В передней прозвенел звонок, донёсся стук отворяемой двери.
Из дневника Кшесинской.
11 марта. «Произошло нечто такое, чего я совсем не ожидала. Сегодня днем мне делали маленькую операцию над глазом, и затем я с повязкой поехала кататься. К вечеру я совсем расхворалась, у меня очень болел глаз, нос и голова. Я даже стала плакать, и чтобы немного успокоиться, я легла; но почти сейчас же раздался звонок. Было 11 час. Горничная доложила, что меня спрашивает Евгений Николаевич (Волков – Г. С.), я велела принять, а пока пошла в спальню одеть на глаз повязку. Но каково же было мое удивление, увидев вместо Евгения пред собой Цесаревича! Впрочем, я не особенно растерялась и, поздоровавшись, прежде всего пошла сказать, чтобы никто не приходил ко мне в комнату.
Цесаревич пил у нас чай, был у нас почти до 1 часу ночи, но эти два часа для меня прошли незаметно. Я все время сидела в углу в тени, мне было неловко: я была не совсем одета, т.е. без корсета, да и потом с подвязанным глазом. Мы без умолку болтали, многое вспоминали, но я от счастья почти все перезабыла. Цесаревич сказал, чтобы я ему писала письма, он будет писать тоже и обещал написать первый. Я, признаюсь, не знала, что это можно, и была чрезвычайно обрадована. Он выбрал несколько моих карточек и просил их ему прислать. Я очень была довольна, когда Цесаревич сказал, что будет нас с сестрой называть Юля и Маля, так гораздо проще. Он непременно хотел пройти в спальню, но я его не пустила. Опять приехать к нам он обещал на Пасху, а если удастся, то и раньше. Перед уходом он вымазал себе руки сажей, и мы дали ему обмыть руки духами. Воображаю, что подумает его Мама, когда он явится к ней надушенный.
Когда Цесаревич уехал, я была, как в чаду, я все еще с трудом верила в то, что произошло. Я уже теряла всякую надежду, кажется, приходит конец моему терпению, и вдруг. Ах! Как я счастлива! Сегодня ведь первый раз, что я с ним так много говорила, до этого я почти не разговаривала с ним, да и что за разговоры, когда кругом все стоят. И сегодня, когда я его узнала ближе, я очаровалась им еще больше! Воображаю, как будет поражен мой друг Зедделер, Танюша и Евгений. С ними я смело могу поделиться своею радостью, они сумеют сохранить все в тайне. Счастливый день, тебя благословляю! Меня очень интересовало, как Цесаревич к нам приехал. Он только сказал, что у Мама гости, и он сказал, что поедет к Сергею М. Один городовой его даже узнал, но он дал ему на чай и велел молчать»…
Наутро от него принесли записку: «Надеюсь, что глазок и ножка поправляются… до сих пор хожу как в чаду. Постараюсь возможно скорее приехать. Ники». Менее чем через час – новое послание, почти дословно повторяющее первое: «С тех пор, как я вас встретил, я прямо как в тумане. Я надеюсь, скоро смогу прийти ещё. Ники».
Из дневника Кшесинской.
12 марта. «Днем я получила письмо от Цесаревича. Я никак не ожидала получить так скоро. Правда, письмо в несколько строк, но такие милые! Но что меня удивило, это подпись: «Вам преданный Николай».
14 марта. «Утром я получила от Наследника письмо, большое! Я перечитывала его в продолжении дня несколько раз и каждый раз с истинным наслаждением. В этом письме Цесаревич предложил мне перейти на ты. Боже, как все скоро случилось, точно сон!»…
Он стал писать ей чуть ни ежедневно. В одном письме была фраза Германа из «Пиковой дамы»: «Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой» (Он очень любил балетный её номер ожившей фарфоровой статуэтки-пастушки в этой опере, в сцене бала первого акта). В другом послании прибег к помощи Гоголя: «Думай о том, что сделал Андрий, обожая молодую панночку».
Из дневника Кшесинской.
17 марта. «Кони мне привез письмо от Наследника. Он говорил, говорил, но из всего я только поняла, что уже кто-то распустил сплетню».
23 марта. С утра у меня было предчувствие, что вечером ко мне приедет Цесаревич, и потому весь день я ожидала с нетерпением письма. Наконец в 8-м час. вечера я получила письмо, в котором Цесаревич, действительно, сообщил, что приедет ко мне в 11 час. Я так обрадовалась, получив такое известие! Но только приходилось еще ждать почти три часа!! Подумаешь, сколько времени ждала, 2 года, а теперь только три часа, и уже кажется много. Цесаревич приехал в 12-м час., не снимая пальто, вошел ко мне в комнату, где мы поздоровались и........ первый раз поцеловались. Цесаревич мне привез свои карточки, из которых одна мне очень понравилась. Он снимался в Японии, в штатском. Я получила от Цесаревича подарок, чудный браслет. Сегодня 23-е число, ровно два года, как был школьный спектакль, на котором я узнала Цесаревича и так сильно им увлеклась. Первый раз в жизни я провела такой чудный вечер! Вернее, ночь, Цесаревич был с 11 1/2 до 4 ½ утра, и так быстро пролетели для меня эти часы. Мы много говорили. Я и сегодня не пустила Цесаревича в спальню, и он меня ужасно насмешил, когда сказал, что если я боюсь с ним идти туда, то он пойдет один! Сначала, как он пришел, мне было очень неловко говорить с ним на Ты. Я все путалась: Ты, Вы, Вы, Ты и так все время! У него такие чудные глаза, что я просто с ума схожу! Цесаревич уехал, когда уже стало рассветать. На прощание мы несколько раз поцеловались. Когда он уехал, у меня больно сжалось сердце! Ах, мое счастье так шатко! Я всегда должна думать, что, может, вижу его в последний раз!
25 марта. Цесаревич днем мне прислал письмо. Он написал, что будет у меня в 9 час. Я совсем не ожидала, что он приедет опять ко мне так скоро, и потому была еще более обрадована. Сегодня он был не долго, только до 11 час., затем он поехал на Конногвардейский ужин. Мы оставались одни. Цесаревич привез мне еще свои карточки в костюме Евгения Онегина, прелестные! Он сказал, что со мной хочет познакомиться С. М. (в. к. Сергей Михайлович – Г. С.) и что он ко мне приедет. Это мне очень приятно! Цесаревич так возился, что даже оборвал у венгерки костылёк. Он принужден был ее снять, чтобы я отдала пришить. Ему было очень стыдно без венгерки, ну это только сначала, потом он не станет стесняться. Я буду теперь звать Цесаревича «Ники», его так зовут дома. Завтра я опять его увижу в Михайловском манеже. Он обещал во время антракта остаться в ложе и после concours поехать кататься. Мы сговорились, на каких улицах нам встречаться.
26 марта. Ники уже был в ложе, когда я приехала в манеж. Мы оба не решались посмотреть друг на друга так близко в присутствии столь многочисленной публики. Ники мне прислал с Котляревским чудный букет, одни розы! Какое внимание! В манеже Ники на кого-то очень долго смотрел в бинокль, и меня это рассердило, так что потом, когда он навел бинокль на меня, я отвернулась.
Следует немедленно письмо:
«Дорогой Ники! Меня еще кое-что опечалило: на кого Ты в манеже смотрел так долго направо в бинокль? Я думаю, Ты заметил, что после того, когда Ты на меня посмотрел, я отвернулась? Но я не знаю, понял ли Ты, отчего я это сделала? Благодарю Тебя за чудный букет. Твое внимание очень меня тронуло! Ты так ко мне внимателен, и Твое обращение со мной так мило, что я, право, не знаю, чем я могу выразить Тебе мою благодарность! Мне ужасно скучно, когда я Тебя не вижу, время тянется тогда бесконечно! С каждым днем, дорогой Ники, моя любовь к тебе становится сильнее! Как бы я хотела, чтобы Ты так меня полюбил, как люблю я Тебя. Прости, Ники, но я не верю, что Ты меня любишь. Может быть, я ошибаюсь, но вернее нет. Ведь всегда так бывает: то, чего добиваешься, кажется несбыточным и если начинает сбываться, то все кажется, что это лишь обман.
Мне ужасно нравятся Твои карточки в костюме Онегина. Так и хочется Тебя поцеловать. Мне очень много нужно Тебя спросить и Тебе рассказать. Целую Тебя крепко и, как Ты любишь, троекратно. Как долго ждать, чтобы исполнить это на деле! Жду письма. Твоя.
Наконец я дождалась от Ники письма. Такой, право, лентяй! Мог бы на Страстной неделе писать чаще! А я ему три дня кряду письма отсылала».
Из дневника Кшесинской.
5 апреля. «Первый день Пасхи. Утром получила письмо от Ники, вечером в 10-м час. он приехал ко мне и был до 2-го час. Мы были весь вечер одни. Первый раз Ники был сегодня у меня в спальне. Ему она очень понравилась и мое платье. Мне было очень приятно, что Ники обратил на него внимание. Я провела вечер прелестно. Мы много болтали и вспоминали прошлое»…
Визиты его участились. Приезжал он, как правило, в обществе молодых двоюродных дядей, великих князей Георгия, Александра и Сергея, с которыми дружил с детства. Привозил нередко приятелей-однополчан – «Пику» и «Пепу», как их в шутку звали: князя Петра Павловича Голицына и гусарского офицера Котляревского. К компании присоединялась сестра Юлия. Рассаживались где попало, шутили, дурачились, играли на фортепиано в четыре руки. Братья прекрасно пели грузинские песни, которым выучились, живя на Кавказе, где отец их великий князь Михаил Николаевич два почти десятка лет прослужил наместником. Николай не отставал от остальных: веселился от души, принимал участие в розыгрышах, мило ухаживал за дамами. Нацепил как-то на голову косынку и принялся подражать танцу Красной Шапочки из «Спящей красавицы», изображая одновременно и прыгающего вокруг неё Волка. Смеху было до упаду.
Дома, перед сном он записывал в дневнике: «Вернулся в Аничков при снеге, валившемся хлопьями. И это называется весна? Обедал с Сергеем у себя, а потом поехал навестить Кшесинских, где провёл полтора приятных часа».
Они пока таятся открыто выражать свои чувства. Статус её романтической пассии цесаревича всё ещё под вопросом, утверждать его сверху не торопятся. Запротестовал неожиданно против публичной связи сына с танцоркой заваривший кашу державный батюшка. Делишки подобного рода, считал он, следует обделывать без лишнего афиширования, за ширмой. Снял напряжение, и ладно. Решительной противницей увлечения Николая с самого начала была императрица Мария Фёдоровна. По свидетельству сводного брата Кшесинской Филиппа Леде, она направила даже через флигель-адъютанта конфиденциальное письмо их отцу с просьбой – под любым благовидным предлогом отказать Николаю от дома. Позже, правда, уступила настойчивости сына и, скрепя сердце, запрет сняла. Решению жены нехотя последовал и не любивший перечить ей в житейских делах Александр Третий.
Препоны на путях любви, наконец, устранены. Они появляются вместе на публике, раскатывают лунными ночами на великолепной его тройке с бубенцами, веселятся компанией в холостяцком бараке барона Зедделера в Преображенском полку. В индивидуальную её грим-уборную танцовщицы второго разряда в Мариинском театре заглядывают в антрактах вслед за наследником пошутить и посплетничать старшие и молодые великие князья, племянник императрицы, будущий король, а ныне принц – Христиан Датский, герцог Евгений Лейхтенбергский, великосветские балетоманы из персональных лож. Шум, разговоры, шампанское, смех. Публика к ней неравнодушна, критика благосклонна, Николай осыпает её подарками («Презенты были хорошие, но не крупные», – отмечает она).
Из писем Кшесинской.
9 апреля. «Дорогой Ники! Я очень была счастлива видеть Тебя у меня в воскресенье, тем более, что я совсем на это не надеялась. Знаешь, Ники, каждый раз, когда Ты уходишь от меня, у меня больно сжимается сердце. Так грустно с тобой расставаться.
Завтра, в среду я танцевать в «Фаусте» не буду. В пятницу опять идет «Фауст», и я думаю в пятницу тоже не танцевать: мне не хочется раньше воскресенья. Впрочем, если Ты поедешь в театр, то я буду танцевать. Напиши мне тотчас же ответ: будешь или нет? Все же лучше бы, если бы Ты приехал в пятницу ко мне. Ты мне говорил, что уезжаешь в Данию 9 мая, но на сколько времени я Тебя не спросила, а мне это очень интересно знать. Я все забываю Тебе написать: у меня новый поклонник Пика Г. Он мне нравится, он хорошенький мальчик»…
Их роман – главная тема дня, на все лады обсуждаемая в обществе, у подруг – большие глаза, ей тайно завидуют. Никому и в голову не придёт усомниться в характере их отношений. А, между тем, они до сих пор не любовники в прямом смысле этого слова. Именно так: два почти года спустя после знакомства на выпускном вечере физической близости между ними нет. Руками развести! Что-то не поддающееся осмыслению. В чём дело? Почему?
Попробуем разобраться. Полистаем снова его дневник.
Запись, относящаяся к 1892 году:
1 апреля. «Весьма странное явление, которое я в себе замечаю: я никогда не думал, что два одинаковых чувства, две любви одновременно совместились в душе. Теперь уже пошёл четвёртый год, что я люблю Аликс Г. и постоянно лелею мысль, если Бог даст на ней когда-нибудь жениться… А с лагеря 1890 года по сие время я страстно полюбил (платонически) Маленькую К. Удивительная вещь наше сердце. Вместе с тем, я не перестаю думать об Аликс, право, можно было заключить после этого, что я очень влюбчив. До известной степени да! Но я должен прибавить, что внутри я строгий судья и до крайности разборчив…»
Вот и ответ. У «Маленькой К.» есть, оказывается, соперница, завладевшая чувствами наследника задолго до неё. Кто она, вставшая на её пути незнакомка, скрываемая под именем «Аликс Г», в которой он видит будущую супругу? Ясно, что не шляпная модистка – на ком женятся члены царской фамилии, известно достаточно хорошо.
Вернёмся на несколько лет назад в вечерний Петербург, вообразим ярко иллюминированный Зимний Дворец с подъезжающими один за другим богатыми экипажами, почётным караулом у главного входа, толпами народа на Дворцовой площади и набережной Невы, разрывами фейерверка в небе. Столица празднует свадьбу брата царя великого князя Сергея Александровича и принцессы Элеоноры, дочери великого герцога Гессен-Дармштадского Людвига Четвёртого. Гостей высшего ранга – великое множество, и среди них двенадцатилетняя сестра невесты Алиса, приходящаяся Николаю троюродной сестрой по общей бабушке, английской королеве Виктории ( в генеалогии Романовых той поры сам чёрт ногу сломит – бесконечные смешанные браки с представителями монархических дворов Европы всех в результате сделали родственниками; русских по крови царей в России давно уже не было). Знакомство рослой не по летам белокурой девочки с шестнадцатилетним юношей было непродолжительным, единственное, что запомнилось тогда Николаю – безупречный английский, на котором она изъяснялась: детство Алиса провела в Англии, у бабушки, и язык туманного Альбиона предпочитала родному, немецкому.
Вторично она приехала в Петербург пять лет спустя вполне расцветшей барышней, в меру меланхоличной, с грустинкой в красивых, с лёгким прищуром голубых глазах. Николай, гусарский к тому времени офицер, отпустивший бородку, вызвался быть её кавалером по части развлечений: сопровождал на пикниках и прогулках, учил стрелять тетеревов из «монтекристо, катал на яхте по заливу, опекал по-братски на эрмитажных костюмированных балах. Как можно было в подобной обстановке не влюбиться?
Накануне разлуки они вырезали свои имена на подоконнике петергофской дачи «Александрия»(вернувшись к себе, он написал в дневнике: «Мы друг друга любим») Она обещала не забывать его, они тайно переписывались; переписка попадала, куда надо, тщательно анализировалась, – в Гатчине без особой радости принимали новое увлечение Ники: в жёны наследнику престола намечалась по соображениям большой политики представительница французской династии – принцесса Орлеанского дома Елена. С решением вопроса, однако, не торопились: время терпело, тем более, что в Дармштадте и Париже не было пока на сей счёт определённости.
Из дневника Кшесинской.
11 апреля. « Вечером он приехал ко мне после цирка. Сегодня ровно месяц, как Ники был у меня первый раз. Ники обещал завтра приехать непременно в балет и прийти на сцену. Я его очень просила не подавать руки Марии Петипа. Я ее ненавижу, противную сплетницу!