В этот же день для следственных действий в очередной раз вызвали и соседа Безуглоффа по камере. Его привели к следователю Степану Степуре, который как-то торжественно заявил:
– Я понял, почему ты не хочешь признаться. Ты одержим дьяволом. А посему мы проведем для тебя отчитку, и ты поймешь, что нельзя глумиться над святостью, и ты сознаешься. А теперь я обращаюсь к лукавому, который в тебе: ты слышишь меня, Сатана? Оставь этого человека!
При этих словах в камеру вошел крепкий священник с большой седой бородой и молодой человек в рясе, который тут же стал размахивать кадилом.
– Приступайте, – разрешил следователь.
Священник извлек из кармана крестик на грубой веревке и протянул Мэтру.
– Надень его.
– Что значит, надень? Я устал говорить здесь всем, что к людям обращаются на Вы. Никак не думал, что, то же самое должен говорить седому и наверняка воспитанному человеку.
– Извините за грубое обращение, – притворно наклонил голову поп, и уже с угрозой приказал:
– Повторяю – надень его, нечистый! На отчитку без креста нельзя приходить. И еще надо обязательно поститься перед этим. Но ты и так тут постишься, как я понимаю.
– А с чего вы взяли, что я одержим бесом? Церкви я не боюсь, в прошлом году объехал все культовые здания, которые есть вокруг Ладоги. Представляете такое паломничество? Двадцать или тридцать церквей посетил. И ладана я не боюсь, я привез его из Иерусалима с пол килограмма и сам в своей квартире дымил им. И колокольный звон люблю. А вы знаете, кто был самым знаменитым звонарем?
Священник растерянно молчал.
– Константин Сараджев, – объявил Мэтр. – Ему не хватало диапазона рояля, фортепьяно, он был способен слышать оттенки звуков, недоступных обычному слуху. И тогда он стал играть на колоколах. Вот вам крест.
И Мэтр перекрестился, чем смутил служителей церкви.
Степура схватил подследственного за грудки и прямо в лицо запальчиво заговорил:
– То, что ты тут сейчас заливал преподобному отцу, то что не чувствуешь благоговения перед предстоящим ритуалом, то, что ты всуе крестишься, а сам не веруешь, доказывает, что в тебя вселился бес. Приступайте, отец Игнатий.
– Нет уж, постойте, – глядя прямо в глаза священнослужителю, заявил Мэтр. – Отчитывать имеет право только священник, который получил специальное благословение епископа. А все другие читают обычную молитву о здравии, если хотят кого-то освободить от бесовского засилья. У вас есть благословение?
Игнатий почувствовал угрозу своему кошельку.
– Тебе какая разница, что я буду читать?
– Молитва о здравии читается пять минут, а молитва в каноне церкви займет полчаса. Я хочу поскорее вернуться в камеру. Читайте о здравии и прощайте.
Эти слова взвинтили следователя:
– Ты, умник, надень крест, возьми свечу и слушай молитву. И если я не увижу, что из тебя вышла нечистая сила, я ее из тебя все равно выбью.
Неожиданно для всех, интеллигентик проявил твердость:
– Да хоть убейте, господа, изгоняющие дьявола. Вы ведь этого хотите. Приступайте.
Мэтр надел крест, взял свечу и съязвил:
– Поддайте ладану!
Священник вел себя неуверенно. Человек крестится, человек в облаке ладана, человек надел крестик, – какой же он одержимый?
Но следователь настаивал:
– Вот такой изощренный бес в нем сидит! Все ему нипочем. И пишет пасквили против веры.
Игнатий начал отчитку слегка перепуганным. «От силы бесовской – духов нечистых, от колдунов – чародеев беззаконных и от глаз людских плохих…». Мэтр не кричал, не корчился, не извивался, как ожидалось, но слушал покорно и даже стал повторять за Игнатием. «…и безплотнаго ради зачатия Ея, Господа нашего Иисуса Христа, славного Рождества Его в Вифлиеме, закланием от Ирода царя четыре на десяти тысящь младенцев и Святого Крещения его воспринятым во Иордановой реке…».
Игнатий замолчал. Что это за одержимый, сам читающий молитву для изгнания дьявола? Ему стало страшно. Хоть и щедро заплатили и еще добавили за то, что отчитка будет происходить в тюрьме, Игнатию совсем не хотелось столкнуться с грозной потусторонней силой. Ведь он действительно не имел благословения на экзорцизм. И вот, значит, вляпался… Священник умолк. Его молодой послушник перестал махать кадилом.
– Все? – спросил Мэтр. – Слава Богу. Отпустите же меня, то есть проводите в камеру. Между прочим, «четыре на десяти тысяч младенцев», это сколько? Сорок тысяч? Да вы представьте себе маленький еврейский городок Вифлеем, в котором и четырехсот домов-то не было. Сколько в нем может быть младенцев? Да от силы десять.
– Выйдите, – приказал следователь Степура служителям культа. – Выйдите!
Игнатий даже обрадовался, что их изгоняют из камеры допросов.
Раздосадованный Степура приблизился к Мэтру и ударил кулаком по корпусу.
– Я из тебя выбью дьявола, умник, раз попы не могут, – проговорил зловещим шепотом Степура.
И слышал в ответ:
– Иисус любовь проповедовал, а вы по почкам…
Глава 6-1
Евангелие от Иосифа
Хордос Великий упокоился в восьми милях к югу от Иерушалайма в голых бесплодных землях Иудейской пустыни. Это крайнее место, где кое-как выживают низкорослые оливы, и кукурузные поля упираются в камни. Здесь выделяется холм со срезанной вершиной, на котором Хордос воздвиг Хордосион, прекрасный дворцовый комплекс из белого камня и построил себе мавзолей, обращенный фасадом к столице царства. В нем и был похоронен победительный военачальник, хитроумный и щедрый царь, талантливый строитель, который всю жизнь вел свое государство к мощи и процветанию.
Печальная весть о смерти Великого Хордоса достигла Египта, когда Иегошуа исполнилось одиннадцать лет. Будто бы Ангел Господень явился во сне Иосифу и сказал: встань, возьми Младенца и Матерь Его и иди во землю Израилеву, ибо умер тот, кого считали губителем для Младенца.
– Значит, – радостно решил Иосиф, – можно нам отправляться домой! Хордос так завещал, что безопасно для всех нас вернуться только после смерти его. Надо действовать.
Он взял семью и пришел в землю Израилеву и поселился в Нацерете. Воспитанный среди египетских евреев Иегошуа впервые оказался на родительской земле, среди соплеменников, пил воду свою и ел хлеб свой, а не иноземный. Дом Иосифа и родственники его приняли семью пропащую, Марию и ее детей…
Жизнь, вроде бы, текла обычно, но юноша Иегошуа всех удивлял познаниями и поведением своим. Каждый год родители с детьми ходили в Иерушалайм на праздник Песах. И когда Иегошуа был двенадцати лет, пошли, по обычаю, снова. В день священный сравнил Иегошуа Бейт Элохим древнейший столицы с храмом евреев в Египте. Чей помпезнее был, можно спорить, зато разглядеть их различия в существовавших порядках было нетрудно. Первыми здесь для посещения Бейт Элохим выступали богатые, следом шли люди с достатком, после народец попроще, далее вовсе простые, а после них уж совсем обделенные люди, которых даже на самый порог не пускала храмовая неподкупная стража. Ну, не то, чтобы вовсе уж неподкупная…
Отрок видел в Александрии, как людей уводили в сторонку, заставляя их ждать окончания церемоний, и потом лишь пускали в святилище опустевшее. Потому, что были те люди в лохмотьях, покрытые струпьями, смрад источали, кровью плевались и гной выделялся из чресел, и могли заразиться от них досточтимые сограждане. Бедным препятствий никто не чинил. И все были равными в храме еврейском в Египте.
Когда же, вернулись домой, не нашли Иегошуа в молодежной толпе, заволновались. Иосиф срочно вернулся по той же дороге в Иерушалайм и нашел своего пасынка в Бейт Элохим, сидящим, будто он равный, среди мудрецов и учителей, слушающих его и спрашивающих его. А мудрецы и учителя дивились разуму и ответам юноши. Но многие уже и сердились и раздражались из-за призывов молокососа поменять порядки в Бейт Элохим. В сущности, это дитя еще, твердило им:
– Еще раз говорю я вам: это храм Бога! Отделите в Бейт Элохим духовность от денег, а иначе разрушится дом этот, – говорил парнишка, когда земной отец его, Иосиф, схватил и выволок Иегошуа из помещения. Они тогда убежали от стражей, уже вызванных кем-то из фарисеев или саддукеев. Иосиф вовремя вернулся за сыном. Могли бы побить камнями до смерти. И всю дорогу домой поучал:
– Ты рано осознал, кто ты на самом деле, чей ты сын. Но в этом и опасность, которая тебя подстерегает в жестоком этом мире! Завоевать сердца людей и повести их за собой – это работа и стремление. Считай за счастье, что ты еще живой. Священники, наверное, уже назначили тебе казнь за критику Бейт Элохим. Еще не пришло твое время, но будет оно.
Служителей Бейт Элохим насторожило появление просвещенного парня, толковавшего религиозные взгляды очень похоже с иудеями синагоги Александрийской. Если догадаются о происхождении… Ведь мальчик возрастал с понятиями, что он – божество! Что отец его – отец небесный, то есть, владелец огромного мира. Небесами считались тогда не только небо, но и огромные расстояния на земле. Отец небесный – император римский.
Иосиф, спасая пасынка от разоблачения и расправы, отправил его, по случаю, в Индию. Туда, на восток, в далекие края отправлялись караваны и шли до самого желтого моря. По дороге в Индию любознательный отрок постигал верования народов, через земли которых лежал его путь.
Особенно юношу поразило могущество священников бога Мардука, чей храм находился на вершине холма. И там стояла кровать сына этого бога. В храм каждый день приносили обильную пищу и фрукты, умывали лицо изображения Бога. А каждую ночь приводили туда новую девственницу и возлагали на ложе сына божьего. Ночью всем запрещалось входить в этот храм, кроме звездочетов. И жители даже не подозревали, кто в действительности пользуется девушками и съедает подносы еды. Вот как держали жрецы свой народ в кулаке. Неплохо быть сыном Бога Мардука…
Евангелие от Кималая
В индийскую Кералу иудеи пришли во времена Соломона торговать слоновой костью, специями, павлинами. Это были купцы, а потом пришли иудеи, сбежавшие из ассирийского плена. Потом их прибавилось, когда уже другое поколение евреев освобождалось из вавилонской кабалы.
В какой-то момент пропал из каравана Иегошуа. Так уже бывало, что юноша отправлялся проведать храмы, исследовать обычаи и верования. Ушел на этот раз, и больше суток не было его. Купцы, чтоб не испортился товар, не стали больше ждать.
Так начались скитания, они же и учения Иегошуа в земле восточной.
– Как смел ты взять мою лепешку? – резко встав, вскричал мальчишка рослый, одаренный мышцами крепчайшими.
Ударил Иегошуа он по щеке. Всем показалось, будто этот сильный иностранец напрягся для ответа на удар, но он сдержался, чуть осунулся, и только взгляд свой смелый устремил в глаза обидчика. Сказал:
– Я заплатил за обучение, я думал, что мы все здесь равные. Возьми ее, лепешку эту. Не знал я, что она твоя, и думал, если вместе мы, то и еда у нас вся общая.
– Ты – иноземец, и знай свое здесь место. Берешь еду последним, понял?
– Но ваши старшие меня учили, будто все равны! Мы все равны пред Господом!
– Еще один придурок! Только иностранный.
Раздался громкий смех послушников могущественной секты.
– Ты – разве ровня мне? Я, Анупам, сын Бабара! А ты пришелец, и не должен брать со стола опережая нас, брахминов сыновей.
Мальчишки, бывшие при сцене этой, дружно и угодливо захохотали. Анупам привстал, отвесив Иегошуа оплеуху.
– А ты ударил по другой щеке! – воскликнули друзья обидчика, все дружно веселясь.
– А он другую и подставил! – всех снова рассмешил Анупам. – И кто тебе сказал, что надо щеки подставлять всем-всем подряд?
– Ваши брахмины.
– А ты хотел, смешной наш, уподобиться брахминам? Брахмин, конечно же, подставит щеку человеку из его среды. Но только тронь его кто-либо из других – получит сдачи. Вот так.
Глаза побитого, но не обиженного все еще иностранца стали как будто невидящими, он голову понурил и тер с усилиями лоб. Вокруг опять захохотали. А Иегошуа встряхнул своей побитой головой и воскликнул мученическим тоном:
– А почему бы всем не жить, друг друга уважая? Всем, всем? И щеки подставлять друг другу?
И вновь продолжилось веселье.
– Сказанул! Чтоб я подставил щеку жителю Непала? Я лучше уж проткну ее ножом, чтоб оплеуха недруга на лезвие наткнулась!
Иегошуа лежал на рваной выцветшей циновке, невольно слушал и запоминал зловредные, мирские рассуждения компании.
– Пускай поймет, кто есть такие мы, особенные люди, и есть другие всякие, и ничего тут не поделаешь. Приходил же Александр из Македонии, которого прогнали. Только мы здесь главные, и только через нас – к главенству путь лежит.
Черна, таинственна и столько же враждебна ночь в чужом краю лесистом. Джунгли ухают и свирестят, аукают и блеют… Орут, что силы есть, смешные обезьяны там, на деревьях… В пустыне близкой и родной совсем не так. Там тишина и тихий звон от собственных переливающихся мыслей.
– Очнись, – сказал Анупам.
И хохотнул, увидев, что Иегошуа открыл глаза.
– Скажи еще: все люди – равные.
– Все люди равные, – ответил, не задумываясь, парень, ожидая взрыва смеха. Стояла тишина. Все пересмешники уснули на своих циновках.
– Допустим, ты добьешься своего, все станут равными. Не разрушит это современный мир, который так хорош?!
– Мир мой будет краше. Потому, что не одни такие, как вы, в веселии пребудете, но и все остальные. Да будет так! Я верю.
– А если я убью тебя сейчас, никто и не узнает о таком безумстве, как равенство людей. И никогда не станут люди равными. Тебе не кажется? Раз – и все!
– Нет, будут. Потому, что снова я приду на землю. И будут все равны.
Анупам хотел уж посмеяться, только не посмел. Весьма и очень уверен в себе этот парень. Непонятная угроза таится в новом представлении о мире, которое выдумал иноземец.
– Но ты нарушишь уже сложившийся мир. Не жалко?
– Я не знаю… Справедливости хочу… Чтоб на пощечину мы, не задумываясь, смело могли подставить и другую щеку. И чтобы это был сильнейший для обидчика удар. Ему удар, хотя бьет он!
– Не понимаю.
– Я надеюсь, что поймете. Мне сложно самому себя понять. Но надо что-то делать. Мир катится ко злу. Кругом убийства и злодейства. Надо прекратить!
– Эх, парень. Тяжело тебе придется. Чтобы переустроить мир, надо Богом быть. Или хотя бы сыном Бога.
Иегошуа поднял на Анупама глаза. В них полыхало пламя.
– Ты прав! Надо быть сыном Бога!
– Убирайся, пока цел. Тебя сейчас выведут за ворота. И, если ты сын Бога, то выживешь. Тигры здесь очень голодные. Засуха, мало воды. Вот и ищут горячую кровь.
Парня потом подобрали последователи учения Кришны. В истории Кришны Иегошуа рассмотрел уже знакомые ему биографии Гора, Осириса, Аттиса, Диониса… Как все похоже! Мать Кришны девой была непорочной, при рождении появилась звезда на востоке, избивали младенцев, чтобы Кришну убить среди них, чудеса Кришна творил со своими учениками. А после смерти воскрес. Кришна мог умножать количество пищи или предметов, появляться одновременно во многих местах без физического тела, лечить больных накладыванием рук и даже поднимать «мертвого» к жизни. А еще уничтожать демонов и изгонять духов из одержимых.
Иегошуа учился, но спорил опять. Пытался понять, почему причаститься к Великому, к Истинам, дозволено избранным, а не народу всему. В мире все одинаковы этом, все на земле рождены и в землю улягутся. Так зачем же делиться народу на касты? Вместе живем, хватит еды и питья на столетия. Он спрашивал брахминов-учителей:
– Почему вы присвоили праведность только себе? А другие? Они тоже достойны жить так, как требует Бог. Ближнего и дальнего возлюбить, не убить, не прелюбодействовать, и другие истины можно проповедовать всем, жить на равных со всеми…
– Чужеземец, – ему отвечали во гневе, – не смей сокрушать с превеликим трудом сотворенное предками, освященное Шивой и Рамой. Не тому ты учился у нас. Уходи!
Когда он ушел, самый главный брахмин пожелал ему смерти:
– Он посмел перекладывать наши законы на всех. Нашу тайну, наше единство и братство придумал он распространить на всех окружающих в мире. Он хочет поставить вровень со мной какого-то грязного из долины, чтобы мог он сидеть рядом с нами и рассуждать. Наши заповеди и законы – только наши, и действуют только лишь в отношении нашей всесильной и правильной касты. Если он начнет проповедовать знания, выуженные у нас, он должен погибнуть.