– Не пытайся в гляделки со мной играть, все равно проиграешь. – усмехнулась она. Подалась ко мне и зашипела, как змея в человеческом обличье: – Но вот что я тебе скажу – твой дар не такой уж и редкий. Если я замечу, что ты строишь глазки моему мужу, я выкину тебя в окно, а взамен найду ему новую Искру, более кроткую и понимающую свое место в этом мире.
Пепельноволосая тут же выпрямилась и приняла невозмутимый вид.
– Не помню, Айлин, чтобы разрешал тебе бить мою Искру, – раздался за моей спиной холодный голос.
– Милый, это никак не скажется на ее даре, а вот язычок заставит попридержать. Эта нахалка мне дерзила!
– Вот как? – рассеянно отозвался Рэйст.
Леди Айлин вспыхнула, поняв, что ее клевета оставила супруга совершенно равнодушным. Подобрав юбки, она прошла мимо меня и скрылась в лабиринте коридоров.
Граф Рэйст подошел ко мне и, не успела я и моргнуть, как на моем запястье защелкнулась браслет – тонкая полоска белого металла без камней и узоров. Я гадала, что это означает. Уж точно не милость Рэйста и его подарок за мои красивые глаза. Быть может, именно этот браслет – связующее звено между нами, лордом и его Искрой и именно он не позволит мне противиться воле Рэйста.
И только после сплетения меня отпустили. Солдаты Ареса исчезли, их место заняли слуги, которые показали мне мою комнату. Я читала в их взглядах сожаление и участие, но ни то, ни другое не могло мне помочь.
Вопреки невольно возникшим опасениям, держать меня в какой-нибудь каморке в подвале или чердаке не собирались. Напротив, моя комната – с роскошным трельяжем, креслом у окна и кровати под бархатным балдахином – была прекрасна и по размеру превосходила наши комнаты с Лили вместе взятые. Но что и говорить – великолепие моей обители совершенно не радовало меня.
Взять и повернуть время вспять, чтобы всего этого не случилось…
Глава четвертая. Гвендолин
Этой ночью мне не спалось – слишком ощутимой была ярившаяся в тесноте души тревога за Лили. И боль утраты, успокоить которую не могло даже время. И все же… эта боль и тоска по отцу странным образом придавали мне сил – сил для борьбы. Я знала – я не могу умереть, не отомстив за смерть отца.
Я ворочалась в бесплодных, несмотря на усталость от бесконечно долгого дня, попытках принять удобную позу и наконец уснуть. Сдавшись и поняв, что сон не спешит забрать меня в свои уютные объятья, встала. Накинула пеньюар и, осторожно приоткрыв дверь спальни, выскользнула в коридор.
Я не знала, куда иду, просто прислушивалась к своим тихим шагам и изучала погруженный в полумрак дворец. Длинный коридор привел меня к балкону. Отсюда открывался чудесный вид на лес и горы. Стало вдруг так тоскливо… Что видит Лили, глядя в окно своей обители – где бы она ни находилась? Как обращаются с ней?
Лили хрупкая, нежная, как прелестный цветок с тончайшим стеблем, которые так легко могут переломить чужие грубые руки. Если кто-нибудь ее хотя бы пальцем тронет… Когда я найду сестру, им не поздоровится.
Стоя на балконе в тонкой ночной рубашке и накинутом поверх шелковом пеньюаре, я дрожала от холода, продуваемая ветром, но покидать свой островок свободы не спешила. Луна… такая огромная, она, казалось, занимала полнеба. И в ее умиротворяющем свете я вдруг почувствовала, что справлюсь со всем. Что все это – не конец, а лишь начало моего пути. Пути, где мы с Лили обязательно будем вместе.
Я прикрыла глаза – так, чтобы оставалась тонкая щель, сквозь которую я не видела ничего, кроме лунного лика. Чувствуя ветер, холодящий кожу и играющий моими волосами, я представляла себя птицей, взмывающей ввысь, рассекающей своими крыльями серебристо-черничное небо.
– Простудитесь… – Вдруг раздался за моей спиной чуть хрипловатый голос.
Сердце почему-то застучало быстрее – не от испуга, а от бархатных ноток в голосе незнакомца. Я порывисто обернулась. У говорившего были небрежно уложенные темные волосы и внимательный взгляд. Аристократичные черты лица, прямая осанка, и некая уверенность, спокойное достоинство, сквозившее в каждом его жесте – все это выдавало в нем принадлежность не к слугам, а к тому, кто привык ими повелевать. Когда он приблизился ко мне, я разглядела, что у него зеленые глаза и морщинка меж бровей. Казалось, он редко улыбался, но часто хмурился. А жаль… Улыбка сделала бы его лицо еще привлекательнее.
Я мысленно обругала себя. Да что вообще на меня нашло?
Незнакомец сделал шаг мне навстречу, подался вперед – казалось, что он хочет заключить меня в объятия… и поцеловать. Щекам стало жарко, а сердце забилось в груди раненой птицей. Горячие руки коснулись моих плеч и… накрыли их плащом, который снял с себя зеленоглазый. Задержал на мгновение руки на моих плечах, и казалось, что он действительно меня обнимает.
– Нельзя, чтобы увяла такая красота, – прошептал он.
Мне стоило большого труда выровнять дыхание и ответить спокойно, буднично:
– Но разве во дворце нет целителей?
Незнакомец усмехнулся одним уголком рта. Опустил руки, и вдруг стало холодно – несмотря на укрывающий меня плащ. Я поплотнее в него закуталась.
– Спасибо, – пробормотала я.
– Это самое малое, что я могу для вас сделать, леди.
И снова этот обольстительный бархатный тон, и чуть насмешливый взгляд, под которым вновь стало жарко. Я физически ощущала притяжение между нами – будто чьи-то чары тесно переплели наши жизненные нити и теперь я была неразрывно связана с ним. И судя по блеску в глазах цвета молодой листвы, он ощущал это тоже.
Проклятье.
Я нахожусь в стане врага, я похищена и лишена свободы. Мне не должно быть никакого дела до человека, чьего имени я даже не знаю. До чужака, как вихрь ворвавшегося в мою жизнь.
– Как ваше имя, леди? – шепнул незнакомец. Незнакомец, о котором я немедленно должна перестать думать!
Но как это сделать, когда он стоит всего лишь в полушаге от меня? Когда изучает меня взглядом подобном вате – мягком, обволакивающим? По тому, как взгляд темноволосого скользил по моему лицу, казалось, что он хочет запечатлеть мой образ в своей памяти. Или я все это придумала сама?
Наверное, луна так на меня влияла, что я становилась сама не своя. Во всем виновата луна…
– Гвендолин Меарк, – ответила я. На губах появилась невольная усмешка – за один только день я называла свое имя уже в третий раз.
– Лоуренс.
И все – ни титула, ни фамилии. Я открыла было рот, чтобы спросить, но… мой знакомый незнакомец меня опередил:
– Какая прекрасная луна, не правда ли?
Стоя рядом, касаясь друг друга плечами, мы смотрели на небо. Я знала, что настанет час, когда придется вернуться в свою искромсанную жизнь, строить план мести и план побега из золоченой клетки. Но пока я наслаждалась свободой – пускай, лишь ее иллюзией – и луной. И радуясь – и злясь на себя за эту радость – что первую ночь своей новой и непростой жизни я встречаю не одна.
Своим молчаливым присутствием Лоуренс словно перенял часть моих тревог, будто мы разделили их поровну, и мне стало немного легче. И пусть я знала, что все это пройдет, когда утро сменит ночь, я была рада этой недолгой отсрочке.
Когда чернильную густоту неба разбавили яркие краски рассвета, настала пора прощаться.
– До новой встречи, Гвендолин.
Я сняла плащ, протянула ему, но Лоуренс лишь помотал головой.
– Отдадите его в нашу следующую встречу, – улыбаясь, сказал он.
И ушел, не оборачиваясь, чтобы несколькими мгновениями позже раствориться в лабиринте коридоров. А мне ничего не оставалось делать, как вернуться к себе – в огромную и роскошную спальню, ставшую мне тюрьмой.
Глава пятая. Лили
Нескоро мы прибыли в земли моего нового хозяина. Он посадил меня на лошадь позади себя, но руки привязывать не стал – понимал, что мне никуда от него не деться. Я смотрела по сторонам, но практически ничего не видела, пребывая в оцепенении. Страх, боль, ненависть, злость – все смешалось в безумную смесь, разрушительную для моего разума, но, к сожалению, безопасную для всех остальных.
Я не помнила, сколько времени заняла дорога – была настолько вымотана и подавлена, что умудрилась задремать. Меня мучил голод, но я бы предпочла, чтобы это путешествие длилось бесконечно, а мой новый дом – или, точнее, моя новая тюрьма, всегда оставался недосягаемой целью. В пути, из разговоров сопровождающих меня мужчин, я и узнала имя того, кто выкупил меня. Гаен Воргат, глава одного из враждующих в Непримиримых Землях домов.
И если первые часы я действительно была совершенно безучастна к происходящему, то потом лишь только делала вид, на деле же прислушиваясь к негромкой беседе Гаена Воргата и его сопровождающего – как я поняла, боевого мага дома Воргат. Я пока еще не знала, как мне выбраться из опутавших меня пут, но наказала себе запоминать все, что услышу.
Правда в том, что я понятия не имела, что мне делать, но… я твердо пообещала и папе, и самой себе, что не стану покорной рабой, не смирюсь со своей участью. Я буду бороться. До последнего. Не только ради себя и ради того, чтобы вновь стать одной семьей с Гвендолин, но и в память об отце. Он погиб от руки Ареса оттого, что бросился меня защищать. Я никогда этого не забуду и никогда себе этого не прощу. Если я и могу что-то сделать для папы, это… не умереть и не сдаться. Сделать все, чтобы его жертва не была напрасной.
Поэтому, помня о словах отца, я навострила ушки и впитывала услышанное – все, что могло мне помочь узнать моего тюремщика.
Из беседы Воргата с боевым магом удалось подчерпнуть немногое. Междоусобные войны в Непримиримых Землях и непосредственно в Рейарке, куда мы, судя по всему, и направлялись – привычное дело. Из разговоров стало ясно, что дом Тинар давно присматривался к дому Воргат, строя планы по его завоеванию, но прежде не осмеливались приступить к их исполнению. Совсем же недавно дом Тинар наслал на дом Воргат четырех магов. Как я поняла, тесное сотрудничество со Слепым – тем же самым, что распознал в Гвендолин дар Искры – помогло Воргату подготовиться к нападению. В итоге магам Тинара пришлось отступить, перед этим смертельно ранив мага дома Воргат. У Гаена в распоряжении осталось только два мага, довольно молодых и не слишком опытных. А нанимать новых было непозволительной роскошью – боевые маги в служении стоили в разы больше практически бесполезных рабынь. По всему выходило, что дом моего нового хозяина сейчас был уязвим, как никогда.
Не скажу, что это был повод для радости – если на дом Воргат нападут и убьют его главу, то меня просто заберут как трофей. Законы элькхе весьма жестоки – не зря даневийцы прозвали их варварами.
Когда мы прибыли, Воргат приказал мне слезть с лошади, что я и сделала довольно неловко. Боевой маг открыл перед ним входную дверь. Немолодая служанка, старательно глядя в пол или в грудь хозяину, но не в его глаза, выслушав приказ, отвела меня в комнату под лестницей, а затем исчезла, предоставив меня самой себе. Я с полным равнодушием бродила по комнате, периодически замирая у окна, за которым притаилась украденная у меня свобода. Повсюду на страже стояли маги, а вокруг дворца простирались опасные для меня земли. Бежать мне было некуда.
Опустившись на пол возле комода, я закрыла лицо руками, чувствуя в душе полнейшее опустошение. Сидела так до тех пор, пока не услышала приближающиеся шаги. Поднявшись, я села на кровать – не могла позволить Воргату видеть мою слабость. По крайней мере, не сейчас.
Но в комнату вошла все та же рабыня с подносом в руках. Через открытый проем я видела маячившего у моей комнаты мага в синем балахоне. Неужели его приставили присматривать за мной? Смешно, честно говоря – неужели они думают, что, пообедав, я решу сбежать?
В присутствии верного стража Воргата служанка не посмела бросить на меня хотя бы мимолетный взгляд. Рабыня ставила передо мной тарелку – два худых ломтя мяса, яблоки и горбушка чуть зачерствевшего хлеба. Что и говорить, вскоре ничего из этого на столе не осталось. Улучив момент, я беззвучно сказала ей: «Спасибо». Ее это сильно удивило, но ответить рабыня побоялась, лишь мимолетно улыбнувшись в ответ.
Когда я наконец осталась в одиночестве, то тут же растянулась на неудобной кровати, поджав ноги и положив сложенные ладони под голову. Я запрещала себе плакать, как бы ни был велик соблазн выплеснуть свое отчаяние вместе с солеными слезами. В памяти мгновенно всплыло лицо Гвендолин – словно она все это время призрачной фигурой стояла за моим плечом, чтобы оказаться рядом именно тогда, когда я отчаянно этого желаю. Увы, если бы все фантазии сбывались… Папа называл меня фантазеркой, которая предпочитает жить в собственных грезах, нежели в продиктованной кем-то свыше реальностью. Он никогда не ошибался…
Я ведь даже не знаю, где сестра сейчас и что с ней. Неужели ей действительно пришлось стать Искрой Рэйста – мерзкого некромага, одному из людей, которым Арес обязан своим новым титулом? Я не знаю, что хуже, но… Если я могла заставить себя играть роль послушной куклы, то Гвендолин… она дерзкая, своевольная, упрямая. Я боюсь, как бы она не зашла далеко в своих попытках противиться навязанной ей игре.
И да, я слабее, чем Гвендолин. Я не способна сказать обидчику резкое слово, не способна ударить – ни магией, ни собственной рукой. Я всегда считала, что мира можно добиться только миром, а добра и счастья – только добром. Но что, если я ошибалась?
Я нахожусь на чужой земле, вынуждена жить по чужим законам, вынуждена отдать свободу в руки человека, которого впервые вижу. Что, если война – единственный способ вернуть все, что у меня отняли? Прежнюю жизнь, Гвендолин, свободу…
Если так, то я найду в себе силы подняться с колен и бороться. Забыть о мире и встать на тропу войны, до последнего защищая свое право на счастье.
Глава шестая. Гвендолин
Целый день я бродила по дворцу, провожаемая цепкими взглядами стражей, и не знала, чем себя занять. Болтала со слугами, почуявшими во мне родственную душу. Горькая насмешка судьбы: по происхождению я была ближе к той же леди Айлин Рэйст, нежели к дворцовым слугам, но наш дом, некогда влиятельный, после затяжной войны Ареса и Ингвара обнищал.
Не только наш род, род Меарк, это коснулось.
Война двух магов за Даневию подкосила герцогство. Оставила на земле уродливые шрамы – нищету и болезни, вызванные магическими чарами. Помню, как я мечтала о том дне, когда война наконец прекратится… но стало еще хуже. Гораздо хуже. Арес оказался жестоким правителем, которому были чужды беды обычных, лишенных дара, богатства и власти, людей.
Сплетение и вовсе сделало меня бесправной и полностью зависимой от воли графа Рэйста. Но смириться с подобным положением дел я была совершенно не готова.
Признаюсь – бродя по дворцу, где-то глубоко в душе я надеялась, что в одном из коридоров увижу Лоуренса. В памяти всплывал его образ – отчетливый и яркий, будто виденный мной воочию мгновение назад. Темные волосы и открытый взгляд зеленых глаз, военная выправка и властная уверенность, скользящая в каждом жесте.
Но… увы. Дворец был слишком велик, чтобы случайное столкновение с ним стало возможным.
Как и в прошлую ночь, я не могла уснуть. Убеждала себя, что это никак не связано с тем, что я хочу увидеться с Лоуренсом снова. Это ведь так глупо – думать о малознакомом мужчине тогда, когда моя жизнь разлетелась на мельчайшие кусочки. И я старательно не думала о нем, пока не почувствовала, насколько удушающим стал воздух в моей спальне. Я больше не могла находиться здесь, раздираемая на части кошмарами прошлого. Стоило мне закрыть глаза, и перед моим внутренним взором вставало ошеломленное лицо отца, понявшего, что за порогом его ждет сама Смерть. А затем его сменяло лицо Лили, узнавшей, что ее отправят на невольничий рынок. Ужас в огромных глазах, прозрачная дорожка на алебастровой щеке…
Не выдержав, я откинула одеяло. Облачилась в пеньюар, поколебавшись, взяла в руки плащ и уже знакомой дорогой добралась до балкона.
Лоуренс ждал меня там – облокотившись на резные каменные перила, вглядывался в темноту за пределами дворца. Мои шаги были очень тихими, но он все равно их услышал. Обернулся и улыбнулся мне, как старой знакомой.