эти звезды. А потом перестала. Нет, не перестала любить. Просто перестала видеть звезды. Замечать их. И вот вчера, когда в люстре перегорела лампочка и муж полез ее менять, я вдруг увидела, что они есть, звезды… Звезды есть, понимаешь? И до них можно легко дотронуться. Достаточно просто встать на стул и поднять руку…
Жизнь
Вначале жизнь кажется нам бесконечной, и мы расточительно относимся к ней. Потом вдруг приходит неблагодарное осознание того, что жизнь коротка и бессмысленна. И лишь немногие понимают, что жизнь дана нам ровно на тот срок, на который мы способны ее взять. Мы выбираем себе родителей и любимых, врагов и друзей, попутчиков и начальников, час рождения и момент смерти. Мы ответственны за собственную жизнь, как бы страшно это ни звучало.
О счастье
Сейчас стало модно писать wishlist-ы по разным поводам (да и мой психолог рекомендует мне их составлять). Я умиляюсь, когда девушки (да и молодые люди) частенько вносят в список желаемых подарков парфюм-шарфик-книги-альбомы-диски. Они наивно полагают, что, получив все это, станут по-настоящему счастливы. Иллюзия…
Мой wishlist странен. И что-то подсказывает мне, что, кроме меня и Бога, никто не может подарить мне необходимые (действительно важные для меня) подарки.
Итак, я хочу:
1. Здоровья – физического и душевного.
2. Внутренней гармонии и радостных снов.
3. Любить, влюбляться, снова любить. Прожить каждое мгновение с любовью и трепетом чуда, которое эта любовь создает.
4. Исполнить свое предназначение…
Се ля ви. Всего четыре пункта. Кто-нибудь знает адрес бутика, в котором продается счастье?
Если мысли материальны
Если мысли материальны, мои правдивые рассказы выстроятся победоносным полком и пойдут кромсать мою жизнь.
Надо срочно написать лживо-сахарную пьесу про любовь с первого взгляда и до гробовой доски. Тогда я стану бульварной писательницей – кумиром ПТУшниц, и, быть может, толстозадый, мордатый режиссер снимет по моей пьесе мыльную оперу. Может, еще не поздно отречься от моих многочисленных чернильных детей, променять их на уютное заблуждение семейного очага? Только чертик, пожирающий мое сердце, улыбаясь, лепечет: «Поздно!»
А ты будь рядом назло моим правдивым рассказам и тому, что мысли материальны. И тогда лет через тридцать я напишу пьесу про… Да какая собственно разница, если лет через тридцать ты будешь рядом, а я все еще буду писать!
Лакмусовая бумажка
Если тебе не хватает любви и заботы, твое тело сигнализирует об этом болезнью. Ты заболеваешь, потому что еще веришь в сказки. Ты думаешь, все осознают, как ты им дорога, и начнут носиться вокруг, как пчелы. Да-да, как пчелы, но не потому, что жужжат, а потому, что медоносят. Но нет. Деда Мороза не существует. Болезнь, как лакмусовая бумажка, показывает, что заботы ни от кого не дождешься. Близкие далеки от тебя. Один дает указания, как справиться с болезнью. Вторая плачет. Третьему вообще все похуй. И только работодатель интересуется, почему тебя положили в реанимацию, а когда ты оттуда выйдешь.
И тогда ты демонстрируешь невиданные чудеса: регенерируешься, как дождевой червь, и начинаешь звонить абсолютно чужим людям, договариваться о платных палатах и консультациях у хороших специалистов, ты вытаскиешь себя из этого дерьма, как Мюнхгаузен за волосы, ибо спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
Тебе плохо? Не волнуйся: будет еще хуже…
И вот ты плачешь. Вернее, ревешь, как дура: я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново… Ревешь. Потому что ты уже больше не можешь казаться сильной. Потому что очень хочешь быть слабой женщиной… да нет… просто женщиной, рядом с которой по определению должен быть сильный мужчина… Да нет… просто мужчина… который решает проблемы. Хоть иногда. Хотя бы тогда, когда ты болеешь.
И еще ты физиологически (до спазмов) боишься позвонить друзьям. Оправдываешься тем, что никого не хочешь видеть. Нет. Не обманывай себя. Ты хочешь. Просто вдруг боишься, что они не приедут. Не найдут времени тебя навестить. Не смогут. Они ведь тоже заняты. Дети-мужья-жены-работа-проекты-квартальные отчеты. И ты не звонишь. Ведь ты всегда сама. Ты не привыкла никого беспокоить…
* * *
Не болей, ибо больной ты никому не нужен. Нет. Еще короче: не болей, ибо ты никому не нужен. Нет, еще короче: береги себя… сам…
Медитация
Одну за одной разрушаю клетки. Почти свободна. Почти без боли. Я разрушаю клетки мозга, крашу ногти, купаюсь в соли. Соленые ванны с запахом моря, маски из глины, крем из лаванды. Как это странно, забавно и странно делать маски для томной маски, для томной маски лица без боли… Для томной меня, что, разрушив клетки, клетки мозга, почти довольна, довольна и счастлива… красить ногти.
Выключатель
Я поняла, любовь – это такой своеобразный сломанный выключатель. Она вдруг включается в тебе, неожиданно и бесповоротно… и потом также выключается… и ты ничего не можешь с этим поделать…
Птица
Разве птица бывает высокомерной? Она просто слишком высоко измеряет пространство.
Разве птица бывает глупой? Она просто живет в другом мире.
Разве птицы на свете бывают? Это только тебе показалось.
Всю жизнь я мечтала о другой жизни
Я смотрю в окно и часто думаю: вот это и есть жизнь, и другой не будет… Страшно. Но с другой стороны, не так уж и плохо, если задуматься. А если не задумываться, то даже еще лучше. Правда же?
Хотя, конечно, всю жизнь я мечтала о другой жизни… Просто как в частушке:
О любви…
Я хочу подарить тебе головокружение, повышение температуры, озноб, страх потери, разрыв сердца, вечную весну, крылья за спиной, ощущение безбрежного полета, осознание собственного могущества, невыносимую легкость бытия… Я хочу подарить тебе ТЕБЯ…